— Это почему же?
— А мне так хочется. И массаж еще хочу.
Я смеюсь.
— Сколько условий… Мм… С чего начнем? — нависаю над ней.
Бегло целует и заставляет сесть.
— Поешь.
Я соглашаюсь и беру отбивную, но пламя уже катится по венам и сносит крышу. Меня больше нет без Вики. Я знаю это и соглашаюсь на такой плен. Можно меня не кормить, не поить, только дать на Крылову посмотреть и прикоснуться к ее телу. Может я болен?
— Марк?
Поднимаю взгляд. Вижу, что взял мясо, но так и не откусил. Сижу, уставившись в свое никуда.
— Ешь! — Крылова широко и светло улыбается. — Я тебя отвлекаю?
Усмехаюсь в ответ.
— Нет. Я просто подумал, что болен тобой, — смотрю в ее лицо, считывая эмоции, и ловлю блики в едва заметных веснушках на носу.
Вика смущенно опускает взгляд. Не верит? Сама не говорит о чувствах. Только позволяет быть рядом. Смогу ли в будущем услышать «люблю» слетевшее с ее губ? Не достоин. Размечтался!
Не гонит и хорошо, а большего я не заслуживаю.
Глава 30. Спаси меня
— Почему Стефания так бурно отреагировала на меня? Кто такой суггестор?
Вопрос в лоб. Я дергаюсь и давлюсь картофелем. От рывка кусочки салата вываливаются из тарелки. Хватая стакан, запиваю еду соком и стучу себя по груди.
Вика смотрит строго, но я знаю, что не отступится.
— Злота — тот еще чудик, — отвечаю, откашлявшись. — Она вечно надумает, наговорит, а я потом ломаю голову, что она имела в виду. Но Стефа выручала меня не раз и…
Запинаюсь. Мне страшно об этом вспоминать и я не хочу Вику пугать. Пусть лучше знает только то, что ей не навредит.
— Она как глянула в мои глаза, будто ошпаренная вылетела из комнаты, — пожимает плечами Крылова.
А я застываю. О чем речь?
— Что она смотрела? — в голосе проскальзывает напряжение. Прочищаю горло.
Вика пожимает плечами и непринужденно отвечает:
— Какие-то золотистые пятнышки под веком.
Роняю стакан. Благо пустой. Суггестор — старый и избитый миф. Не может быть, чтобы Вика…
Вытираю руки салфеткой. Запах чайного дерева щекочет нос. В горле першит от шока. Пока не проверю, не смогу спокойно дышать. Резко встаю, а Вика шарахается к стене.
— Медди, ты что? Не бойся меня, — падаю возле нее на колени, чтобы не казаться великаном. Тяну холодные ладони девушки и целую распустившиеся на них вены. — Не пугайся. Я просто посмотреть хочу, и все. Боже, я идиот! Прости меня.
Опускаю голову и долго кусаю свои губы и щеки изнутри. Я не могу видеть, как Вика оглядывается на каждый шорох, не могу выдержать, когда вот так — от резкого движения, забивается в угол.
Хочется зареветь зверем. Разодрать на себе кожу и выпустить ту мразь, что сделала меня таким. Ту, что позволила окунуться во мрак ради жизни. Ее кровь течет по венам и этого никогда не изменить. Очистит только смерть.
— Марк, — зовет Вика, вылавливая меня из гнева на самого себя. Она прикладывает ладонь к колючей щеке. Заглядывает в глаза. Доверчиво и искренне. А затем ласково говорит: — Можешь смотреть. Я не боюсь тебя. Просто дернулась от неожиданности. Ма-а-арк, — она обнимает, а я себя ненавижу.
— Я не заслуживаю такой, как ты, — только и могу сказать. Буря эмоций съедает остатки воли.
Вика долго не отвечает. Целует сухими губами шею, выдыхает в волосы. Осторожно касается мочки уха и шепчет:
— Расскажи больше. Я попытаюсь понять.
А меня терзают сомнения, смогу ли я понять себя.
— Ты так великодушна. Вика, — поднимаю на нее взгляд, и чувствую, что впервые в жизни хочу заплакать. Впасть в истерику. Как девчонка разреветься на ее плече. Стискиваю зубы и душу мерзкий порыв слабости. — Я осторожно. Позволь глянуть, — тяну на себя ее чуткий подбородок и она послушно поднимает голову. Доверчиво смотрит в душу.
Лава страсти затапливает, но я поглощен нелепым интересом золотистых отметок суггестора. Нежно оттягиваю нижнее веко Виктории и чуть не заваливаюсь назад от увиденного. Это невозможно!
— Что там, Марк? — шепчет обеспокоенно Вика.
Как ей объяснить, что она помечена? Как сказать, что ей не стать одной из нас? Потому что она заменит суггестора. Это нелепо! Сказки! Ересь!
Сажусь рядом и выдыхаю в ладони. Деру волосы на голове до ослепительной боли. Не может моя Вика стать иллюзией. Магом, который подчинит мир. Тем, кто не принимает сторону. У него нет тьмы или света — он просто вне правил. Вот почему за ней охотятся! Вот почему пытаются убить. Чтобы не позволить перейти. Так где гарантия, что память, которую я не могу достать, не скрыта по той же причине? Эти блоки, что чуть не убили меня — банальное заклятие или она сама умеет защищаться? Может она давно маг? А мы просто ошиблись и не увидели?
— Только не волнуйся, — говорю ей и подхватываюсь. Долго ищу в сумке нож и, вытащив, осторожно поворачиваюсь к девушке. Она ожидаемо отстраняется, но мне некогда ей объяснять.
