— Но он же захватил? — скривился Разин.
— Не он захватил… Захватили его боевики. У нас здесь две власти. Власть полевых командиров — они коротки на расправу. Махмуд — семь раз подумает, один раз решит…
Разин несколько дней ночевал на заставе. Маше он сказал, что так будет лучше.
50
На этот раз Глеба держали в глухой, боковой комнате какой-то мазанки. Охранник через каждые полчаса открывал дверь…
— Ты еще здесь? — цокая языком, говорил он, словно пограничник мог из этой «темной дыры» куда-то удрать.
Так Глеб просидел дня два, словно о нем забыли. Правда, есть приносили нормально, а также парашу по первому его требованию.
Наконец, появился Карим.
Он был в черном блестящем пиджаке и в восточной тюбетейке, чем вызвал у Глеба невольную иронию.
Современная мода у бандитской элиты — это, прежде всего, смесь европейского костюма с каким-нибудь восточным атрибутом. Часто на шикарный костюм натягивался стеганый разноцветно-полосатый халат, что, видимо, считалось шиком.
Еще Глеб обратил внимание на синие мешки под глазами. «Почки финтят, — подумал он. — В Трускавец бы ему, а не по горам шастать…»
— Вот что, милый, — в свою очередь ласково протянул Карим. — Махмуд тобою очень недоволен. Даже встречаться с тобою не захотел. Пусть, говорит, мои люди с ним, что хотят, то и делают… Он их, а не мой. Он им мешает жить, семьи кормить мешает, так пусть они ему и скажут в глаза всю правду о своей жизни. Знаю, сказал он, они его растерзают, а тело выбросят шакалам. И он, Махмуд, здесь ни при чем. Их семьи от голода пухнут… И они его растерзают. А мне-то что, сказал он. Может быть, это чему-то научит русских пограничников. Сами они хлеб едят. И мы тоже хотим хлеб есть…
Глеб плохо слушал Карима. Он думал о том, как долго будет продолжаться очередная его обработка… Но Карим, видимо, исчерпал свой пыл…
— Вот, подпиши бумагу, — вдруг доброжелательно сказал он. — О чем? Сегодня же ночью ты нам организуешь «зеленый коридор», и мы тебя отпустим… Иначе… — Карим посмотрел на него красными глазами. — Мы с пограничниками не шутим. Это они с нами шутят до поры до времени… Но когда-то терпение лопается.
Сухомлинова толкнул в плечо человек в бараньей шапке.
— Ты слыхал, что сказали? Подписывай.
Глеб улыбнулся: старые детские игры.
— Я — неграмотный.
— Зачем врать? Как там у вас в армии: не умеешь — научим, не хочешь — заставим.
Старший лейтенант молчал.
— А еще военный, — язвительно заметил Карим. — Тебе что, язык откусили? Подпиши, мой милый… и дело с концом!
Карим вдруг махнул рукой.
— Черт с ним!
Сухомлинова толкнули автоматом в спину, и он пошел по дорожке вниз к обрыву. Было такое впечатление, что его вели прикончить — и дело с концом!
На душе у Глеба стало муторно.
На то они и бандиты. И прикончат… Минуты были тревожными. Он невольно вспомнил заставу — что сейчас делает его Маша? А Димка?
Он подумал о своем страстном желании иметь сына… Всякий раз они откладывали до лучших времен. Дооткладывались. Видимо, ничего не получится.
Старший лейтенант все ближе и ближе подходил к обрыву, где, пожалуй, должна решиться его судьба…
А Димка потом увезет Машу в Москву к ее родителям. Он, конечно, будет с ней всегда. Ведь их дружба нерасторжима… А кто знает, может, родится от Димки сын, курносый, со светлыми глазенками малыш… А может, кареглазый! И назовут его Глебом…
Но это уже не будет продолжение рода Глеба Сухомлинова. Это лишь память о нем, светлая память о человеке, который навсегда остался в горах памирских…
Тропинка вдруг круто взяла влево, и Глеб удивился тому, что обрыв оставался в сторонке — значит, еще не смерть от пули! Так что же его ждет впереди? Если не смерть, так что же?
Глеба привели к небольшому полуразрушенному бараку, скромно прижавшемуся к горе. Бандит в бараньей шапке, прищурившись, внимательно осмотрел его. Но, словно не поверив себе, еще раз, теперь более тщательно, обыскал его одежду: а вдруг что-то спрятано…
Его затолкнули в прохладное пустое помещение. Бандит, прежде чем закрыть дверь, немного постоял в раздумье. Наконец дверь захлопнулась, и Сухомлинов остался наедине с самим собой…
Впрочем, мыслей не было. Казалось, все уже было передумано… Если не расстреляют, не отправят в Афган, то, значит, будет опять прежняя морока: будут запугивать, шантажировать, подкупать…
Глеб присел на глиняный пол, и неожиданно его привлек какой-то шорох. Будто вместе с ним находился еще кто-то. В полутьме он обшарил помещение. Вроде стало тихо, словно присутствие кого-то ему померещилось. «Мыши, наверное», — подумал он и вдруг обалдел — недалеко от него у стены примостилась небольшая змея. Словно почувствовав его приближение, она застыла и приготовилась к броску…
Еще мальчишками они гонялись за гадюками, прижимая их головы к земле рогатинами. Опасная забава нравилась желанием испытать острые ощущения… Теперь же Глеб испугался. Перед змеей он был беззащитен. Ведь голыми руками ее не схватишь!
