Брачная ночь? Будет герцогу брачная ночь! Он её точно не забудет.
Глава 11. Свадьба
Вернувшись домой, Фрида первым делом направилась в комнаты матери: ждать наказания она не любила ещё в детстве, и, пусть сейчас мать уже не запрёт её в подвале с цепями, но скандал точно будет. Скандалы Фрида не любила, но ждать их — мука ещё более сильная.
Без Уилла и лорда Валентина дом казался пустым. Фрида шла по узким коридорам, то и дело пропуская куда-то спешащих слуг, и думала, что отчим теперь уж точно завтра вернётся. Мать не могла не написать ему и не вызвать обратно в столицу. Интересно, она уже жалеет, что отправила супруга так далеко в провинцию? Наверняка, но… кто же мог знать, что герцогу Виндзору так неймётся?
Фрида остановилась на винтовой лестнице: она поднялась уже наполовину, и внизу, в сумрак коридора уходили серые, гладкие ступеньки. Сколько раз Фрида на них поскальзывалась? И сколько раз няня, гувернантка, а потом и мать ругали её за то, что она пользуется лестницей для слуг?.. Слева от Фриды было круглое окошко, обычное, стеклянное, не витраж. Фрида посмотрела на залитый солнцем сад, на суетящихся внизу лакеев, улыбнулась и стала подниматься дальше.
А весёлая всё-таки штука жизнь. Первый супруг был стариком, зато второй — мальчишка. Положа руку на сердце, Фриде до сих пор не верилось, что герцог старше её. «Может попробовать на нём современные методики преподавания из Конфедерации? — думала Фрида. — На учениках страшно, вдруг хуже сделаю — а тут хуже просто некуда».
Покои матушки располагались на втором этаже, напротив комнат лорда Валентина, сейчас пустующих. Комнаты детей были разбросаны по всей башне — Фрида и вовсе когда-то, ещё до замужества, ютилась на чердаке вместе со слугами (благо чердак был внушительный, и его тоже разделили на несколько комнат). Фрида не жаловалась — она как раз тогда училась превращаться в птицу, а на чердаке ласточке нравилось больше всего. И лететь оттуда было удобнее, и подозрений она не вызывала. Ну завела юная леди птичку, так и что?
Фрида остановилась перед тяжёлой деревянной дверью, на которой были вырезаны танцующие в лесу феи. Они слегка отличались от настоящих, но всё равно сходство было налицо. Давно, ещё до войны с фейри люди жили с ними бок о обок, а замок Уайтхилл древний — в нём нашлось бы много таких антикварных вещей, которые были сделаны веков пять-шесть назад. За ними хорошо следили (люди бережливы), они отлично сохранились, и сейчас, рассматривая лукавых фей, Фрида не могла не задуматься о резчике, создавшем это чудо. А ещё — бывала ли мать на фейрийских балах? Даже в мире людей несколько ночей в году они проводились. Последнее время, правда, всё реже и реже, но двадцать лет назад? Кто знает? Фрида легко могла представить мать в одной тунике среди этих вот танцовщиц. И очень бы хотела увидеть это воочию.
Увы, мать и дочь о фейри не говорили.
На стук выглянула камеристка леди Уайтхилл. Её комната тоже располагалась рядом и (Фрида знала) имела дверь в спальню леди, чтобы мать Фриды, если понадобится, могла вызвать свою горничную даже среди ночи.
— Миледи? — Давина была тихой, кроткой женщиной лет тридцати, и Фрида мысленно сравнила её с привидением. Разница казалась совсем не большой.
— Леди Уайтхилл там? — поинтересовалась Фрида, кивнув на дверь в матушкины покои, и снова постучала — на этот раз требовательнее.
Давина коротко улыбнулась и тут же опустила глаза, теперь напомнив Фриде Миру. Впрочем, последняя уже некоторое время назад осмелела. Но взгляд по-прежнему прятала — видимо, некоторые привычки преодолеть слишком сложно.
— О нет, миледи. Госпожа отправилась в город. Вы её не встретили? Она поехала следом за вами.
Фрида нахмурилась. Следом?.. Зачем? Если бы мать хотела её остановить, она бы легко это сделала — сколько Фрида плутала по городу сначала в поисках дома Виндзора, а потом — его клуба.
— Она не сказала, зачем?
Давина снова улыбнулась, на этот раз смелее.
— Нет, миледи. Когда это мадам говорила о своих намерениях?
Фрида, не сдержавшись, фыркнула.
— Действительно. Что ж… Пошлите за мной, когда моя мать вернётся.
— Конечно, миледи.
Фрида повернулась было обратно к лестнице — впереди было ещё много дел. Написать письма в школу, учителям и директору, подкорректировать учебный план, довести до ума последние лекции, чтобы её выпуск смог сдать экзамены… Этим нужно было заняться немедленно, и лучше всего ещё вчера, а не посуду бить (которую леди Уайтхилл ещё наверняка припомнит). Фрида ведь отлично знала, что первые годы семейной жизни (а что герцог Виндзор настоит на своём, она и вчера не сомневалась) ей будет не до преподавания. Сам герцог к ней наверняка быстро охладеет — так случается с юнцами, которые получают желаемое. Запретный плод сладок пока запретен, но потом быстро начинает горчить.
