— Ну и что из этого?
— А то, что можешь владеть собой. А я дурак…
И он снова посыпал края кружки и отпил пива…
— Сколько раз давал себе слово… Сколько раз пытался разорвать с этим прапорщиком Магомедом… и не могу. Ведь знаю, что нехороший он человек, подлый, но не могу.
— Чем же он тебя так привязал? — глубоко вздохнув, заметил Скобелев. — Стаканчиком?
— Глупо, конечно… — Субботин облокотился на руку, задумался. — Глупо…
Он вспомнил, что в последнее его дежурство по части тоже произошло ЧП. Магомед навязал ему своего сержанта начальником караула. Ночью из складов исчезло несколько ящиков с патронами и кое-какое оружие… Все пломбы на месте, а патронов как не бывало.
И виноватых нет. Никто не виноват, в том числе и он. Но все же он боялся, что его накажут, хотя придраться было трудно — пломбы-то на месте… И хотя майора не наказали, но чувствовал он себя плохо. Каким-то внутренним глубоким чутьем понимал, что без Магомеда здесь не обошлось… Потом этими же боеприпасами стреляют в пограничников!
После дежурства он здорово хватанул местной горилки, и ночью, встав опорожниться, стукнулся глазом о тумбочку.
— Мой тебе совет, старший лейтенант, — вдруг с горечью произнес майор Субботин. — Не якшайся с Магомедом. Сторонись его. Это… Одним словом, мафия. Он здесь свои делишки обделывает, а мы, закрыв глаза, ничего не видим… А почему? Боимся! Мы всего боимся! А они, как спрут, нас постепенно обволакивают…
— Много ты ему задолжал? — неожиданно, нахмурившись, спросил Пашка Скобелев.
Майор молча допил кружку.
— Какое дело, кто кому должен. Я о другом. Я о мафии…
— А я о долгах, — спокойно заметил ему Скобелев.
41
Когда Глеб Сухомлинов не ночевал дома, вместо него приходил солдат: Маша боялась одна и, постелив солдату в передней, чувствовала себя спокойно.
В эти дни на заставе было невероятно тихо, и она даже побаивалась, как бы «не сглазить».
Маша читала книгу и думала о своих прежних временах: сейчас девичья жизнь казалась смешной, незримо далекой и даже во многом наивной…
«Многое мы по молодости не понимали».
Она глянула в окно и увидела солдата-почтальона. Маша отложила книгу и сама пошла встречать его.
Конечно, письмо от Димки Разина. Все тот же размашистый неудовлетворенный почерк, которым он всегда писал им письма.
Она быстро распечатала конверт и ужаснулась от первых же строк…
«Глеб, Машенька, мои любимые люди, ну вот и все кончено, хуже и не придумаешь! Нет уже прежнего Димки Разина, разбитного фасонистого пацана… А есть Разин, который прикован к госпитальной постели и который теперь смотрит пустыми глазами в недавно побеленный потолок палаты. Я уже не плачу, я уже отплакался…»
У Маши навернулись слезы. Вот этого она никак не ожидала. Взглянула в окно. Оттуда лилось солнце, так что в комнате становилось жарко.
«Димка, так что же с тобою?»
Маша боялась читать дальше. В конце концов, преодолев себя, она быстро побежала глазами по строчкам…
Димка писал, что он тяжело ранен, у него перебита нога и что, возможно, ему ее отнимут… Думать об этом, конечно, больно, но такова его судьба. Видимо, на роду так написано…
С левой рукой — тоже неважно. Она повисла как плеть… В общем, он выпишется из госпиталя калекой, и тогда для него начнется жизнь инвалида.
Маша в отчаянии ходила по комнате. Она не верила ни одной строчке. Конечно, он все придумал, чтобы разжалобить ее…
И в то же время глубокое чувство больно било по сознанию — вероятнее всего, это правда!
Маша не выдержала и полная беспокойства пошла на заставу.
Глеб сидел в канцелярии с Романом Босых.
— Ты что? — удивился он, зная, что Маша редко когда заходила в заставский корпус.
— Письмо от Димы Разина. Я ничего не понимаю… и понимать не хочу.
Глеб быстро прочитал письмо.
— А чего здесь не понять. Все ясно как белый день. — Но губы его задрожали.
— Но почему так? Почему так? — заплакала Маша.
Глеб тяжеловато встал.
— Пойдем на воздух, Маша, здесь страшно душно!..
Они вышли на заставское крыльцо.
— Что можно сказать? Если это правда… А это правда, — подтвердил Глеб, — здесь и штемпель госпитальный… Надо, Маша, немедля ему написать письмо…
— Что написать-то, Глеб?
— Поддержать как-то… Знаешь, он там пишет, что домой не поедет. Калекой домой не поедет, так как делать ему там нечего! Так что ж, пусть, Маша, приезжает к нам. Здесь такой обжигающий запах гор… Да ему здесь понравится. Нам он не помешает. Все ж друг он нам или кто?
У Маши закружилась голова. Ей стало плохо… Глеб схватил ее за плечи…
— Дежурный, быстро нашатыря…
42
Назирет жила у тетки. Там было поспокойнее. Домой она приходила лишь изредка. А с тех пор, как частенько стал наведываться Магомед, совсем старалась не показываться…
Но Магомед, видимо, не дурак: без особого труда выследил, где скрывалась Назирет. Сам он этим не занимался, все поручил одному парню, обещая ему хорошо заплатить… Парень намаялся, пока действительно не понял, что скрывается девушка у тетки, о чем тут же и сообщил Магомеду.
