— Верни память моим близким, — говорю сипло. Стараюсь вложить в интонацию жесткость и спрятать переживания. Надеюсь.
Поглаживания замирают. Марк отстраняется. Глядит небесными глазами в самое сердце.
Спрятаться, мне нужно спрятаться. Маленькой гусенице нужен кокон.
— Так ты только из-за этого накрыла меня собой? — прищуренный взгляд, а меня пробирает дрожью и, кажется, я распадаюсь на атомы. Нельзя, чтобы он понял, что у него есть власть надо мной. Тем более, это сумасшествие мне не по душе. Я избавлюсь от него: вырву с корнем, но позже…
— Только из-за этого, — шепчу и опускаю глаза. Марк не должен видеть мое смятение. Он потом будет играть, пользуясь, — мучить и издеваться. Проявление нежности может быть всего лишь очередным фарсом, чтобы заманить в ловушку.
Его пальцы сжимают плечи до ослепительной боли. Я терплю, кусая губы. Упираюсь взглядом в обнаженную грудь. Слышу глубокое дыхание, что лавиной сметает мою неприязнь к Вольному.
Марк подцепляет пальцем подбородок и заставляет смотреть на него.
Я закрываю глаза, и слеза непроизвольно скатывается по щеке.
— Открой, — басистым голосом говорит Вольный.
Чего и стоило доказать. Ему нужны только воспоминания.
— Открой глаза, Вика, — уже теплее говорит он.
Я раскрываю ресницы, и несколько секунд не могу дышать от его пронзительного взгляда. Не понимаю, что происходит. Он решил мучить меня по-другому? Более изощренно? Чтобы потом можно было сплясать победный танец на осколках души? Почему он смотрит на меня так, словно только что чуть не потерял? Этот взгляд такой знакомый. Помни, Вика, это все обман!
— Марк, я устала. Хочешь мучить — мучай, но не тяни с этим. Добей быстрей. Я больше не могу, — горячая река прокладывает русло по лицу, обжигая кожу: слезы все текут и текут. Мужчина стирает их нежно. Целует глаза, висок, замирает в волосах и шепчет:
— Ты не представляешь, как ты мучаешь меня…
— Зачем тогда все это? Отпусти-и-и… Заставь забыть и отпусти, — голос дрожит от его прикосновений, лепечу ему в губы: — Отпусти на волю, Вольный.
— У тебя есть крылья — лети Крылова. Я не держу, но и добровольно отпустить не могу, — целует осторожно и невесомо.
Сама подаюсь вперед и впиваюсь в его пухлые губы, отдаваясь власти порыва. Снова.
— Марк! — визжит за спиной Марина. — Как ты можешь? С ней!
Мужчина перестает меня целовать. Прижимая к себе, склоняет голову над плечом. Дышит тяжело и обжигает дыханием шею.
— Уйди, — коротко отрезает он девушке.
Смотрит только на меня. Скользит взглядом по губам, затем касается кончиками пальцев их контура.
Мне хочется кричать. Хочется вырваться из этой липкой паутины. Слишком сладкая приманка. Закрываю глаза и протяжно выдыхаю.
Марина громко всхлипывает:
— Но…
— Исчезни, — гаркает Марк.
Слышу, как шваркает в глубине дома дверь.
— Зачем ты так с ней? Она ведь спасла тебе жизнь, — шепчу, справляясь с прерывистым дыханием. Ненормально все это. Ненормально!
— Нет. Не она, — ищет мои губы. — Ты…
И мы падаем в необъяснимый вязкий водоворот страсти.
Мне все равно, что будет завтра. Я не знаю, что осталось в прошлом. Но сейчас — его прикосновения — единственное, что мне нужно.
Одежда слетает, будто лепестки цветов. Мы падаем на кровать — я сверху. Чувствую желание Марка. Его страсть и огонь, крепость и мужество. Я готова принять его таким, какой есть. Грубым, жестким и сильным.
Марк шепчет слова прощения, но я не разбираю. Слышу только стук сердца в висках и рваное дыхание, что опаливает губы. Волосы распадаются по плечам неровными прядями.
Изучаю его тело. Под пальцами перекатываются напряженные мышцы. Опускаюсь по поясу к бедрам. Затем еще ниже. Слегка касаюсь его огня и Марк густо выдыхает, прикрыв глаза. Чувствую широкие ладони на спине. Он сейчас обнажен и уязвим. Могу сделать, что захочу. Но мысли о мести утекают сквозь его пальцы, что бегут по внутренней стороне берда. Стон срывается с моих губ и пресекается ненасытным поцелуем. Волна жара затапливает заново, будто я проваливаюсь в океан лавы.
Насаживаюсь осторожно. Марк помогает мне — придерживает на весу. Как только тепло врывается в меня, впиваюсь ногтями в мужскую грудь. Царапаю и истязаю. Хочу помучить его, но мучаюсь сама.
Без шансов.
До предела. Порывистый ритм рассыпает на лбу тысячи бусинок пота. Влага стекает по коже мелкими дорожками. Она под его пальцами, под его прикосновениями.
Марк подается каждый раз навстречу и, накрывая крупными ладонями, размашисто теребит грудь. Кладу сверху руки и прижимаю его пальцы к себе крепче, отклоняясь назад. Настоящий танец огня. И вот уже пламя готово вырваться через край.
— Ма-а-рк…
— Да, Вика?
Переворачивает меня. Нависая надо мной, входит снова. Нежно и осторожно. Удерживает руки за головой и наращивает темп. Ловко, без боли, доводя меня до сумасшествия.
— Рано еще… потерпи, золотая. Пусть будет ярче, — шепчет Марк, немного замедлив движения. Плавает по краю и топит меня в невыносимых острых ощущениях.