Расстилаю на столе бумажное полотенце. Кладу сверху ладонь тыльной стороной и со всей дури ударяю лезвием по запястью. Оно входит в кожу необычно мягко, а затем нож заваливается на стол, окрашивая полотенце в карминовые пятна.
Вика вскрикивает.
— Что ты делаешь?!
Боль отрезвляет. Заставляет на миг согнуться, но потом разливается по телу приятным теплом.
— Вика, ты должна помочь…
— Ты с ума сошел? — голос ее хрипит, и в замешательстве девушка закрывает лицо руками.
— Если ты не поможешь — я истеку кровью. Если мало этой раны, вспорю себя до локтя. Давай же! Ты делала это раньше! Я видел. Вспомни, как кровь остановилась, когда мы были в квартире. Это не я лечил, а ты!
Слабею. Кровь лужицей выходит из берегов полотенца и несколькими дорожками стремительно спешит на край стола.
— Марк, это немыслимо!
— Немыслимы твои метки, а это — просто эксперимент, — горько усмехаюсь и, справившись с головокружением, сажусь. Боль пульсирует. Рана глубокая, кровь почти беспрепятственно льется из вен. Само не затянется. Через пару минут я отключусь, а потом мир освободит меня. Вика, возможно, успеет вызвать проводницу на помощь, но вряд ли меня спасут. Вспоминаю, что не выйдет Крылова из купе из-за хитрого ключа… Вот и отлично. После моей смерти заклинание рассыплется и она будет свободна.
Начинает мутить. Адреналин качает кровь сильней, и она приобретает оттенок вишневого вина.
Девушка, тихо плача, касается пальцами моего запястья. Прикосновение колется.
Почему я сразу этого не заметил? Почему еще тогда не понял? Думал, что суггестор — это просто больное воображение некоторых сказочников. Глупец! Как можно было столько времени провести с Викой и не увидеть меток?
У любой магии есть последствия. Ничего не приходит просто так и не исчезает бесследно. В мире все уравновешено.
Искра суггестии передается от старого мага к молодому, почти как в наследство. Прежний умирает — новый рождается. Далее молодой суггестор учится управлять даром. Говорят, что опыт поколений передается вместе с искрой и, чтобы не сжечь мага, все способности приходят постепенно: для этого есть степени. Несколько сотен лет о таких способностях вспоминали только в шутках и припугивали молодых адептов. Мол, придет суггестор и надает по попе. Как же мы были наивны!
Скриплю зубами, но не от боли, а от несправедливости. Этот дар — слишком тяжелая ноша для хрупкой девушки. И я не могу согласиться с правдой. Но нет цены у правды, если она необратима.
Другой вопрос почему Вика не перешла до конца? Я ведь проверял. Она не маг по всем признакам. Но лечила ведь? Лечила! Такое возможно только у темных и только с уникальными способностями поглощать… Из-за этого другие одаренные ее не чувствуют и любой тест покажет отрицательный результат. Темная — значит, отлученная. Изгой. Как моя мать.
Некоторые темные, их еще называют Маттеры, поначалу вступали в ряды обоих синдикатов. Они сильны и уникальны в своем роде. Некоторые могут дублировать способности других магов, некоторые умеют перемещаться в пространстве и времени, но, главное — они влияют на материю. Могут изменять мир под себя и чем сильнее маг, тем катастрофичней последствия его дара. Сначала их поощряли, но потом стали блокировать или использовать крайне редко, и следить, чтобы никто не перешел грань. Но после переворота в две тысячи четырнадцатом черные стали под запретом. Они нарушили мировой баланс и магия стала избыточной. Оба синдиката, тогда еще в содружестве, вложили почти все силы в то, чтобы предотвратить катаклизм. Во время компании погибли сотни магов, а тысячи лишились дара.
Все в мире уравновешенно и продуманно. Нет лишних протуберанцев на солнце, нет недостатка капель в мировом океане. Все что есть — материально. И если происходит перекос — мир катится к чертям в бездну. И как бы мы сейчас не отрицали, что мы по разные стороны, Мнемоны и Реньюеры, мы все равно на страже одного и того же. Равновесия. И Маттеров не принимает никто.
Какой я дурак! Вика — станет одной из них. Это же было понятно еще возле квартиры Зимовских. Я по наивности думал, что она получит дар врачевателя, как у Марины, и спокойно станет служить Реньюерам. Но нет! Она — другая. Она — Маттер.
Безмолвно кричу. Сердце сжимается и дыхание становится тяжелым. Крылова не может стать одной из отщепенцев. Нельзя этого допустить! Да и суггестор никогда не выйдет из-под темных — это всемирный надлом. Катастрофа. Конец света. Как ни назови. Ее проще убить на первой стадии, чем ждать пока черный суггестор завладеет миром. А от власти еще никто не отказывался. С таким искушением никому не справиться.
Совпадения подобного уровня — бред.
Пока размышляю, Вика плачет над моей рукой. Кровь капает на пол и заливает затертый линолеум.
— Марк, прошу тебя! — кричит Крылова.
Я вижу ее, как сквозь белый шифон. Затуманенный разум не дает сосредоточиться и найти ответы.
Она хрипит, срывая голос:
— Умоляю, Марк, перестань!
Девушка вытаскивает бумажные полотенца из пачки и пытается остановить кровь. Я отпихиваюсь. Меня качает. Колеса стучат, и поезд летит вперед, унося нас все дальше и дальше на север.