Вольный скользит взглядом по моему телу. Замечаю хищный блеск в его глазах. Затем он опускает глаза ниже, и я вижу замешательство.
— Вика, давай вытянем стекло? У тебя кровь идет, — он протягивает руку, а мне хочется вжаться в окно так, чтобы выпасть наружу и сломать себе шею. Чтобы он больше не прикасался ко мне. Никогда. Больнее всего то, что он мучил меня лаской и где-то внутри маленькие бабочки все еще бьются в стекло от его беспокойного вида. Может он не так плох, как мне кажется? О чем я думаю? Оправдываю палача?
— Нет, я лучше покалечусь, чем позволю тебе меня лапать. Ты не ответил на вопрос.
— Тебе бессмысленно что-то говорить. Я думал ты умнее, но, оказываться, дура, как и все объекты.
Объекты? Словно люди — игрушки, которыми можно играть. Можно ломать и крошить — все равно мы ничего не будем помнить.
— И что, защититься от вашего влияния невозможно? — вдруг спрашиваю я.
— Возможно, — Марк ехидно скалится. — Но я тебе эту тайну не открою.
Он, не сводя с меня глаз, лезет под мойку и вытягивает метлу.
Меня словно подменяют: я хватаюсь за подоконник и молниеносно прыгаю на него, позволяя осколкам врезаться в стопы еще глубже.
Красные капли размазываются по белому пластику: вот, где настоящий шедевр, а мои танцы — полная ерунда. Я хочу прыгнуть и делаю это, но зависаю в воздухе.
— Ты доигралась, — мужчина снимает меня с окна. Несет в комнату и там бросает на кровать.
Только сейчас боль от порезов начала накатывать шоком, сводя челюсть. Немеют пальцы. Подошву простреливает, и я чувствую, как стекает по пятке кровь на пол. Но я буду терпеть до последнего и не издам ни звука. Не позволю ему себя жалеть.
Вольный подготавливает бинты и перекись. Приседает возле меня и осторожно вытягивает осколки. Он тихо шепчет, золотистая нить сползает с его рук и обматывает ногу.
А мне хочется вцепиться ему в глотку и кричать-кричать-кричать…
— Пусти… — шиплю, как гюрза. Привстаю и одергиваюсь. — Не нужно меня лечить. Только зря потратишь силенки. Я потом все равно сбегу.
Марк ничего не отвечает, крепче зажимает стопу и тянет на себя, продолжая шептать.
— Я… сказала — отпусти! — вырываю ногу и перекатываюсь на другую сторону кровати. Сажусь и качаюсь из стороны в сторону. Бросаю взгляд на кровавый след под собой и понимаю, что наделала. Вою.
— Вика, остынь.
Вольный подходит ближе.
— Прочь! — не мой голос, чужой.
Марк какое-то время колеблется, затем все же приближается. Толкает меня. Я заваливаюсь, как мешок с мусором, на кровать. Вольный нависает надо мной, скользя горячим дыханием по губам. Жду прикосновения и вцепляюсь зубами в его плоть, хорошенько дергая.
— Вот ты… — брякает он, но не отступает. Наклоняется и целует влажными губами плечо. Капля его крови бежит по коже и стекает по спине.
Я кричу и царапаюсь. Марк зажимает мои руки над головой и рычит в лицо:
— Вика, прекрати!
Вижу, как из его глаз сыплются снежинки. Они прыгают мне на лицо. Хочу зажмуриться и не могу.
— Впусти и все сейчас же закончится! — разъяряется Вольный, прижимая руки до хруста. — Ты меня забудешь! Забудешь все, что я тебе причинил. Снова будешь танцевать, снова будешь счастлива. Только впусти… — последнее выдыхает шепотом.
— Не-е-ет! Я никогда не была счастлива и не буду. Я. Просто. Не. Хочу!
Марк чуть прижимает мое горло. По его острому подбородку ползет кровавая змейка, на губе пузырится рана.
— Можешь не хотеть. Твое право. Никто не забирает его у тебя. Но сейчас ты сама продлеваешь это мучение.
— И пусть! Ты не получишь от меня ни мысли, ни воспоминания, ни слова… Урод!
— Ошибаешься! — его глаза темнеют и небесно-голубой сменяется индиго. Наклоняется еще ниже. Слышу его запах до одурения волнующий меня. Пытаюсь закрыть веки, но они жгут так, что кажется туда воткнули цыганские иглы.
Холод проникает под кожу. Когда он достигает затылка я вздергиваюсь от судороги по всему телу. Вижу вспышки света, рывки, сменяющиеся кадры. Меня кидает и ломает. Хрустят кости. Кровь разлетается брызгами и заливает весь мир… Удар, затем еще один, и еще…
И наступает облегчение.
Вдох-выдох.
— Вот ты, сука! Да что ж тебе спокойно не живется? — слышу писклявый голос Марины где-то позади себя.
Осторожно приподнимая тяжелую голову, осматриваюсь.
Марк забит в угол. Он сложен пополам, словно его отбросило взрывной волной. С его носа течет черная кровь. Грудь не двигается.
Я ошарашенно смотрю на него, а потом на Марину.
Она подбегает к Вольному и, оттягивая его на пол, укладывает в ровное положение.
Девушка начинает разливать реку шепота. Меня несет ужасной рекой свободы. Я злорадно ухмыляюсь и не могу сдержать истерический смех. Если он умрет — буду счастлива. Да, сейчас я буду счастлива! Не нужно лезть в мою голову: не он прятал воспоминания, не ему и доставать.
Буду счастлива, но смогу ли жить дальше? Без него.
Глава 21. Свобода?
