Реньюеры же помогают пострадавшим и часто исправляют нашу недобросовестную работу, как чистильщики или волонтеры, которые наивно верят, что делают мир лучше. Оказалось, что две стороны медали — это не про наше дело, и здесь каждый сам за себя. Перемирие чуть не рухнуло из-за гибели объекта и привело обе стороны магов в состояние «по лезвию ножа». И потом три года были самыми сложными. Появились новые правила, были поставлены другие условия.
Я колеблюсь: звонить или нет. Ведь за это меня свои же обязательно накажут. Контакты запрещены с противоположной стороной. Тем более, если эта сторона посягает на успех заказа. Но я делаю это ради дела! Так ведь? Даже не ради девчонки. Киваю, словно это помогает набраться смелости и уговорить себя, и нажимаю трубку вызова.
— Да? — сонный голос Яна вводит меня в ступор. Я не знаю, что сказать. Все удачные варианты вылетают из головы.
Когда-то мы были довольно близкими друзьями, пока не случился тот самый переворот: тогда Зимовский и переметнулся к Реньюерам. Не смог сестру бросить и готов был исправлять всю жизнь результаты похабного труда Мнемонов, вместо того, чтобы ломать людям головы. Благородно. Но бессмысленно.
Я всегда считал, что оба сообщества могут сосуществовать бок о бок. Но каждый хотел свое, и никто не шел на уступки. А человека, который мог бы рассудить обе стороны — просто не было в природе. Да и последние пару лет совсем строго стало: ввели новые правила общения. Запрещалось даже приближаться к конкурентам. Исключение шеф дал только на Вику, и то только потому, что очень важный заказ, а подгоревшая информация клиенту не нужна. Но что-то все это мне не нравилось совершенно.
В причины запретов общения с Рэньюерами я не хотел вникать. Неинтересно было. Мечтал переждать несколько лет, и, желательно, выжить. Шеф тогда обещал мне сокрытие взамен на верную службу. Продался я, в общем, но ни о чем не жалею.
— Слушаю… — хрипло повторяет Ян и выдергивает меня из тягостных размышлений.
— Зима, выводи женщин, — говорю в трубку, как будто опускаю руку в колодец — без надежды дотянуться до воды. Смотрю на дом, где тени подбираются на пятый этаж. — Они уже почти на вашем уровне. Ян!
— Марк, ты? Не стоило звонить…
— Знаю, но ты должен их вывести. Я не смогу помочь. Крылова потрепала меня слишком, и я еще не восстановился. Она ведь у вас?
Секунда молчания. Такая долгая, что у меня подкашиваются ноги. А вдруг ошибся? Зимовский тяжело выдыхает:
— Отсидишься в стороне, как всегда. В прочем, я не удивлен, — не просто так говорит, но сейчас не время вспоминать прошлое.
— Ян, ты слишком злопамятен. Шевелись!
Слышу в трубке шум. Затем Ян бормочет:
— Жди внизу. Если со мной что-то случится, вывези Вику, но не доставай память. Воля, поступи по совести, а не по приказу. Ты же заглядывал в ее душу, ты знаешь, о чем я говорю. Она не так проста, как кажется. Не применяй икс. Не применяй, слышишь!
— Зима, не начинай! — психую. Учить меня будет! Я в будущем еще припомню его ошибки. Задерживаю дыхание, когда один из силуэтов прилипает к стеклу окна на шестом этаже. — Быстрее, они сейчас будут в спальне! Только не говори, что Крылова там спит!
Ян отборно ругается матом, и связь со скрежетом обрывается.
Какое-то время стоит гнетущая тишина. Я до зуда под коленями хочу броситься на помощь, но стоит мне приблизится к квартире — мне отбросит, а сил преломить сокрытие хоть частично — совсем нет. Почему этих мразей поле не откидывает? Возможно они простые люди под внушением, но могут быть маги черной стороны или под обычные маги, но под чарами более сильного заклятия. Но кто мог так защитить? При чем, сразу двоих. Такой силы нет ни у кого из наших.
Старая мысль впивается мне в голову, и я чуть не рычу. Ошибся!
Никогда не верьте, что все может быть хорошо, если все разрушилось еще до того, как вы об этом подумали.
Сердце выплясывает в груди, словно оно забыло, что есть предел. Я сцепляю зубы и жду. Как трус. Как слабак. Сжимая кулак, бью в стену и слышу хруст косточек. Обшивка трещит, обсыпая меня песком. Это порох, что летит на мою крышку гроба. Мне нужно вырваться, но уже поздно. Слишком.
Тень на стене дергается и отодвигается в сторону. Затем перепрыгивает на соседний балкон. Второй человек зависает на карнизе, затем забирает левее и тоже прячется на балконе, но с другой стороны.
Я пытаюсь набрать Яна, но он упорно не отвечает. В сердцах процеживаю сквозь зубы ругательство и направляюсь к подъезду, шатаясь и еле переставляя ноги.
И зачем я это делаю?
Человек всегда делает только то, что хочет, даже если не осознает важность.
Иду через двор и считаю секунды. Одна, две, три… Ян сможет, сможет Вике помочь. Он сильнее, намного сильнее меня. Он сможет.
Беспокойство так захватывает душу, что ноги непроизвольно несутся вперед, не обращая внимание на жгучую боль. Стоит сделать шаг в подъезд, как над головой гремит взрыв. Я машинально пригибаюсь, прикрываясь под руками. Затем срываюсь и бегу вверх по лестнице. Не может быть! Не успел! Этого просто не может быть!
