Вика должна осознать свой дар. Показать его. Иначе никак не проверить. Я уже знаю ответ, но мне нужны доказательства. Очередные. Вдруг я ошибаюсь и это просто нелепое беспокойство? Может, станет врачевателем а затем, пройдя нужные стадии, суггестором, и все будет хорошо. Для нее. Я не хочу сейчас думать о себе. Будущего у нас точно нет, можно даже не задумываться.
— Ты справишься. Я верю в тебя, — шепчу обессиленно. Я не стану лечить себя. Марины рядом нет. Значит, или Вика найдет силы поверить в себя, или я просто умру от кровопотери. Добровольно.
Гляжу на нож, рукоять которого, будто утонула в кровавом озере. Хватаю его здоровой рукой и замахиваюсь.
Вика падает в объятия.
— Нет, не надо! Милый, остановись. Это невыносимо! Ты делаешь мне больно! Хватит!
— Загляни в себя. Спроси, чего тебе хочется сейчас больше всего на свете… — роняю нож и здоровой рукой приглаживаю ее медные волосы, измазывая их в алые полосы. — Я люблю тебя, Вика, и верю, что ты сможешь. Спаси меня…
Поезд дергается, и я отклоняюсь назад, едва не задев затылком верхнюю полку. Вика не может удержать и, вцепившись в предплечья, заваливается сверху. Ударяюсь головой о перегородку. В ушах гудит, в пальцах покалывание. Силы еще есть, но туман перед глазами все плотней.
Крылова тянет за грудки и пронзительно кричит. Умоляет прекратить, а я шепчу губами: «Поздно».
Какой бы ни был путь — мы всегда выбираем его сами. Я и только я отвечаю за свои поступки сейчас и в прошлом. Хочется обернуть время вспять, но это только отменит мои прегрешения в ее глазах, но не изменит будущее. Если Вика должна стать суггестором — она им станет. И моя смерть ничего не решит.
Горячее тепло скользит по телу, будто меня окунают в ванну. Я выдыхаю остатки сил и руки плетьми заваливаются на полку. Нервные окончания немеют. Держусь только спиной за стену и тону в густой кисельной реке отчаяния.
Не слышу больше ничего, кроме гудения — будто в голове завелся рой шершней.
Голос Вики прорывается в сознание толчками, рывками, вспышками. Будто она говорит под водой.
— Я верю… Верю… Но я не знаю как! Ма-а-арк…
Мне кажется, что грудь придавливает сильней. А тусклое пятно света смыкается и превращается в черную точку. Она дрожит и качается, как паук на паутине.
Не несколько секунд погружаюсь в полную тишину и мрак. Меня жжет изнутри и с хлопком возвращает в настоящее. Свет не бьет, а плавно раскрывается перед глазами.
Вика лежит на груди. Мы в крови, как в брызгах краски. Белая одежда пестрит от сюрреалистичного рисунка.
Поднимаю руку и рассматриваю запястье. Заживила. Рубец остался, но кровь остановилась. Она смогла. И радостно и больно. Дальше будущее кажется еще более невозможным. Мое задание и ее дар — ядерная боеголовка. Мы никогда не выберемся из лап ловушки судьбы.
— Вик, — тихо говорю я, перебирая ее волосы. Целую в темечко, вдыхая сладкий аромат, который невыносимо меня волнует.
Вика слегка поворачивает голову, укладываясь удобней. Густые ресницы вздрагивают, но девушка в глубоком сне. Истощилась. По неопытности отдала больше, чем могла. Ради чего спасла?
До сих пор не знаю можно ли официально считать ее магом, и как на нее подействует икспам. Моя ошибка может стоить ей жизни. А я не могу так рисковать. Теперь прирос намертво. Неосознанно. Влюбился до сумасшествия.
Перекладываю девушку на другую полку. Снимаю с нее окровавленную майку. Долго любуюсь изгибами тела, налитой грудью, бархатной кожей. Целую осторожно, но тут же отстраняюсь, не позволяя себе вольности. Ей нужен отдых.
Она спит крепко, а из-под век все еще льется слабый золотой свет. Не маг, но и не человек. Посередине. И почему золотой? Темные маги черный свет излучают. Еще один вопрос, на который нет ответа.
Задумавшись, вытираю влажными салфетками измазанные в кровь худые руки Виктории. Убираю аккуратно капли и потеки на лице, шее. Провожу осторожно тканью по припухшим губам, чтобы стереть остатки. Завожусь, просто прикасаясь. Невообразимо.
— Натворили мы с тобой, Крылова… Вовек не отмыться.
Укрываю простыней и целую, тихо желая ей хорошего сна. Она не слышит. Ровное дыхание скользит по моему лицу. Не заслужил я такое счастье. И вот оно доказательство — все в мире уравновешено. Нам не суждено быть вместе.
Глава 31. Я — это он, я — это я
Размыкаю веки и долго смотрю в серую стену, будто покрытую перламутром. Помню где я, с кем и когда. Холод ползет по плечам и не хочется шевелиться. Осознаю, что все не так просто, и поступок Марка оправдан, но до сих пор тихий шок накрывает высокой волной и сбивает с ног. Сердце сжимается, и я выдавливаю стон.
— Тише. Все хорошо, — шепчет Марк, склоняясь надо мной. Гладит по голове и согревает прикосновениями плечи.
— Зачем ты так? — не сдерживая влагу на ресницах, поворачиваюсь и обвиваю руками его шею. Тянусь и ныряю в объятия, как в спасательный круг. — А если бы я не смогла? А если бы ты умер у меня на руках? Боже, Марк, зачем?