Меня вырубает сразу после мыслей о желанной смерти моего палача. Показалось, что Марина махнула рукой, когда я засмеялась, но я не могу быть уверенной. Слишком все острое и неприятное. Вспоминать — наступать на свежие стекла. Стекла!
Прихожу в себя, с трудом разлепляя закисшие веки. Руки смотаны. Обнимаю ими сама себя. Что это? Дергаюсь. Связана?
Серая стена перед носом. С трудом поворачиваю голову, шевеля затекшей шеей. Где я? Комната без штор, на окнах решетки. Тюрьма?
— Эй! Кто-нибудь! — кричу, срывая голос. Звук разлетается по комнате и возвращается эхом ко мне:
«Уть… уть… уть…»
Скрипит дверь. За спиной шаги. Они царапают по ушам. Сжимаюсь, ожидая прикосновения. Боюсь обернуться и увидеть его. Все еще не верю, что Марка больше нет. От этой мысли сердце стягивает так сильно, что я хватаю воздух губами.
— Вика, — кто-то аккуратно разворачивает меня к себе.
Кощей! В белом халате. А он здесь откуда?
— Ты?
— Если обещаешь не драться и вести себя смирно, я развяжу тебе руки, — говорит парень и помогает сесть. Рассматриваю свои ноги в носках. Под ними бинты. Немного зудят стопы. Мелкое покалывание напоминает мне о том, что произошло. Дышу рвано, сгибаясь пополам.
— Тише…
Только сейчас понимаю, что происходит. Дергаю руки, но бессмысленно.
— Помнишь, я тебя предупреждал? — хлыщ нагибается и развязывает смирительную рубашку.
— Кто ты?
— Я — друг. Пришел помочь. Вот, держи. Выпей, — он приставляет к губам бутылку с водой. Глотаю и тут же откашливаюсь. Горечь растекается по трахее. Вытираю капли безразмерным рукавом.
— Да, немного неприятно, но по-другому никак, — разводит он руками. — Готова?
— К чему?
— К побегу.
Киваю. Все еще с трудом понимаю, что происходит. Где Марк? Где Марина? Неужели они бросили меня в психушку?
Кощей приоткрывает дверь и осторожно выглядывает наружу.
— Все еще спят. Иди за мной, — он ныряет в коридор. Я слезаю с кровати. Боль врезается в стопы и заставляет вскрикнуть.
— Подожди-и… — хриплю, согнувшись.
— Времени нет, Вика. Нужно спешить, — парень показывает свою лохматую голову.
— Мне нужно обуться.
— Здесь не во что. Потом. Придется потерпеть, — он возвращается в комнату и тянет меня за собой, придерживая под руку.
Каждый шаг дается с трудом.
В коридоре Кощей показывает на губах закрытый замок. Я понимающе киваю. Кусаю губы до крови, чтобы громко не стонать от боли. Подошвы мерзко хлюпают по плитке. Маленькие кровавые следы преследуют меня.
Вижу впереди окно. Раздается скрип двери. Парень тут же реагирует и сворачивает в небольшой закуток. Там стоят лохматые пальмы. Кощей не убирает палец от губ, настаивая, чтобы я молчала. И я молчу. Хотя так рвется наружу вопль от боли и безысходности.
— Все. Пойдем, — говорит он через несколько секунд.
Дыхание дерет глотку. После этой горькой воды жутко мутит. Голова кругом от быстрой ходьбы, словно я бегу по раскаленным углям. По лестнице идти трудней всего, колени упорно не хотят сгибаться. Но я иду и молчу, закусив губы так, что, когда мы остановились, перед маленькой дверью, во рту скопилось столько кровавой слюны, что я просто не могу все это глотнуть. Меня выворачивает на кафель кровавой мутью.
Кощей хлопает по плечу, а затем поднимает и тащит в соседнее помещение. Запирает дверь. Он хоть и худой, но жилистый. А может это я стала слишком легкой?
— Как тебя зовут, Кощей? — шепчу я, вытирая губы. Не чувствую ничего кроме боли и слабости.
Он усмехаясь, отвечает:
— Аким. Но можешь называть, как хочешь.
Его кожа осыпана точечными шрамами, но он довольно милый. Парень чешет острый нос, потирая кожу меж глаз. Он подводит меня к двери. Хватает на полу черный пакет и, вручая его мне, щелкает щеколдой.
— Аким, они меня найдут, — я поднимаю руку и показываю на кольцо, которое связывает нас с Марком.
— Ты успеешь его снять. Только сделай то, что я тебе говорю. Внимательно слушай. Мнемоны быстрые, реагируют молниеносно. Даже без Марка справятся.
Меня типает от этого имени. Вряд ли он жив остался. Не успеваю отреагировать на мысль.
Аким психует:
— Ни о чем сейчас не думай! Доберись до Зимовских. Просто вперед и не оглядываясь! Ты слишком ценна. Если сделаешь, как говорю, скоро выберешься из этой истории.
Я не спрашиваю подробностей, потому что и дураку понятно, что этот парень в курсе того, что происходит. Он знает и про магов, и про память, и про фальшивое замужество. Его бусинки зрачки беспокойно бегают. Он прислушивается.
— Вика, в пакете адрес — доберешься туда. Там Лиза — она отменит связь, — Кощей открывает дверь. Я съеживаюсь от утреннего холода, что окутывает с ног до головы. Вязкий туман размывает площадь, а деревья вдалеке кажутся кудрявыми великанами без ног.
— Но я не могу идти вот так, — показываю на сорочку до пят и длинные рукава, как у Пьеро.
— Сейчас выберись с территории больницы. Около остановки, — он показывает направление,