Что ж, Фрида действительно собиралась сразу после свадьбы устроить себе небольшой вояж, а заодно показать Мире море. На побережье, вдали от столицы и думается лучше, и спокойнее. Фрида родит ребёнка, и первые пару лет будет занята его воспитанием. Нанимать нянек она бы не рискнула — это будет необычный ребёнок. Главной сложностью станет спрятать хаотичную детскую магию, от которой страдают даже маленькие полукровки. Но мать Фриды с этим как-то же справилась? Значит, это возможно.
И надо держаться от Виндзора подальше. А для этого сделать так, чтобы сам герцог захотел того же. Фрида уже представляла, какую послесвадебную неделю ему устроит. Бедный, бедный герцог, Фрида умеет быть стервой. Не любит, но умеет…
Впрочем, письма могут и подождать. Фрида постучала пальцами по лакированным перилам лестницы, кивнула кому-то из лакеев — вся прислуга ей непременно кланялась, и Фриду это уже начинало раздражать. В Хэмтонкорте у неё порядки были куда свободнее.
Поразмышляв ещё пару мгновений, Фрида резко повернулась и направилась дальше по коридору, и оттуда налево — к комнатам Эвелины.
Вокруг сестры суетились гувернантки, остро пахло нюхательной солью, а сквозь задёрнутые портьеры свет почти не проникал. Очевидно, Эви придавалась печали с той же страстью, как раньше — оптимизму. И решила делать это по канону — то есть как принцесса в башне. Запереться совсем она, конечно, не могла, но плакала, не переставая, а служанки, в отчаянии, явно не знали, что с ней делать.
— Фрида! — заметив сестру, всхлипнула Эвелина. — Ты выходишь замуж за это чудовище! Нет-нет, матушка не позволит!..
Фрида фыркнула. Леди Уайтхилл не просто позволит, она ещё и обвяжет старшую дочь бантиком и пожелает долгой совместной жизни.
— Фри, о, Фри…
Не слушая, Фрида прошла к окну, распахнула портьеры, а потом и створки и, обернувшись, жестом разогнала слуг. Когда дверь за камеристкой Эвелины закрылось, Фрида улыбнулась.
— Эви, ты ведь уже не ребёнок. Ну какое ещё чудовище?
Эвелина задрожала. В круге солнечного света, всё ещё в утреннем светлом платье она смотрелась как роса на цветке — хрупкая, волшебная и безумно красивая.
— Фрида, ты бы видела его вчера после твоего ухода! Он обезумел…
— На его дом напали, — припомнила газеты Фрида. — Он императорский придворный маг, а какой-то не то волшебник, не то фейри обокрал его дом. Конечно, он обезумел.
— А т-ты будешь с ним жить! Н-на его дом нападают, а ты…
— Эви, ну что ты. — Фриде в глубине души было приятно, что о ней волнуются. Мать такой подарок ей вряд ли сделает, они обе с ней — Фрида и леди Уайтхилл — умные, сильные и расчётливые. А вот отчим, лорд Валентин, и Эвелина — они глупее, мягче. Но как же Фрида любила эту мягкость, куда больше материнской жёсткости, пусть эта черта характера была Фриде и ближе. — Эви, милая, да, герцог эксцентричен. Но, представь, он влюбился в меня с первого взгляда. Хочешь, я расскажу, как мы с ним познакомились? — Сестра уже смотрела на неё с интересом, и Фрида продолжала создавать грёзу: — О, это было так романтично…
Да, очень романтично: гадюку под ноги. Но Фрида об этом, конечно, умолчала. Она рассказала сладкую сказку, где чудовище стало заколдованным принцем и для своей красавицы — вовсе даже не жестоким. Она добавила сладости и сахара, как рассказывала когда-то, уже повзрослев и приезжая на каникулы домой, лорду Валентину свои якобы выдуманные истории о «той стороне». Иногда Фриде становилось интересно: Валентин знал, что всё это совсем не сказки? Даже если и так, он никогда этого не показывал.
Эвелина тоже дала себя отвлечь, а потом и увлечь беседой о женихах, платьях, завтрашней свадьбе («Завтра? О, Фри, но мне же нечего надеть!»), а под конец они со смаком обсудили всех более-менее перспективных молодых людей на вчерашнем балу, которые годились в женихи. И теперь Эвелина улыбалась так же солнечно, как и всегда, а Фрида эгоистично купалась в её сиянии и рассказывала, рассказывала ещё, заставляя сестру смеяться…
Ужинали они, как ни странно, в одиночестве. Мать не вернулась, Фрида начала было беспокоиться, но потом решила, что леди Уайтхилл пытается приготовить завтрашнюю церемонию… Забавно, говорила ли она об этом с герцогом? И если говорила, то что думает? Виндзор явно не хотел пышности и огласки, но для матери свадьба без этого совсем не свадьба. Вон что она устроила из бракосочетания Фриды с маркизом Вустермором…
После ужина Фрида писала письма. Поздно ночью (мать так и не вернулась), она сама отнесла их своему кучеру, велев завтра же ехать в Хэмтонкорт и передать её корреспонденцию. Всё это время Мира одна — и довольно умело, что не могло Фриду не изумлять — складывала вещи, так, чтобы их легко можно было перевезти в особняк Виндзоров.
«Интересно, он хоть приготовил для меня комнаты? — думала Фрида, уже засыпая (с фейрийским успокоительным). — Или поселит в людской? С него станется…»
Успокоительное действовало, волчий вой убаюкивал, как и стук веток ясеня в окно. Фрида вдохнула поглубже, заснула и всю ночь видела исключительно приятные сны, в которых никаких герцогов уж к