Я, словно забываю весь страх, который преследовал последние дни, словно начинаю вспоминать. Вернее, хочу вспомнить. Пытаюсь вырваться из банки, сбиваю крылья, но пока… упираюсь в крышку.
Марк встает.
— Иди сюда, — тянет за собой в коридор. В зале включает на ноуте музыку и выводит меня в центр комнаты.
Первые аккорды разливаются сладкой патокой. Они смешиваются с запахами, эмоциями, ощущениями. Изящные движения, мягкие рукопожатия, невесомые шаги и повороты. Есть нотки боли в этом танце, но я делаю очередное па и понимаю, что это именно то, что мне сейчас нужно. И он знает. Будто нарочно водит меня по грани, запутывая сильнее в свои сети.
Возрождаюсь с каждым движением, с каждым шагом. Дыхание выравнивается и становится глубже, наполняя меня новыми силами.
Мужчина отлично чувствует ритм. Я уже и забыла, что такое хороший партнер. А после событий прошлого года вообще опасалась танцевать в паре. Но сейчас этот танец невероятно отличается от тех, которые приходилось исполнять на сцене. Он наполнен свободой. Это сравнимо со свежим воздухом в деревне после душного города.
Марк удивляет с каждым шагом, с каждым поворотом и бережной поддержкой моей спины. Даже в неспешном танце он двигается так искусно, словно рожден для музыки. Он становится совсем не таким, как я его представляла вначале. Его запах кружит голову. Я утопаю в его глазах, и не могу не отвечать на его прикосновения дрожью.
Окутанная приятным теплом, вдруг вспоминаю, как мы с родителями и Артемом ходили на озеро. Сидя у костра, мы с мамой кутались в пледы, брат бренчал на гитаре, а папа рассказывал веселые истории своей молодости.
Резко останавливаюсь и отхожу в сторону.
Марк застывает с распахнутыми объятиями.
— Я не могу…
Выбегаю в коридор и, больно задев угол комода, залетаю в ванную. Мне нужно спрятаться от его глаз: они слишком пронзительные, они будто околдовывают меня, завораживают, заставляют забыть.
Отряхиваюсь возле зеркала, впиваюсь пальцами в холодный умывальник. На лице разыгрался румянец, щека в мелких ссадинах и царапинах. Глаза, будто стеклянные, напоминают сейчас цвет воды того самого озера, куда мы ездили с родителями.
Я плачу. Не могу смириться. Нельзя просить меня за один день все забыть. По-вашему, это легко? Как взмахнуть волшебной палочкой. Хотелось бы, но чудес не бывает.
Марк слишком меня волнует, если думать о нем, как о незнакомце, но еще больше волнует, что, соглашаясь с этой версией действительности, где он мой муж, я уничтожаю все, что было до аварии. И я не готова.
Смотрю в зеркало. Тонкая поверхность подрагивает и мутнеет от застилающих глаза слез. Нужно взять себя в руки, нужно попытаться принять. Но. Я. Не могу…
— Вика? — мягко зовет из-за двери Марк.
— Мне нужно побыть одной.
— Прошу только, без глупостей.
О чем он говорит? Умываюсь холодной водой: она щиплет, заходит в свежие раны, очищает от захлестнувших меня мыслей, остужая накаленные эмоции.
Поднимаю голову и снова гляжу в отражение. Кровь попала на волосы и почти незаметна. Остервенело вытаскиваю засохшие черные кусочки. Рву вместе с этими частичками душу: представляю, что все что происходит — настоящее. После этой мысли не могу сделать вдох.
Хватаю ртом воздух. Снова умываюсь, снова терплю жжение и понимаю, что ничего не помогает. Мне хочется кричать и выть. Хочется замахнуться в это чужое отражение и заставить реальность исказиться и вернуть меня в мой привычный мир…
Когда слышу грохот за спиной, понимаю, что бездумно молочу руками разбитое стекло, и Вольный уже высадил дверь. Мое отражение разорвалось на тысячи изуродованных пазлов, и на меня смотрит чужое лицо. С такими же болотными глазами, медными волосами и срезанной наискось челкой. Чудовище по другую сторону реальности.
— Вика! — кричит Марк и тут же вытягивает меня в коридор.
— Я не хочу этого! Я не могу!
— Знаю, — он несет меня в спальню. Укладывает на постель и ложится рядом. Я пытаюсь вырваться: дерусь, кусаюсь, но сил все меньше. И я затихаю.
— Ненавижу тебя…
— Знаю.
Сон смаривает так быстро, что я не успеваю ничего ответить.
Глава 11. Ничего не говори
Открываю глаза. Марк тихо сопит в ухо и крепко прижимает к себе. В окне пурпурный отлив заката.
Видно, я отключилась, а «муж», устав, тоже прилег рядом. И мы проспали до вечера.
Смотрю на свои руки. Немного расцарапаны торцы ладоней, но раны затянулись, будто я поранилась пару дней назад.
Что я наделала? Не понимаю, как это случилось. Я не собиралась себе вредить. Это глупо.
Марк заботливо укрыл меня и не выпускал из объятий. Мне становится горько от одной мысли: если он, и вправду, мой муж, я его безумно мучаю капризами.
Сейчас душевная боль ушла. Кажется, я даже слишком успокоилась. Невероятное чувство пустоты в груди, словно боль всю высосали и позволили мне не чувствовать горе.
Аккуратно выползаю из-под увесистой руки Вольного и иду на кухню.
