— Марк, скажи еще…
— Я отпускаю тебя, — он мягко улыбается.
— Нет, другое…
Он долго смотрит. Из-под ресниц скатывается одна слеза. Я подтягиваюсь и слизываю ее. Ему больно — и мне больно. Мы — боль друг друга.
Марк садится рядом и, прижав меня к своей груди, тихо говорит:
— Я люблю тебя…
Плачу. Рыдаю навзрыд. Мне кажется, что мое солнце вошло в пик активности. Взорвалось. Протуберанцы взбесились — выжигают меня дотла. Три слова, а я готова за них отдать все на свете — даже прошлое. И настоящее.
Умоляю:
— Еще…
Марк кладет ладонь на щеку, тянет меня к себе. Целует лицо. Нежно касается заплаканных глаз, вспухших веки, растрепанных волос, и в губы выдыхает:
— Люблю. Только. Тебя.
Хочется засиять, как звезда. Упасть с неба. Сгореть. И услышать их снова. Целую Вольного горячо, и он отвечает — искренне и ненасытно.
Сдираю его белоснежную футболку, что так оттеняет его смуглую кожу и темные волосы. Пока снимаю свою майку и спортивки, слышу, как звенит молния на джинсах.
Марк обнимает и ловко расстегивает бюстгальтер и осторожно, стягивает вниз последний клочок ткани, прикрывающий мое тело. Гладит ладонями по коже, а я не могу дышать. Тянусь к нему и ловлю новую порцию поцелуев.
Сажусь на Марка, упираясь коленями в полку. Заставляю его отклонится назад.
— Не будет последнего поцелуя, — говорю, прервавшись. — Потому что я, Марк Вольный, — больная, и связана со своим палачом мертвым узлом. Меня это бесит и волнует, но сейчас… Я. Просто. Хочу тебя.
Изучаю его мышцы, словно вижу впервые. Все мое. Никому не отдам. Веду пальцами по груди и задерживаюсь на его сосках. Склоняюсь и прикусываю один, а Марк со стоном ударяется головой об стену.
— Вика, еще…
— Что? Укусить? — поднимая голову, смеюсь ему в губы.
— Нет. Скажи еще.
Опускаю руки вниз. Марк держит меня за спину. Протягиваю ноги за него. Я вижу и чувствую его возбуждение. Хочется его помучить, но сама не в силах больше пылать. Вцепляюсь в массивные плечи и приподнимаюсь. Вбираю его в себя. Жар распирает изнутри, будто я вулкан. Не могу словить выскользнувший с губ стон. Его. Мой. Наш.
Движения резкие, грубые и неистовые. Марк впивается пальцами в ягодицы, но я не чувствую боли, мне хочется больше, глубже и плотней.
Вольный скрипит зубами, процеживая хрип, и при каждом движении бьется головой об стену. Черные волосы прыгают и прикрывают часть его утонченного лица.
То целую, то кусаю. Царапаю его гладкую кожу и не могу остановить себя. Марк подается вверх, я вниз. Темп настолько быстрый, что кажется уже нет грани между прошлым и будущим. Есть только наш. Личный. Пожар.
Накатывает резко. Я не успеваю предупредить. Падаю на Марка, впиваясь зубами в его плечо. Заставляю его войти так глубоко, как только возможно.
— Марк, я тебя… — хочу крикнуть, но стон надламывает слова и оргазм сметает последние буквы.
Он сдавливает ягодицы и продолжает вталкиваться, и следом за мной сжимается. Слышу его рык и чувствую активную пульсацию.
Падая в кипящее наслаждение мы оба понимаем, что запутали себя еще сильнее в этой ловушке. Я должна буду отдать, а он обязан взять. И это неотвратимо.
Растирая слезы, я без сил опускаюсь ему в руки. Скручиваюсь калачиком. Марк целует меня в висок и осторожно перекладывает с себя на полку. Укрывает тонким одеялом. Долго шуршит пакетами, а затем бережно, как мама, вытирает влагу с моих бедер салфетками.