— Я не говорил тебе, — тихо шепчет он и нежно целует висок. Гладит теплыми ладонями спину.
— О чем, Марк?
Он вздрагивает.
— Я лучше покажу, — кладет ладонь на щеку и невесомо целует в губы. Его горячее дыхание заводит. Густой и басовитый голос Марка раздается внутри меня звоном колокола: — Смотри.
В его синих глазах просыпается настоящая вьюга. Белые снежинки-мотыльки летят ко мне, и я вдыхаю их, впуская внутрь. Они ласково щекочут крыльями и, кажется, перешептываются между собой.
Вижу мир глазами Марка. Я — это он. Я — это я.
Серый подъезд, облупленные стены. Над головой светятся тусклые плафоны забитые мертвыми насекомыми. Чувствую слабость во всем теле.
За спиной раздается оглушительный взрыв. Падаю, увлекая за собой еще кого-то. Волосы цвета горячей меди хлещут по лицу. Мои волосы! Это я в его объятиях! В полете поворачиваюсь и прикладываюсь со всей дури в металлическую стену. Чувствую тяжесть и резкую боль в спине. Мир скручивается по спирали, и я проваливаюсь во тьму.
Болтаюсь на грани жизни и смерти на волосинке. Не слышу мыслей, не испытываю эмоций или чувств. Тихая и вязкая тишина.
Яркий золотой свет ударяется в глаза, выжимая слезы. Сияние из прикрытых век лица напротив разливается солнечной рекой, выуживая меня из мрака. Вижу себя, Вику, в своих объятиях. Прилив горячей энергии забирает боль и по позвоночнику бегут слабые разряды тока. Все это происходит с Марком, а я испытываю, будто на себе.
Со вздохом возвращаюсь из его памяти.
Вольный прижимает крепче и шепчет:
— Ты тогда спасла меня. Я бы не выжил с таким увечьем. Это была ты.
Поднимаю взгляд.
— Значит, я — маг, — задумчиво бормочу. И меня осеняет: — Так возьми заказ и освободись от этого ярма.
— Нельзя, — выдыхает Вольный, лаская языком мои губы.
— Почему? Как долго мы сможем бегать? Марк, ты же понимаешь, что придется поставить точку?
Скользим по грани. Без поцелуев. Только дышим друг другу в лицо. А меня на клетки раздирает пламя.
Марк хрипло проговаривает:
— Понимаю. Но я не могу тебя потерять. Тест не показывает, что ты маг. Икспам может убить тебя, если мы ошибаемся. Вдруг есть исключения, и ты лечишь не как маг, а… Я не знаю. Это глупо, но совпадения слишком явные и несуразные. В мире всякое случается, и я не могу допустить ошибку. Снова, — Марк набирает воздух. — Вика, ты станешь суггестором, — он опускает голову на плечо, вздрагивая.
— Что в этом плохого? — приглаживаю его растрепанные волосы. Втягиваю терпкий запах с ноткой чайного дерева. От волнения прикусываю изнутри щеку слишком сильно. На языке появляется железистый вкус.
Вольный перемещается поцелуями по шее к подбородку, а потом находит мои губы:
— Наше будущее невозможно, если ты им станешь.
Натягиваюсь струной. Язык Марка проникает в рот и скользит по небу, распаляя. Отстраняюсь, собравшись с духом. Он разочарованно выдыхает.
— Марк, это глупости. Что в нем такого, в суггесторе? Говори!
Он отступает, отпуская меня. Присаживается напротив. Холод заползает за пазуху и разбрасывает трепет по телу. Укутываюсь в одеяло. Чем дальше едем, тем холоднее становится.
В окне пейзажи черно-рыжими пятами. Проезжаем решетки черных лесов и через минуту скользим по мосту, будто разрезая вагонами темно-синюю гладь реки.
Марк спокойно рассказывает об особенностях суггестора, и я задумываюсь на несколько минут. С трудом верится в услышанное.
— Почему я? — только и могу выдавить.
— Этот вопрос ты поставишь тому, кто тебя выбрал. Тому, кто пометил. Только он может все объяснить.
— Когда это случилось? Почему я не помню?
— Я не знаю. Возможно, в детстве еще. Неизвестно когда. А потом они просто ждали всплеска твоей силы.
— Кто они? — настаиваю.
— Да не знаю я!
Марк ставит локти на стол и закрывает уши ладонями. Закрывается от мира. Не хочет принимать правду.
Искренни ли его чувства? Говорит, что любит, но… После всего, что сделал я не могу до конца, безрассудно, ему доверять. Сердце кровью обливается, когда возвращаюсь назад: в мою квартиру, в старый дом в деревне, лес, подвал. Дрожу от одной мысли, что все вернется. Где гарантия, что так не будет? Слова, слетевшие с губ, еще не доказательство того, что Марк поменялся. Льну к нему, но в глубине души все равно не доверяю.
В купе чисто. Ни единого следа произошедшего ранее, будто это был сон. Не сон. Я чуть не умерла рядом с Марком, пока он таял на глазах. Я так сильно хотела, чтобы жил, что даже не поняла, как полечила его. Я не знаю, как это происходит и не понимаю почему. Это пугает. Это восхищает. И снова пугает до судорог и колик.
Зачем спасала? Без понятия. Может, ради его искупления. А может, причина в другом… Я не могу принять свои чувства и снова тру крылья о стекло. Чувствую, как крошится тонкая материя, и я пропускаю Вольного в душу.
Переползаю на его полку.
— Марк, мы должны выпутаться. Невозможно столько пройти и потом сдаться.