— Какой у вас номер квартиры?
А я улыбаюсь смущенно, силюсь вспомнить:
— 132? — (Мамина.)
— Нет.
— 309? (У нас была на Коломенской.) 48? (В Черемушках, в детстве.)
Бухгалтер мне говорит:
— Ничего, ничего, не волнуйтесь, — поискала в компьютере. — Москвина? 223-я квартира. Запомнили? 223-я!..
Леня в Уваровке роет яму для компостера.
— Почему я рою — всегда, — спрашивает Леня, — а больше никто и никогда?
— Потому что тебе это интересно, — отвечает Сережа.
— Нет, мне не интересно. Я вызвал в себе этот интерес искусственно и всячески его подогреваю, думаю, что там, может быть, клад или оружие со времен войны, или флаг партизаны зарыли…
Я — Гиваргизову:
— На «Белорусской», в переходе с кольцевой на радиальную продаются детские книжки. Сегодня иду мимо, слышу, привокзальная торговка, чучело в ватнике и лохматой мохеровой шапке, горячо рекомендует какой-то женщине: «Берите Москвину, „Моя собака любит джаз“! Не пожалеете! Я всем советую!» Та взяла полистать, с опаской поглядывает на суровые иллюстрации Буркина. А я думаю: «Если купит, я ей надпишу. Вот в ее жизни будет чудо». Но она равнодушно поставила книжку на место. Так наклюнувшееся было чудо рассосалось.
— И зря! — сказал Артур. — Никогда нельзя давать чуду рассосаться. Надо было купить эту книгу, надписать и подарить продавщице. Вот это было бы чудо так чудо!
Журналистка Анна Черняховская некоторое время работала в ЮНЕСКО, занималась инфицированными СПИДом, и ей надо было найти на обложку журнала обаятельного героя, оптимистичного, привлекательного, косая сажень в плечах. Но обязательное условие — у него должен быть СПИД и нетрадиционная ориентация.
С большим трудом в городе Орле ей отыскали именно такого человека.
Он звонит ей и говорит извиняющимся голосом:
— Анна, так все совпадает, но у меня нет СПИДа.
— Поздравляю! Поздравляю!!! — радостно закричала Черняховская.
Писатель Павел Френкель — Яше Акиму:
— А какой у Марины пес?
— Точно не могу сказать, — ответил Яков Лазаревич, — но когда ему было два года, он руками доставал мне до шеи.
— Мой первый муж, — сказала Люся, — очень заинтересовался твоим письменным столом, все стал хватать и перекладывать бумажки с места на место. Пришлось ему сказать: «Вообще, Марина не разрешает нам трогать у нее ничего». Я испугалась, что он сядет к тебе за стол и начнет записывать в твой блокнот свои мысли!
Сережка:
— Ой, до чего же мы дошли! Продаем подарки, прячем деньги и в трудный момент для этих людей им их отдаем!
Осенью в нашей избушке в Уваровке кто-то разбил окно, в поисках неизвестно чего перевернул весь дом и утащил две банки смородинового варенья, которое летом наварила Люся.
— Ну и хорошо, — сказал Лев, приехав и оглядев учиненный кавардак. — Хоть чайку попьет с вареньицем, а не водку!..
Телефонный звонок, я взяла трубку, и чей-то ужасно знакомый мужской голос попросил Леню.
— Он в Уваровке.
— А можно ему туда позвонить?
— А кто его спрашивает?
— Слава Полунин.
— …Выдумываете! — говорю я.
— Нет, правда.
— Вы что — настоящий Слава Полунин?
— Да, — говорит он. — Я ему звоню по мобильному, мне дал Юрочка Рост, а никто не подходит.
— Наверное, он вышел в сад… — сказала я.
Слава Полунин звонил из Франции, приглашал Леню к себе на день рождения — с Луной. И прислал ему «Приглашение к Славе»:
«Дорогой Леонид!
Мы давно знаем о Вас и Вашем проекте, в который мы просто влюблены!
И книжка у нас есть ваша „Черный юмор для белых и цветных“.
Вот Вам приглашение на праздник 720ЛУН, и если Вы сможете принять в нем участие вместе с Вашей Луной — мы будем очень рады!»
«Добрый день, Слава! — отвечал ему Леня. — Очень Вы зажгли меня своим приглашением на лунный праздник, и я прямо сразу рассказал моей Луне о таком удивительном приглашении. Она, конечно, загорелась еще ярче, чем я! Но так вот бывает в жизни, что наши возможности не совпадают с нашими желаниями… Именно в это время у меня очередная гастроль — Луна и водолазы готовятся к поездке в Балаклаву. А уж очень бы хотелось побывать у Вас в гостях. Но в следующий раз! Пришлите Ваш почтовый адрес, я отправлю Вам щепотку лунного света в спичечном коробке.
Обнимаю!
Леонид».
Моя свекровь Раиса Александровна, приехавшая с Урала, кочующая в Москве от одного сына к другому, от второго к третьему, уезжая от младшего, Лени, к старшему Валере:
— Вот я вам борщ наварила на пять дней — до моего возвращения.