Магомед появился внезапно с двумя приятелями и, сразу найдя, где живет тетка, стал запугивать девчонку.
Тетка стала было заступаться, ругать, кричать на Магомеда и плакать, но ее быстренько успокоили: связали руки и ноги, а в рот засунули тряпку…
Назирет посадили в иномарку и увезли из кишлака.
Парень, предавший девчонку, был обижен: Магомед не заплатил и половины того, что обещал. Обиженный парень пожаловался на это соседу, таджику лет сорока.
Тот обругал его «дешевкой» и побежал к Ризвану. Сказал все, что ему передал глупый мальчишка.
— Что же получается, Ризван?! Если такое будет продолжаться, весь кишлак поднимется и мы перестанем ходить в «караван».
Ризван испугался. Если взбунтуется кишлак… Махмуд такого не простит ни Юсуфу, ни ему, Ризвану… Ризван не хотел быть в положении Худжи.
Он приказал, чтобы ему доставили парня. Тот смело показал дорогу, куда увезли Назирет.
— Не волнуйтесь, земляки, — уверил Ризван. — Мы их из-под земли достанем и приведем к Махмуду. А Махмуд знает, — и Ризван ухмыльнулся, — что им сказать…
Ризван, прихватив своих приближенных и парня, выехал вслед за Магомедом…
Магомед собирался выкрасть Назирет как невесту. Он привез ее к одному из своих старых приятелей и сказал ей:
— У нас здесь передышка. Выпьем вина, побалуемся с тобой в постели, да и в дорогу. Ты должна знать, Назирет, убежать от меня невозможно, а если будешь пытаться, упрячу в далекие горы, а то и дальше — в Афган…
У Назирет уже высохли слезы. Она не собиралась становиться женой ненавистного ей Магомеда. Но решила схитрить…
— Зачем меня прятать, Магомед? Ведь можно и по-хорошему. Попросить отца…
— Знаю твоего отца! Твой отец не согласен. Да и где твой отец? Я не знаю, где твой отец. Может быть, в каком-нибудь ущелье его шакалы доедают!
Выпив с друзьями вина, Магомед пришел в спальню, где находилась Назирет и с негодованием и кулаками набросился на нее:
— Почему ты меня не ждала как мужа. Почему не расстелена постель и ты одета, как будто собралась от меня бежать…
Здоровенный Магомед одним ударом свалил девчонку на постель…
— А ну быстро расстели, как я приказал… Я тебя научу жить по нашим законам.
У Назирет из нижней губы сочилась кровь. Не обращая внимания на боль, она стала выполнять приказания Магомеда. Но план в мозгу уже созрел… Пока Магомед отсутствовал, она наткнулась в спальне на кинжал: он висел за ковром и, видимо, принадлежал хозяевам. Назирет быстро перепрятала его под матрацем. И теперь ждала только случая. Магомед, видя, как послушно повела себя Назирет, даже успокоился и, повернувшись к ней спиной, стал раздеваться…
Этого оказалось достаточно для прыткой козочки Назирет. Она выхватила кинжал и вонзила его между лопатками Магомеда. Тот вскрикнул от неожиданной резкой боли…
Магомед корчился на полу. Не испугавшись крови, Назирет вытащила кинжал и вонзила его еще раз…
— Ты мне не муж, — сказала Назирет умирающему Магомеду. — Ты просто шакал.
Она сумела открыть створку окна и выпрыгнула в сад, пока приятели Магомеда, перейдя из зала на кухню, продолжали пировать…
Ризван не успел подоспеть к развязке. В доме его встретили радостно, как старого кунака.
— Я выполняю распоряжение Махмуда, — жестко заметил Ризван и не притронулся к вину и закуске. — Где Назирет? Я должен немедленно доставить ее Махмуду.
Гости растерялись. Кто-то сказал:
— Приказ Махмуда — закон. Махмуда никто не посмеет ослушаться.
— Так где же Назирет?
— Она в спальне с Магомедом. У него с ней брачная ночь.
Ризван криво усмехнулся.
— Все за мной, — строго сказал он. — Будете свидетелями.
Ризван бросился через зал в спальню. И остолбенел: Магомед лежал на ковре, вытянув свои большие и неуклюжие ноги. На безжизненном лице застыли недоумение и горечь.
43
Пашка Скобелев сказал Парамоновым, что он хочет повидаться с четой Сухомлиновых и потому поехал на заставу. Тарасик тихонько толкнул брата:
— Не иначе, как Пашка собрался жениться.
Скобелев почесал затылок.
— Жениться — не напасть, как бы женатому не пропасть.
Парамоновы были правы. Скобелев, пожалуй, решил, что Маша да и Глеб посоветуют ему что-нибудь толковое: сам он во многом сомневался…
На заставе, увидев Пашку, Глеб Сухомлинов заметил:
— Когда жмешь в гости, предупреждай, а то ведь у меня даже простой бутылки пива нет.
Пашка жмурился от солнца.
— Знаю, на заставе сухой закон. — И вынул из пакета бутылку шампанского. — Специально, Глеб, для твоей супруги.
Глеб покрутил в руках бутылку.
— «Абрау-Дюрсо», — поразился он. — Ну ты, Пашка, мастак! Вот моя обрадуется…
Они сидели за столом, и Маша, до этого хлопотавшая на кухне, обрадованно тараторила: