Назирет весьма раскрепощенная девчонка. После Магомеда она сказала себе: «Все равно я теперь женщина… Я могу поступить с собой так, как хочу, и Аллах простит меня и поймет мое девичье состояние…»
Видимо, действительно Аллах ее понял, так как она сама нашла этого «малолетку» и сказала ему, чтобы он пришел в потайное место. Он пришел, и она, обняв его, сказала:
— Знаю, ты хочешь стать мужчиной. Так что делай со мной все, как велит Аллах, когда мужчина страшно хочет женщину.
И он сделал все, что хотел. Он насладился так, как хотела Назирет. На прощание она поцеловала его в губы и сказала:
— Береги это новое ощущение… А я тебя не забуду.
Когда она об этом рассказала Маше, та поразилась характеру этой упрямой дивчины. Смелая, ничего не скажешь, смелая…
Раджаб отправил дочку в Самарканд, подальше от греха.
Она уехала незаметно для всех, в кузове пограничной машины, которая шла за продуктами в отряд… Уехала, чтобы случайно не увидели ее лица.
Но Раджаб говорил всем, что дочку отправил в Куляб к тетке: она там будет учиться на портниху…
Люди Махмуда пришли ночью. Была она дождливой и с грозой.
Контрабандисты такие ночи любят, а гроза у многих из них считается хорошим предзнаменованием.
Они пришли с товаром и затерялись в окрестностях. Найти их было почти невозможно, но и пограничники, как говорится, еще не теряли надежды.
Неожиданно утром на заставу пришел тот самый «малолетка», который так понравился Назирет. Он стал требовать, чтобы часовой его пропустил к начальнику заставы.
В конце концов о нем доложили Сухомлинову. Старший лейтенант приказал пропустить и проводить его в канцелярию.
— Меня никто не посылал, — заявил «малолетка». — Я на заставу пришел сам. Возьмите меня на службу к себе, не ошибетесь…
— И кем же мы должны тебя взять? — немного удивился Сухомлинов.
— Пограничником…
— Хорошо, пограничники нам нужны, — согласился Глеб. — Но ты скажи хоть, как звать-то?
— Ахмет. — У мальчишки белые-белые зубы, черные выделяющиеся глаза и смелая, с ямочкой на щеках, улыбка.
— А лет тебе сколько?
— Почти пятнадцать.
Сухомлинов задумался.
— Ничего не скажешь, на вид ты крепкий.
— Ахмет сумеет постоять за себя. Он любую тропинку в горах знает… Он верткий как змея. Уж кто-кто, а контрабандист от него не уйдет.
Сухомлинов и здесь согласился.
— Нам такой пацан позарез нужен. — И Глеб провел рукой по горлу. — Ты мне по всем статьям понравился. Но взять не можем. Только с восемнадцати лет. Вот подрасти, а мы за это время подумаем.
Ахмет явно огорчился. Брови его гордо насупились.
— Тогда сам буду бороться с контрабандистами.
— Самому в одиночку не советую. И опасно, и глупо. Ну, а если умно поможешь… ради Бога!
Мальчишка оживился. На его лбу даже выступили капельки пота.
— Я знаю, где сейчас прячутся контрабандисты.
— Какие контрабандисты?
— А те, что перешли сегодня ночью.
— Вот как… — Глеб выжидательно смотрел на Ахмета.
— Я их выследил… Они в кошарах застряли, — быстро выпалил Ахмет и опять горделиво посмотрел на старшего лейтенанта.
— Ладно, Ахмет, — улыбнулся Сухомлинов. — Так и быть. Приходи к нам. Будешь первым ЮДП.
Тревожную группу выбросили к подножию гор. Старые плетеные кошары, которые чаще всего использовались летом в самую жару, во многих местах развалились и были похожи на груды выброшенного хлама.
Люди Махмуда спали крепким сном. После удачливого преодоления границы, они «хорошо подзаправились». И, как обычно, «подзаправившись», стали выяснять отношения. Такие выяснения нередко заканчивались драками и кровью… На этот раз все обошлось благополучно, не считая ножевой раны, которую получил молодой, наиболее задиристый контрабандист. Разорвав рубаху, ему перевязали рану, и он, успокоившись, теперь задорно похрапывал…
Появление пограничников было неожиданным. Захваченные врасплох, бандиты и не сопротивлялись…
Прапорщик Буткин и несколько солдат быстренько подняли их с глиняного пола. Прижав к стенке, обыскали на оружие и, собрав всю наркотическую отраву в мешок, отправили ее на заставу.
Люди Махмуда чего-то не понимали… Они стояли хмурые и опечаленные. После удачной ночи такой развязки никто не ожидал.
46
Махмуд был уверен, что удачливости ему не занимать. Несмотря на активность пограничников, поток наркоты и оружия шел своим чередом, и если и были потери в товаре и людях, то это его мало смущало: их бизнес, как нередко говорил он, требовал жертв.
На этот раз Карим приехал к нему не один, а с человеком, прибывшим с Кавказа. Обменявшись любезностями, как единоверцы, они сели в кружок на большом персидском ковре и, отпивая неторопливыми глотками чай, заговорили о деле.
— Пока была заваруха, — сказал человек с Кавказа, — нам страшно везло. Оружие требовалось всем. Его покупали за бешеные деньги. Теперь на оружие пошел спад.
— Это временно, — авторитетно заявил Карим.
Человек с Кавказа вежливо улыбнулся.
— Мы тоже так думает. Но я приехал сюда за тем, чтобы просить об увеличении потока наркоты… На Кавказе для нее сейчас как никогда сложилась благоприятная обстановка.
— Мы это сделаем. Мы умножим товар. Но прежде важно пресечь предательство. В наших рядах много случайных людей, которые ведут себя бесшабашно… А это влияет на кишлаки, которые под нашим контролем. Если дехкане открыто пойдут против нас, «серебряный караван» перестанет существовать. Ибо кишлаки перейдут на сторону пограничников. Мы сидим на острие ножа… Мы должны заигрывать и карать тех, кто нам мешает…
Сказав это, Махмуд встал с ковра и позвал Юсуфа.
Тот словно ждал и тихо, кошачьей походкой вошел в комнату.
— Вот что, Юсуф, тебе предстоит большая командировка. — Юсуф нагнул голову в знак признательности и продолжал внимательно слушать босса: — Ты поедешь с этим человеком на Кавказ. Много неувязок на пути «серебряного каравана». Их необходимо устранить, Юсуф.
Махмуд пригласил Юсуфа к общей компании, и тот, искоса взглянув на Карима, осторожно сел на ковер. Махмуд подал ему пиалу. Юсуф налил себе густого чаю. Прерванный разговор вошел в обычное русло…
Во дворе послышалась стрельба. Махмуд повернул голову, нахмурился:
— Разберись, Карим. Что там еще?
Карим быстро вышел. Но, вскоре вернувшись, озабоченно сказал, что воюет там какой-то дехканин из соседнего кишлака.
Махмуд встал и сказал, что он сам поговорит с ним. И Махмуд вышел во двор. Перед ним стоял длинный сухой мужчина с орлиным взглядом.
Махмуд сердито спросил:
— Почему кишлак отказался идти в «караван»?
Таджик в национальном полосатом халате выдержал гневный взгляд Махмуда.
— Твои люди ведут себя в кишлаке хуже шакалов. Чего же ты хочешь, Махмуд?
Махмуд постоял в раздумье.
— Карим, поезжай в кишлак. Поговори с людьми по-человечески. Перед всеми расстреляй любого «нашего», если он этого заслуживает. Слыхал, что сказал Махмуд?
Таджик усмехнулся.
— Ну это другое дело.
Махмуд вернулся к чаепитию.
— Юсуф, когда появятся хорошие отношения с пограничниками? Мы устали ждать «зеленого коридора».
— Много сложностей, — вяло оправдывался Юсуф. — С заставы офицер, на которого мы поставили, трудный орешек… Нужно время.
— У нас нет времени ждать, — нахмурился Махмуд. — Пойми это, Юсуф… У нас нет времени. Не верю, чтобы офицеры не любили девочек. Не верю, чтобы офицеры не любили деньги.
Юсуф смутился и посмотрел на кавказца. Тот щурился, так как лучи солнца били ему в глаза.
Махмуд удовлетворенно причмокнул.
— Мы ждем, Юсуф!
47
Димка Разин ждал этого дня все это время. Когда главный врач делал обход палат, он часто задавал один и тот же вопрос:
— А как там насчет выписки?
И всегда получал один и тот же ответ:
— Рановато, молодой человек, рановато.
Главный врач, маленький, кругленький, чем-то похожий на сказочного колобка, с узенькими рыжеватыми усиками, не любил смотреть в глаза больным — всегда шастал своим взглядом где-то поверху…
Димка потом объяснял палате эту каверзную привычку врача:
— Ну как же иначе! Как же смотреть в глаза, когда все это время приходится вешать лапшу больному, выкручиваться…
Но на этот раз «колобок» со значительным видом посмотрел в глаза Разину.
— Ну, вот и все, молодой человек. Подлечился, окреп, пора и в свое гнездовище…
Димка понял: его выписывали.
Он собрал свои вещички. На складе ему подобрали нормальную симпатичную палку. Димка ходил с палкой, хотя лечащий врач уверял его, что это временно: через несколько месяцев он ее просто выбросит. Разину хотелось верить в это… и он верил, что через некоторое время будет бегать, как афганская борзая…
Димка Разин поехал на заставу. Постоял у кромки моря. Вынул мелочь и бросил ее в парную воду.
— Кто знает… Глядишь, вернусь.
Потом пришел в канцелярию, выпил на посошок с начальником заставы. Тут пришел шофер и сказал, что машина в аэропорт готова.
Димка встал, опершись на палку.
— Спасибо этому дому, полетим к другому.
Разин летел в транспортном самолете пограничных войск с пересадкой в Москве, где он задерживаться не собирался, потому как настроился на Душанбе.
В аэропорту он встретил знакомого летчика.
— О, это ты! — увидев Разина, резонно удивился тот. — А мне сказали, что какой-то… (Он, видимо, хотел сказать «инвалид» и поперхнулся.)
Косо посмотрел на прихрамывающего Димку.
— Хочешь, я тебе один анекдот расскажу.
В Москве Димка позвонил Сане Вербицкому. Разговор по телефону был коротким: просто Разин объяснил ему, что летит в Душанбе.
— Ты где? — вдруг оживился Саня. — На военном аэродроме? Знаешь, я сейчас прискочу, понял?!
Вербицкий примчался на такси, что обошлось ему в кругленькую сумму. Он без труда нашел Разина. И был сражен видом Димки. Господи, он же, Санек, совершенно ничего не знал!