Пусть терзал, пусть бросал в подземелье, пусть, пусть, пусть… Сейчас он в моей власти и я могу делать с ним, что захочу. Но мне хочется быть ведомой и я покоряюсь его воле полностью.
Марк наклоняется и целует, разливая новую волну жара. Скользит языком по небу, пересчитывает зубы, и я хриплю от недостатка воздуха. Тонкая нить звенит от напряжения.
Рычу:
— Если ты не остановишься, я взорвусь. А если остановишься — я тебя убью.
Смеется мне в лицо, обдавая теплом. Прикусывает слегка губы и язык прорывается в рот, сплетаясь с моим пылким дыханием и криком. Быстрей и быстрей. Ритм слаженный и выверенный. Проникновения плотней и грубей, глубже и неистовей. Настоящий джаз-фанк. Раз-два-три-четыре…Раз!
Закидываю ноги, цепляясь за его бедра, и впиваюсь ногтями в пояс.
Выгибаюсь. Меня подкидывает. Бьюсь головой о кровать. Бабочка раскрывает крылья, чтобы сгореть. Марк пропускает ладони под спиной и тянет к себе. Его крик сливается с моим, и пульсация накрывает нас обоих.
Мотылек и пламя, палач и жертва. То, чему никогда не существовать вместе: вода и огонь. Мы две субстанции, которые поглощают друг друга.
Марк теребит мои волосы, а я смотрю в окно на заходящее солнце. Затекает рука. Шевелюсь, чтобы сменить положение. Вольный тут же привлекает к себе, словно не хочет отпускать.
— Ты понимаешь, что это неправильно? — вдруг говорит он. Ласково, нежно, почти шепотом.
— А ты? — я поднимаю голову, опираясь на руку. Чувствую всем телом тепло Марка. Сейчас слишком хорошо, чтобы думать о чем-то другом.
— Не могу ровно дышать, когда ты рядом, — мужчина запрокидывает одну руку за голову. — Необъяснимо.
— И что дальше?
Вольный смотрит долго, уголки губ незаметно опускаются, в глазах появляется печаль. Синь стынет и превращается в лед.
— Мне все равно, — подытоживает он и снова обнимает так крепко, что я с трудом вдыхаю.
— Расскажи о себе. Расскажи о магии, — подтягиваясь, целую его и укрываю нас простынею с головой.
— Допрос? — смеется Марк и откидывает ткань, раскрывая нас полностью.
— Да-а… — царапаю его кожу на груди.
— Будешь пытать?
— А как же!
Он вдруг переворачивает меня на спину и нависает всем телом. Напряжен и возбужден. Я наигранно сопротивляюсь. Мужчина держит мои руки за головой. Я ерзаюсь и выгибаюсь.
— Марк, мы так не договаривались!
— Строптивая, Медди! Молчи! Твой запах сводит с ума!
Меня оглушает кличка. Задерживаю дыхание и прищуриваюсь. Неужели снова ошиблась? Вольный наклоняется и яростно целует меня, выпивая обиду и боль до остатка. Отстранившись, прикладывает горячий лоб к моему лбу.
— Прости, Вика. Я по привычке.
— Расцарапаю сейчас твое милое лицо и тоже скажу, что по привычке, — отвечаю со злостью, а сама еле сдерживаю радостный смех. — У тебя оно и звучит по-другому. Не так, как…
— Не надо, — закрывает рот поцелуем.
От переизбытка чувств по телу рассыпаются искорки страсти. Насыщенной, терпкой и теперь еще более желанной.
Меня резко подкидывает.
Реальность сминается и меня выбрасывает в какое-то темное помещение. Вижу свет впереди: иду. Ступеньки. Около тридцати штук. Непроизвольно считаю и выстукиваю ритм каблуками. Перед глазами возникает дверь. Я тянусь к позолоченной ручке. Дверь внезапно распахивается, и я вижу его — того самого мужчину с фото. Легкая небритость, округлые черные глаза, короткая стрижка и посеребренные виски.
Мир расшатывается и рассыпается на серые хлопья.
— Не может быть, — голос Марка возвращает в настоящее. Он тут же придавливает меня сильней к кровати. Я не могу сделать вдох.
— Ма-арк, ты делаешь мне больно, — хриплю, закатывая беспомощно глаза.
Рука мужчины вцепляется в горло.
— Мне нужно больше. Не закрывайся, — говорит он над ухом. Я слышу последние оттенки нежности. — Вика, давай! Освободи и себя и меня от этого!
Эти слова — настоящее извержение вулкана. Меня затапливает магмой, и я начинаю задыхаться. Я — тлен, звук, пыль. Я — ошибка. Он раздавил меня. Снова.
— Твою ж мать! — брякает Вольный и спрыгивает с постели.
Я съеживаюсь, готовясь к ударам и его гневу. Забиваюсь под самое изголовье кровати.
Марк бросает на меня тревожный взгляд и уходит прочь. Оставляя одну со своим горем. Изломанные крылья больше никогда не поднимут бабочку в небо. Осталось только рухнуть в огонь и провалиться в темноту.
Глава 20. Новый виток
Я сижу, завернувшись, как в кокон, в одеяло, около десяти минут. Дрожу и не понимаю, что делать дальше. Что делать с обрывками сердца? Сколько все это будет продолжаться? Но одно я знаю: что-то есть в моей голове. Скрытое от меня, спрятанное от всех: то, чего никто не должен знать.
— Вика, прости меня, — Марк заходит в комнату так тихо, что я подпрыгиваю от неожиданности.
Он тут же захватывает в объятия. Сердце заходится в бешенном ритме.