о-то прятать. Смущенно опускаю глаза и бреду в ванную.
— Лизка, где Стефа? — с порога спрашивает мужчина.
— Сказала, что уже едет! — отвечает сестра из дальней комнаты. — Вы голодные?
— Нет, спасибо, — уже тише отвечает Ян и его говор поглощает шум воды. Умываюсь. Долго стою и смотрю в водосток, точно, как смотрела в него, когда мы с Марком приехали домой после больницы. Я тогда знала, что он не мой муж, но какая-то часть хотела в это поверить. Он был так обходителен и ласков. Вспоминаю и легкие упорно не хотят дышать. Все было сказочно, пока я не нашла ту папку. Фальшь и вранье! Но я не буду психовать и злиться, я должна быть сильнее. Больше Марк никогда ко мне не приблизится. Больше я не увижу его. Да! Я так хочу! Пусть даже мне придется какое-то время пожить в забвении, но, главное, что наступит час и мои родные вернутся ко мне, и я буду счастлива.
Новая стрижка изменила меня. А может это я изменилась. Черты лица заострились, глаза выделились — стали ярче и зеленей. Марк слепил из меня балерину в шкатулке: открываешь — танцует, закрываешь — ее трясет в темноте от страха. А мне хочется быть бабочкой, вольно порхать по цветам и не быть зависимой от пламени. Что за глупые создания эти мотыльки? Чем их так манит огонь?
Смотрю ближе на зрачки, чуть отодвигая нижнее веко. Золотистое пятнышко на белке растянулось в полоску. Что это? Гепатит? Отчего еще могут так пожелтеть глаза? Физически чувствую себя хорошо. За морально промолчу, но и это сейчас исправится…
Слышу, как хлопает дверь в коридоре. Неразборчиво говорит Лиза и еще чей-то женский голос, на первый взгляд елейный и тягучий.
— Вика, мы тебя ждем, — говорит за дверью Лиза.
— Секунду, — бросаю я и быстро умываюсь. Кольцо снова немного покалывает. Сейчас его, наконец, снимут.
Ян стоит на входе комнаты и что-то тихо говорит гостье. Из-за его крупной спины я не могу ее разглядеть.
— Да, хорошо, как скажешь, — мужчина отходит в сторону, и я на секунду понимаю, что обратного пути нет. Непроизвольно отступаю. — Вика, проходи. Стефа посмотрит кольцо и подскажет, как нам лучше поступить.
А я гляжу в черно-белые глаза женщины и у меня мороз ползет по коже.
— Кры-ыло-ова — какая фами-илия красивая, — напевно начинает она и протягивает мне руку.
Я осторожно подхожу ближе, готовая в любой момент бросится в коридор. Оборачиваюсь. Ян кивает, улыбается, подбадривает, а мне все равно страшно. Ведь что там за стеной забвения? Выполнит ли он свои обещания?
Стефа, словно разрезана напополам по голове. Одна сторона белая, другая — черная. Женщина безумно привлекательная, с необычным шармом. От ее внешности у меня, кажется, челюсть отвисла. Высокая, статная, элегантно одета. Я тону в молоке левого глаза, правый нагоняет какой-то животный страх. У Лизы тоже глаза почти черные, но не настолько.
— Я-а-ан, оста-авь нас, — мягко протягивает женщина и усаживает меня на край кровати.
Мужчина уходит, но я уже не боюсь.
Эти инь-ян глаза так завораживают, что мне кажется, если она сейчас уйдет мне снова станет больно. В Стефе есть что-то сказочное, оно позволяет забыться.
— Ты уве-е-ерена, что хо-очешь этого?
— Хочу…
— Ты знаешь, что все забудешь? Готова начать с нуля?
— Это ведь временно. Готова. Только бы избавиться от связи с ним… — гляжу на кольцо. Оно переливается перламутром. Буквы двигаются по кругу, покалывая кожу под ним.
Женщина отходит к окну. Слышу ее тихий шепот. Комната погружается в зыбкую дымку.
— А теперь послушай, — Стефа быстро возвращается ко мне, приседает напротив. Тараторит: — Ян не все сказал. На кольце заклятье. Его снять может только выполненный заказ. Если я влезу с новым, это нарушит баланс, и твоя хрупкая память сломается. Ты забудешь все и навсегда. Вернуть уже нельзя будет. Даже копия не поможет в этом случае.
— Но Ян… — мои брови тянутся вверх.
— Не все тебе сказал, — продолжает она за меня. — Зимовский преследует свои цели. Они может и светлые, но для тебя губительны. Он с родной сестрой поступил так же. Для него интересы Реньюеров превыше всего. Ян не видит полутонов. Прошлая твоя жизнь канет в бездну. Никаких родных, брата, Марка… — Стефа смотрит так испытывающе, что я невольно вжимаю голову в шею.
— Я не хочу забыть все. Не могу забыть навсегда, — выдавливаю сломанным голосом.
— Пока ты человек ты не можешь вызвать воспоминания назад, а магом можешь и не стать. Мне жаль, Виктория.
— Но что мне делать?
— Переждать, но-о-о…
Женщина садится рядом и, касаясь моего виска, сокрушенно качает головой.
— Времени у тебя совсем немного осталось.
— О чем вы? — меня обхватывает мелкая дрожь. Что она видит или понимает то, чего не видел Ян? Что хочет этим сказать? — То есть кольцо снять нельзя?
— Только Ма-арк может сделать это, если посчита-ает, что ты ему бо-ольше-е не нужна-а, — Стефа снова натягивает каждое слово, словно нанизывает бусины на нить.
— Но я не хочу…
Женщина разводит руками.