Кровь прихлынула к голове. Он еще не знал, что делать и как себя вести. Он даже не знал повадок горных змей, хотя смутно вспомнил, что ему о них что-то говорили.
Сухомлинов остановился и ждал, готовый каждую секунду отбить змеиный удар хотя бы ногой…
51
Женитьба Пашки Скобелева не то что расстроилась, но откладывалась на какое-то время. Он совершенно в этом не виноват — виновата была сама жизнь, в ней всегда что-то случалось. Медсестра Катя вдруг заявила, что получила письмо от родителей, которые хотели бы увидеть его воочию, прежде чем дадут добро…
Пашка опечалился: ему хотелось все завершить как можно быстрее, в весьма короткий срок. Он совсем не ожидал такой приверженности домостроевской психологии. Вот люди — все усложняют себе да усложняют… А жизнь сейчас такая, что все надо делать куда проще…
Пашка думал все провернуть в один день. Регистрация, легкий выпивон с наиболее близкими ребятами, да переезд ее к нему в комнату общежития. Парамоновы, которые пока жили с ним, уберутся в тот же час, как только они переедут.
А тут… Как пишут родители, сначала помолвка, а потом уж только свадьба с венчанием в церкви. Да что они там, сдурели? Он так и сказал Кате:
— Они что там, сдурели? Я не намерен так долго ждать.
— А ты не жди. Разве в медсанбате мало нашего брата? Хочешь, я тебя женю в два счета?
Пашка ничего не хотел.
«Впрочем, что, собственно, я брыкаюсь. Она возле меня. Живу с ней уже не как с любовницей… Чего мне еще надо?»
Да и Катя обнадеживала:
— Вот поедем в отпуск к моим. Все будет, как у людей. Да и к морю заодно смотаемся. Должен же быть медовый месяц! Иначе что подумают люди?..
Пашка на все плюнул и в какой-то мере успокоился. Тем более обстановка в горах обострилась. Боевики захватывали журналистов, политиков, пограничников. Его рота то и дело выбрасывалась в горы. И Пашка, находясь в этих служебных вылазках, забывал о своих дрязгах.
…Рота Скобелева находилась возле перевала недалеко от реки Пяндж. Пашка думал при удобном случае заглянуть на заставу к Глебу Сухомлинову. Но пока такой случай не подвернулся, и Пашка с Тарасиком Парамоновым коротал время в эмоциональном трепе.
— Хочешь, Пашель, расскажу анекдот, — весело сказал Тарасик. — Он для тебя, честное слово, будет полезен…
— Валяй!..
Офицеры расположились на ящиках из-под боеприпасов. Скобелев, напружинив шею, старался вслушаться в то, что говорил Тарасик. А тот вошел в азартное состояние…
— Встречает старший лейтенант солдата: «Слушай, ты все с книгой да с книгой — не надоела?» — «Надоела, товарищ старший лейтенант, да только она необходима — логикой занимаюсь». — «Логикой?» — «Да, а еще диалектикой и философией». — «Науки, значит, грызешь. Расскажи о них, пожалуйста!» — «Сложно рассказать. Это ведь абстрактные науки, понятия разные». — «А ты попроще, на пальцах». — «Вот идут по дороге в баню два солдата: один чистый, а другой грязный. Как вы думаете, товарищ старший лейтенант, который из них идет в баню?» — «Ну?» — «Конечно, грязный… Это логика!» — «Ну, ты даешь!» — «А теперь посмотрите на них снова и скажите, кто из них идет в баню?» — «Грязный…» — «А вот и нет. Чистый идет в баню. Грязный — потому и грязный, что не ходит вовремя в баню. Вот вам и диалектика! А теперь посмотрите на них совсем по-другому: кто идет в баню?» — «А хрен его знает!» — «Вот это уже, товарищ старший лейтенант, философия!»
Пашка Скобелев рассмеялся.
— Ты хочешь сказать, что я неуч, потому и пролетел в Академию?
— Нет, ты просто не знал этого анекдота. Потому в науках и путался. — И довольный, Тарасик похлопал Пашку по плечу.
Бандиты, зажатые в ущелье, судорожно искали выхода.
Старший лейтенант Скобелев только что доложил по радио о скором завершении операции. Как бы в подтверждение этому к ротному подбежал связной.
— Товарищ старший лейтенант, они выбросили белый флаг. Погутарить, видимо, хотят.
Пашка Скобелев пошел за связным. У небольшой каменистой глыбы стоял бандит в импортном камуфляже.
Подошел Тарасик.
— Скажи ему, пусть сдаются. А то перебьем, как тараканов. Тоже мне, вояки — против регулярных войск.
Скобелев насмешливо взглянул на Парамонова: «Тоже мне, мальчишка!»
Бандит — бородатый мужик с нагловатыми глазами — требовал, чтобы Скобелев дал им возможность уйти.
— Вы уйдете, — сказал Пашка. — А потом появитесь в другом месте?
— Мы у себя в горах, — рассуждал бородач. — А вы пришлые.
— Кто пришлые, еще неизвестно. Это вы лезете с Афгана, таща за собой пакистанское оружие и наркоту… Договоримся, если вы сложите вот сюда наркотики и оружие…
Разговор, конечно, не дал никаких результатов — парламентер ушел недовольный. И сразу началась автоматная стрельба. Бандиты лезли с невероятным нахальством, и Тарасик стал волноваться: в его взводе появились раненые…