Сокрытие спадает: кольцо впивается в палец знакомым уколом, убеждая меня, что Крылова жива. Подниматься мешает плохое самочувствие и резь в стопах, но я почти лечу наверх. Представляю, как было больно Вике, когда она ноги порезала. Хотелось верить, что сейчас уже все в порядке. Что случилось с ней в эти три дня могу только предполагать. От этого до тошноты сдавливает сердце. Все должно было быть не так.
Слишком крепкий дух у Крыловой, и сломить ее барьеры оказалось практически невозможно. Я никак не мог понять — она сама блокирует или кто-то посильней припрятал ее глубинную память. Но Вика была другой, я это знал. Знаю. И буду знать всегда.
Не замечаю, как преодолеваю все шесть этажей, спотыкаясь во тьме почти на каждой ступеньке. Но я лечу, бегу, ползу вперед. Мерная тишина сидит в душе ядовитой змеей, того и гляди вздернется и нападет. Я знаю, что даже если в квартире кто-то выжил, нападающие быстро добьют их. Это дело времени. Пыль осядет и всех просто вырежут, как поросят. Если кто-то охотится на магов — это почти всегда метко и точно спланировано. Мало кто выживал после покушений. Сглатываю от накативших воспоминаний. Мне в свое время повезло встретить Золотницкую, которая спрятала меня от преследователей. Когда заказ на убийство будет исполнен, чистильщик все приберет за собой. Утром никто ничего не заметит. Для простых людей не будет взрыва, мертвых тел и разбитых судеб. В нашем мире все не так просто, как кажется.
В коридоре чувствуется знакомый запах гари вперемешку с сухим цементом. Прислушиваюсь. Голоса. Женские. Жива! Она жива! Это точно Викин голос. Я узнаю его из тысяч, миллионов, бесконечности тембров. Кольцо не может врать, но мне все равно нужно было ее услышать. А теперь я сгорю, если не увижу своими глазами.
Опрометчиво дергаю ручку двери. И меня тут же откидывает назад, как лепешку, вминая спиной в противоположную дверь. Сознание остается болтаться на ниточке. Усилием воли удерживаю себя на грани реальности.
Поднимаюсь и, согнувшись, направляюсь таранить дверь. Это бессмысленно: металл даже не вибрирует. Зато тело отзывается острой болью. Да так, что темнеет в глазах.
Изнутри квартиры слышится крик. Кажется, Вика. Заношу руку, чтобы забарабанить по обшивке, но замок вдруг щелкает, и я встречаюсь с ее затуманенным взглядом.
За спиной у Виктории стоит Лизка — сестра Яна. Распахиваю объятия и ловлю танцовщицу, которая едва стоит на ногах. Мы чуть не падаем вместе назад. Магичка вся в слезах, бесконечно качает головой и, выталкивая нас наружу, бросает в меня сноп оранжевых искр лечения. Слабых, но они позволяют мне выровняться.
Быстро перехватываю сумку из рук Виктории и, крепко прижимая ее к себе за талию, подаю ладонь Лизе.
— Я не брошу его, — тихо говорит девушка и исчезает в квартире. Тусклый свет из коридора стелется полосами и показывает мне только часть того, что там произошло. Раскуроченная стена, завалы на полу и мужские ноги в луже крови. Ян. Как же…
Я дергаюсь, чтобы помочь, но Лиза вдруг выглядывает из проема и с ошалевшим взглядом кричит:
— Уходите!
Ее пронзительный вопль впивается в сердце. Отступаю, увлекая за собой Крылову.
Вика пустым взглядом смотрит в никуда, ухватившись за мои грудки. Кажется, она не понимает, что происходит. Лиза, видимо, легкую анестезию набросила, чтобы заставить уйти.
Тащу девушку по ступенькам, сам едва переставляя ноги. Мы двигаемся слишком медленно. Невероятно. Как улитки, если не хуже.
Через пару секунд за спиной раздается взрыв, и мы слетаем вниз, разбив ряд почтовых ящиков на стене. Успеваю в последний момент выдавить из себя остатки магии и смягчить удар, повернувшись спиной. Так и зависаем вмявшись в металлические пластины. Вика протяжно воет и выгибается, я сжимаю пальцы сильней, чтобы не выпустить ее из объятий и не позволить ей упасть на бетон. Не удержавшись на ногах, заваливаюсь на бок. Крылова падает сверху. Она все еще смотрит вглубь себя. Крепко Лиза ее заблокировала. Надолго. Часа два не отпустит.
Сил оставалось все меньше и не получалось дышать в полную грудь. Кажется, старые переломы ребер снова треснули. Попытаюсь встать, но не могу поднять руки, не то, чтобы стащить еще и Вику с себя. Дурацкое шоу почему-то сыграло со мной злую шутку. Подстраивали легкую аварию. Что за бездари? И меня и объе… Вику чуть не угробили. А сколько погибших! Но не время об этом думать.
— Медди, очнись, — хриплю и отхаркиваюсь кровью в сторону. — Вика-а-а… — соленый вкус растекается по языку.
Безрезультатно. Вика даже пальцы не отцепляет с рубашки. Костяшки уже побелели. Она дрожит, передавая трепет моему телу.
Чувствую ее головокружительный запах, и так хочется продлить хоть на секунду этот момент, чтобы не отключится сразу. Чтобы еще послушать стук женского сердца, и позволить себе прикоснуться к Вике, как к чему-то запретному, но такому желанному. Перед смертью не надышишься — это точно. Пусть так, прикасаясь одной грудью и животом, чувствуя крепкие ноги где-то у меня на бедрах, без возможности поднять руки и обнять Крылову. Обнять в последний раз.