— Придется вы-ыбрать. Можно какое-то время убега-ать от Вольного. Расстояние в три километра не позволит ему тебя притягивать. Но он может пользоваться поисковым заклинанием. Не часто, но сможет. Сейчас у тебя сутки, чтобы уехать как можно дальше, так как Марк, после попытки влезть в твою голову едва восстановился.
Я сглатываю. Хорошо ему досталось. Так и надо!
Стефа опускает голову и громко выдыхает.
— Но бегать бессмысленно.
— Почему?
Чаровница берет мою руку и внимательно рассматривает кольцо. Несколько неразборчивых слов повисают в воздухе. Даже пылинки на миг прекращают кружить вокруг нас. Кольцо вдруг вспыхивает красным, затем гаснет и я чувствую холод, который растекается по пальцу.
— Кто-то наложил печать на Марка. Нехорошая штука.
— А я при чем?
— Если погибнет он — твои воспоминания и воспоминания твоих родных — тоже.
Хочется закричать, укрыть эту женщину трехэтажным матом, чтобы прекратила нести чушь. Сжимаю кулаки, стараясь подавить гнев.
— Не злись, Ви-и-ки.
— Вы тоже мысли читаете?
— Не-е-ет, что-о ты? У тебя это на лице написа-а-но, — она хлопает меня подбадривающе по плечу. — Ты справишься. Можно тебя еще попросить?
Не знаю, стоит ли соглашаться. Как эта женщина связана с обеими сторонами магов и почему работает одна? Почему помогает мне, но и печется за Марка? Но я все равно киваю.
— Покажи мне свои глаза, — говорит она и протягивает руки к моему лицу. Я немного отстраняюсь. Этого никто не заметил, даже Марк. Кто она? Стефа вцепляется в мои щеки худыми пальцами и оттягивает аккуратно веки. Слышу тихий, но резкий свист ее дыхания.
— Что там? — обеспокоенно переспрашиваю я.
— Давно позоло-ота появилась?
— Сразу после выписки из больницы. А что не так? Что это?
— Не волнуйся, все норма-а-ально, — женщина резко встает и идет к выходу. Взмахивает рукой: туман расступается. Она тут же хватается за ручку двери, не оборачиваясь, бросает: — Мне пора.
— Это все?
— Мы не можем тебе помочь. Ищи суггестора, только он знает… — Стефа говорит через плечо. — Прощай, Виктория.
Глава 25. Шаг в бездну
В назначенное время Золотницкая не перезванивает. Я жду еще минут тридцать, затем набираю сам.
— Во-олюшка, про-ости. Я забыла за-а-а тебя, — Стефа лукавит, это чувствуется.
— Да ладно? Признавайся. Что уже не так?
Женщина прочищает горло, затем в несвойственной манере части:
— Я не буду влезать в дела суггестора. Это запрещено и чревато. Так что извини, Маркуша, разбирайся с объектом сам.
— Ты видела ее? Вику? Где? Злота! Какой еще суггестор? Это миф!
— Нет, Марк, довольно! Больше тебе ничем не могу помочь, — последнее слово, как заезженная пластинка повторяется в голове «помочь… мочь… мочь…», а телефон звенит короткими гудками и, наконец, умолкает.
— Ну, Стефания, помогла, называется! Марина, поднимай зад, мы едем в город. Ты восстановилась хоть немного? Налей каплю сил мне, — Я прохожу в зал, где полчаса назад лекарка листала журнал. Комната встречает меня пустотой. — Сколько можно умываться, Марин? Дырку на лице протрешь, — бросаю в коридор. Вслушиваюсь в тишину и понимаю, что девчонка ушла. Бросила меня. Теперь это задание усугубляется тем, что я потерял единственного восстановителя. Без нее будет намного трудней. Она знала, гадина, что важна для меня в такой момент и сделала это назло. Ревнивая толстуха. Ну, и пошла лесом! Сам справлюсь! Прочешу весь город, но найду Крылову. Закрою заказ и на этом все. Пусть отсылают куда хотят: на моря, в горы, бродить по пустыне, но за такие дела не возьмусь никогда. Лучше уж себе память почистить, чем вот так… Тем более, дело нехитрое забыть Крылову. Все равно с ней ничего не могло быть изначально. Поигрались и хватит.
Уходя, я нервно захлопываю дверь квартиры. Грохот разносится по подъезду. Непроизвольно вздрагиваю. И последняя мысль для успокоения: как хорошо уметь все забывать.
* * *
Начинается ночью.
Я просыпаюсь от странного шума. За окном щелкает, словно к стеклу прилип сверчок. И это на шестом этаже. Приподнимаюсь на локтях и вслушиваюсь.
Дверь тихо приоткрывается, и к окну на цыпочках крадется Ян. Его глаза светятся оранжевым. Он прикладывает палец к губам «молчи», а сам притаивается около штор.
Ледяной холод забирается под одежду и меня подкидывает страшная догадка. Марк. Но кольцо не жжется, вообще никаких ощущений. Что происходит?
— Вика, уходи. Бери Лизу, и убегайте, — шепчет мужчина, глядя в щель между портьерами.
Синий лунный свет бродит по его утонченному лицу. Замечаю, как спутаны и смяты его волосы. Он даже симпатичней с такой небрежностью, а эти фонари-глаза кажутся сном. Может я сплю? Сплю все время с самой аварии. Вот бы очнуться в маршрутке и оказаться как раз за миг до выхода. Там ждет меня прослушивание, и я бы выложилась на двести процентов лишь бы победить. А сейчас хочется смеяться, так как мюзикл «Танец мотылька» стал для меня точкой невозврата.