Свет не включаю. Запахиваю посильнее халат, но поясом не подвязываюсь. Ребра уже не болят, даже намека нет, и бинты мне кажутся просто лишней одеждой. К вечеру немного похолодало: поднялся ветер, из форточки веет свежестью и озоном.
Я долго смотрю на соседние дома. За ними огромным кровавым пионом разрастается огненное зарево. Ночь опускается на землю и укрывает дворы сизым покрывалом.
Мягкие ладони вдруг обнимают со спины и привлекают к себе. Я слегка вздрагиваю, и вцепляюсь в полу халата. Слышу знакомый запах: сладко-древесный с ноткой нероли. Трусь щекой о руку Марка, затем тихо шепчу:
— Я не хотела. Не знаю, как получилось.
— Тише, все будет хорошо, — он опускает голову и шумно втягивает запах моих волос.
От его дыхания сносит крышу.
— Марк, я не помню ни черта. И все, что ты рассказываешь, повергает меня в шок. Я не представляю, как с этим бороться.
— Завтра все решим, а сейчас не волнуйся, — он глядит вперед, и в его ультрамариновых зрачках пляшет огонь. Ну, хоть не снежинки.
Смотрю снизу и замираю взглядом на его губах. Что со мной не так? Мужчины никогда не притягивали меня так, как он.
— Расскажи о нашей свадьбе, — шепчу и опускаю затылок на крепкое плечо.
— Может в другой раз? Сейчас я слишком выжат. Давай просто постоим.
— Я не против. Немного пить хочется.
Марк нехотя отпускает меня. Достает с полки два бокала, из холодильника выуживает бутылку вина.
— А как же лекарство? — спрашиваю, вдыхая аромат мускатного напитка.
— Немного можно, — «муж» цокает краем своего бокала о мой. — За тебя, любимая.
— За тебя, Марк Вольный.
— Не забудь, как только станет легче, ты тоже будешь Вольной, а не Крыловой, — мужчина выпивает вино одним махом и оставляет бокал на стол. Затем бросает на меня жгучий взгляд наполненный страстью.
Я попалась в эту сеть.
Руки колотит. Хочу сказать «нет» на выпад с фамилией, но понимаю, что в очередной раз обижу его. Пригубив вино, заставляю себя отвернуться и посмотреть на закат. Небо уже стало буро-темным: красные лучи растаяли — осталось несколько мутных разводов и полос.
И когда Марк подходит ближе, нависая надо мной, я уже знаю, что будет дальше. Знаю, что не смогу противиться.
Он двигается грациозно и медленно — напоминает тигра, крадущегося за добычей. Все ближе и ближе. Стук наших сердец и хриплое дыхание перемешивается с цоканьем часов на стене. Сейчас меня не тревожит ничего, кроме запаха Вольного и приятной тяжести в животе. Я так запуталась в этой ловушке, что уже не могу пошевелиться.
Пустой бокал выскальзывает из дрожащих пальцев. Мужчина чудом перехватывает его и отставляет на стол. Осторожно, выверено, будто знает наперед, что и когда случится.
Дыхание учащается, сердце стучит ритмично и отдается в висках. Взгляд «мужа» такой жаркий, что я невольно облизываю пересохшие губы.
Марк рывком тянет меня к себе. Целует жадно, словно хочет испить до дна. А я задыхаюсь от желания продлить этот миг.
— Вика-а, я так соскучился, — шепчет он, обдавая огнем, скользя языком по коже. Испепеляя.
Я не чувствую ног. Качусь с обрыва с невыносимой скоростью и прошу… не остановить, не спасти меня, а толкнуть сильнее. Чтобы погас очаг, чтобы потушить пламя. Чтобы встретить где-то там внизу дно.
Сильные ладони заводят мои руки за голову. Непроизвольно перекладываю их Марку на плечи. Изучаю невесомым движением изгиб его шеи, заламывая пряди волос. Опускаюсь ниже и бреду по ложбинке позвоночника. Чувствую, как волнуют его мои прикосновения, как покрывается кожа бусинками, как учащается дыхание.
Марк наклоняется и, касаясь мягкими губами подбородка, изводит и мучает, не позволяя себя поцеловать. Запускает ладонь мне под футболку. И я не против. Льну к нему, ведь иначе невозможно. Он невесомо касается пальцами груди, собирая, словно росу с цветка, мою дрожь и стон.
От головокружения мир качается и пляшет.
Я целую его шею, дышу его телом и понимаю, что этот запах со мной теперь навечно. Тяну воздух и слизываю соль с кожи цвета кофе с молоком.
Марк довольно урчит и стискивает грудь сильнее, сжимая ладонь и теребя кожу. То яростно, то бережно. Обводит пальцами ореолу, будто изучая идеальный круг. Мне хочется кричать, но я закусываю губы и ныряю лицом в его густые смолистые волосы.
Не-ро-ли…
— Как я могла тебя забыть? — шепчу, но хочу кричать. — Это невозможно…
На миг мужчина замирает и выравнивается. Теплые руки опускаются на талию и подталкивают меня к столу.
— Ты вспомнишь. А если нет — полюбишь снова. Я все сделаю для этого.
— Ма-а-арк, — прижимаю лоб к его губам, чувствуя поясницей холод дубовой столешницы. «Муж» обнимает меня и выжимает горячий воздух изо рта.
Горю и не могу остыть.
— Не выгоняй меня больше, не отталкивай. Я же сгину, — говорит он надорвано. Целует волосы, словно хочет перебрать их по пряди, по волосинке.
Смеюсь.