— А поедешь домой на Урал, — сказал Сережка, — свари нам борща — на год…
В 90-х годах мы как-то особенно сблизились и подружились с Юрием Вячеславовичем Сотником. Я сделала о нем радиопередачу, в которой он поведал мне о своей судьбе, как был фотографом и журналистом, сплавлялся по северным рекам, служил кочегаром в бане и даже золотоискателем…
В то время он был уже стар, почти не выходил из дома, жаловался на плохое самочувствие, но все-таки потихоньку выпивал. Вот я ему рассказала, что познакомилась с армянской ясновидящей и целительницей Алмаст, он заинтересовался, и я привела ее к Сотникам.
Мы устроились на кухне. Алмаст в полной тишине пронизывает Юрия Вячеславовича гипнотическим взглядом. И через некоторое, довольно долгое время произносит одну-единственную фразу, ужасно насмешившую Сотника.
Она сказала нараспев, войдя в глубочайший контакт с высшими силами:
— Дедушка, не пей!
Радиопередачу о Юрии Сотнике я записала на кассету и собиралась отвезти ее, подарить Юрию Вячеславовичу.
— Да зачем ему это нужно? — недоумевал Седов. — Восемьдесят три года — не надо ему!
— Посмотрим, — говорю, — когда тебе будет восемьдесят три года…
— Я тебе так скажу, Марина, — серьезно произносит Седов, — может, тебе это не понравится, но если я в восемьдесят три года попрошу послушать передачу о самом себе — значит, я зря прожил свою жизнь.
Седов:
— На твоем выступлении в эзотерическом магазине «Белые облака» было много сумасшедших. Особенно меня удивил продавец. Мне казалось: ну, продавцы-то тут хотя бы нормальные. Ничего подобного. Когда ты читала про звук хлопка одной ладонью, он подошел ко мне и спросил: «А правда: что такое „звук хлопка одной ладонью“? Какой ответ?» «Ну, понимаешь, — сказал Седов, — тут в принципе нет ответа. Этот вопрос только создает ситуацию для ума, который не может ответить привычным способом…» «Нет, а все-таки?» — тот спросил.
8 декабря 1997 года в Доме детской книги на Тверской мы прощались с Юрием Вячеславовичем Сотником.
— Юра мне рассказывал, — говорил поэт Роман Сеф, — как в 30-е годы выселяли с обжитых земель адыгейцев. А они по профессиям жили в аулах. Эти были канатоходцы. Тогда они протянули через ущелье канат и говорят: «Вот пройдите — и мы уйдем!..» Так те и вернулись ни с чем… Юрий Вячеславович прошел по канату свою жизнь, — подвел итог Роман Сеф. — Этот путь закончен. Царствие небесное.
— Он был аристократ, — сказал Яков Аким. — А с общественной точки зрения, Юра никогда не пропускал бюро.
Тут вышел какой-то старый художник-неформал.
— Ир, — обратился он к жене Сотника, — тебе будет неприятно вспомнить, мы с Юрой погуляли и выпили немало, много было приключений, но я не могу здесь сейчас о них рассказывать…
Познакомила Романа Сефа с журналисткой и писательницей Аллой Боссарт. Сеф поцеловал Алке руку, а его жена поднялась и сказала:
— Ариэлла.
— Ариэлла!.. — мечтательно произнесла Боссарт. — Боже мой! Если бы меня звали Ариэлла — вся жизнь у меня была бы другой…
— Со мной за столом в Переделкине знаешь, кто сидит? — я с гордостью говорю Седову. — Курляндский! «Ну, погоди!» который написал!
— Как? — удивился Седов. — Он член Союза писателей?
— А что? — говорю.
— Как «что»? В этом «Ну, погоди!» есть только одна реплика: «Ну, заяц, погоди!..»
Поэт Володя Друк:
— Я иду по Манхэттену и думаю: как хорошо, что меня уже нет.
На приеме у австралийского посла, симпатяги Лесли Роу, мы с Леней встретили Иртеньева и Аллу Боссарт. Игорь обратил внимание на мои ботинки на страшной толстой подошве.
— «Ботинки Ван Гога», — говорю. — Восемь лет ношу. Как подошва сносится, куплю новые, такие же.
— Вот это принципиально неверный подход! — сказал Игорь. — Есть такие ботинки — несносимые! Они еще тебя переживут, тебя в них в гроб положат! С ботинками надо так: три года поносил — и выбросил! Кстати, мы с Алкой нашли «second hand» из Лос-Анджелеса на улице Правды. То, что в бутиках — несколько тысяч, там за двести рублей можно отовариться. Видите на Алке золотой пиджак? Триста рублей! Туфли все в бриллиантах — за четыреста… Мы вам с Ленькой скажем, как туда доехать, вы хоть приоденетесь…
Дина Рубина с Иртеньевым зашли пообедать в ресторан «Петрович». Они подозвали официанта и попросили им принести что-нибудь в пределах шестисот рублей…
— А мы один раз с Леней, — говорю, — обедали в «Петровиче», у нас было сто пятьдесят рублей…
— Я не понимаю, — сказала Дина, — зачем вы тогда туда пошли?
— Душой отдохнуть!
— С такой суммой, — царственно сказала Дина, — надо не душой отдыхать, а работать в поте лица!
Седов подарил Володе Друку мою книгу «Изголовье из травы» и сделал такую надпись: «Дорогой Володя! Это книга Маринки с прекрасными рисунками Лени. Единственного, кого здесь нет, это меня. Вот это „нет“ я тебе и дарю».