— Попей, — протягивает стакан воды.
Я поднимаюсь на локтях, высушиваю сосуд и снова падаю на постель. Сил нет сопротивляться или что-то говорить. Ноги и мышцы занемевшие, будто после длительных занятий у станка.
Марк ложится рядом, не переставая поглаживать мой живот и бедра. Меня еще трясет и в кончиках пальцев слабое покалывание. Марк осторожен, нежен и горяч. Я боюсь спугнуть хрупкое счастье. Оно, словно колибри, мечется над плечом и позволяет мне прикоснуться к желанному. Но что дальше? Эта мысль приходит так не вовремя.
Места на полке мало и Марк чуть не сваливается в проход. Удивляюсь каким чудом он удерживается на самом краю.
Дрожь не хочет отпускать меня. Прижимаюсь к Вольному. Он еще потный и горячий. Пахнет сексом и копченой курицей. Старые воспоминания запускают щупальца вглубь моего сердца, придавливая его так сильно, что становится тяжело дышать. Глаза дерет и я, всхлипнув, утыкаюсь носом в плечо Марка.
— Не плачь. Мы что-нибудь придумаем, — бормочет маг, перебирая пальцами мои волосы. Приподняв подбородок, смотрит в глаза, а затем собирает губами мои слезы. — Вика, ты больше не будешь плакать. Я обещаю.
Глава 29. В объятьях света
Пока Вика спит, я рассматриваю ее красивый профиль и держусь, чтобы не набросится на приоткрытые губы. Она тихо посапывает и, вцепившись пальчиками в мои волосы на груди, прижимается так сильно, что мне тяжело дышать. Не отпускает даже во сне. Неосознанно показывает, как я ей дорог. И я не верю в свое счастье.
Этот пожар не затушить теперь. Я знаю, что если сотру Крылову из своей памяти, через год-два все эти чувства взорвут меня с новой силой и тогда спастись от сумасшествия будет невозможно. Я навсегда в ее плену.
Почему? Да не знаю я! Вот просто тянет к ней и все, будто мы два противоположных магнита. Инь-Ян. Плюс и минус.
Перебираю рдяные волосы, запуская пальцы глубже. Считаю каждый волосок и готов убить себя за то, что Вике пришлось пережить. Почему я был таким слепцом? Ведь не ее же мучил. Себя. И сейчас не могу себя простить. Никогда не прощу. Не стоит моя жизнь ее боли. Не стою я такой, как Вика. А она тянется, как мотылек к огню, и не отталкивает. Отдает себя и принимает. Любым.
В груди горит от невысказанных слов. Просил прощения и буду. Но смогу ли вытереть те минуты и секунды из себя, пока она сидела в подвале? Бился тогда головой о стену, ломал пальцы о камень, затем лечился, тратя нелепые силы, и снова ломал. Нужно было поджать, заставить ее дойти до кризиса, но как же было больно мне. Не описать словами.
Покрывался пеплом от одних ее воспоминаний о насильнике, а когда пришлось еще и давить на больное место — хотелось вырвать сердце из своей груди. Чтобы не чувствовать ничего. Стать пустотой.
Вспоминаю, как Крылова шарахалась от меня на кухне и отступала, лишь бы не коснулся. Резала ноги и пыталась выпрыгнуть из окна, чтобы спастись. Чувствовала, что не отпущу. Не смогу. Чуть с ума тогда не сошел. Кровь лилась на пол, а я от шока не мог сосредоточиться, чтобы полечить ее. Дурак! Зачем полез тогда за этой памятью? Зачем? Из-за дурости и упорности чуть не потерял Вику. Лучше бы она меня убила — меньше было бы страданий.
Дергаюсь от накативших чувств.
Крылова начинает шевелиться.
— Доброе утро? — шепчет девушка, не открывая глаз.
— Спи. Еще очень рано, — целую в темечко и, запуская руку под одеяло, ласкаю ее налитую грудь.
Крылова глубоко вдыхает. Ее пальцы скользят по моему животу, рассыпая новую порцию мурашек, и опускаются ниже.
— Марк, ты ненасытный, — сжимает ладонь.
— Ты очень приятно пахнешь. Спать мне не даешь.
— Есть хочется, а потом можно и повторить, — мурлычет она, ускоряя движения рукой.
— Как на счет чего-нибудь экзотического? — голос ломается, и получается грубый бас.
— Я тебе полностью доверяю. У меня все равно денег нет. И документов тоже, — прыскает и залезает на меня сверху.
Я хватаю ее за плечи и отталкиваю. Сейчас я хочу доминировать. Она подчиняется, и мы меняемся местами.
Тесно, душно, но в порыве страсти я не чувствую неудобств. Только огонь, который просится наружу и заставляет толкать нас обоих в черную дыру. Мы никогда не выпутаемся из лап Мнемонов, из объятий системы. Мне не защитить ее и себя. Я слаб и бесполезен. Знаю это и хочу прожить последние секунды, не задумываясь. Отдаюсь этому мигу целиком. Может, есть шанс, что хоть частично смою со своей души налипшую грязь.
— Вика-а-а, — шепчу, чувствуя ее тепло.
Она тоже горит. Дышит порывисто. Ноги закидывает на бедра, а пальцы стискивает на ягодицах. Тянет на себя и принимает полностью. Я каменею. Еще чуть-чуть и нить порвется.
Уже полчаса боролся с вожделением и не мог поверить, что такое возможно. Желал Крылову так сильно, что один взгляд на ее тонкую шею и декольте скручивал болезненный узел ниже пупка и я, как подросток не мог сдержать свое либидо.
— Скажи мне еще, — шепчет Вика в губы.
— Медди, — слежу за ее реакцией. Она улыбается так открыто и облизывает пересохшие губы.
— Как сладкий мед звучит. Но я не это имела в виду.
— Я знаю, — налетаю на манящией рот и укоряю темп.
Вика каждый раз подается вверх, выдыхая громкий стон.
Мне кажется, что полка провалится под тяжестью наших тел или расплавится от нашего жара.
Крылова отстраняется. Бедрами чувствую крепость ее ног, а в спину впиваются острые ноготки. Дерет и терзает кожу. Хочу больше. Пусть делает мне больно, лишь бы ей было хорошо.
Выдыхает порывисто и, целуя, прикусывает губы. Солоноватый вкус только добавляет огня. Нет. Сил. Остановиться.
Искры сыплются из глаз сами собой. Неудержимо. Смыкаю веки, чтобы не заглянуть случайно в ее память и не лишиться Вики снова. Я не прощу себе этого.
— Покажи мне их! — выкрикивает она. — Покажи мотыльков.
Открываю глаза и впиваюсь в ее болотные глаза. Крылова изгибается подо мной и, закинув руки за голову, упирается в полку. Стон переливается в крик и меня взрывает сладкий миг оргазма. Изливаюсь долго, едва удерживаясь на весу. Вдавливаю Вику в постель, а она кусает мое плечо. Больно кусает, но это только добавляет остроты.
На грани беспамятства шепчу:
— Я люблю тебя, Вика.
— Так не бывает, — расслабившись, шепчет она. Обвивает руками мою шею и проникает языком в рот. Ее вкус сладкий и жар льется по венам, будто я не выплеснул сейчас из себя семя, а воздержался. Миг, и снова хочу ее до безумия.
Заваливаюсь набок. Боюсь придавить девушку своим весом, но удержать дрожащие руки не могу. По телу мчится волна слабости, но, с другой стороны, меня сметает новой страстью, как цунами. Вика передвигается и, повернувшись, чудесно вмещается на моем плече.