Д’Агоста недоуменно посмотрел на Вартека. Все сказанное было для него китайской грамотой.
– Извините, я вас не совсем понял.
Чиновник вздохнул:
– Жители Вилля заняли этот участок еще во времена Гражданской войны. Там стояла заброшенная церковь с множеством пристроек, и они, насколько я понимаю, просто поселились в ней. В те времена в Нью-Йорке многие самовольно селились на свободной земле. В Центральном парке было полно таких поселенцев – там строили маленькие фермы, свинарники, лачуги и все такое прочее.
– Но сейчас их там нет.
– Да, вы правы. Когда там решили устроить парк, всех поселенцев выгнали. Но северная оконечность Манхэттена всегда была ничейной землей. Там каменистая почва, совершенно непригодная для культивации или строительства. Инвудский парк появился только в тридцатые годы. К этому времени жители Вилля уже приобрели право на владение землей.
Бесстрастный лекторский тон Вартека привел д’Агосту в раздражение.
– Послушайте, я, вообще-то, не юрист. Но мне известно, что они не являются собственниками этой земли и не имеют права закрывать туда доступ. И я до сих пор не получил объяснений, как такое стало возможным. – Сложив на груди руки, д’Агоста откинулся на спинку кресла.
– Лейтенант, я пытаюсь вам объяснить. Они живут там уже сто пятьдесят лет. И они приобрели права на эту землю.
– И право перегораживать городскую улицу?
– Вероятно.
– Значит, я могу возвести баррикаду на Пятой авеню? Получается, что я имею на это право?
– Нет, вас арестуют. Городские власти этого не допустят. Земельный сервитут на такие случаи не распространяется.
– Хорошо, а если я в ваше отсутствие взломаю вашу квартиру и буду жить там двадцать лет, не платя ни копейки, то потом она перейдет ко мне?
Секретарша принесла чуть теплый кофе, густо забеленный молоком. Д’Агоста залпом выпил половину чашки. Вартек только слегка пригубил.
– Да, она перейдет к вам, если вы открыто будете занимать ее без моего разрешения. В конце концов, вы приобретете право на владение вопреки притязаниям другого лица, потому что…
– Какого черта, у нас тут что, коммунистическое общество?
– Лейтенант, не я писал этот закон, но, должен сказать, что он вполне разумен. Если вы при строительстве, ну, скажем, септика, залезли на участок соседа, а он в течение двадцати лет не возражал или просто не замечал этого, то по закону вы приобретаете право оставить ваш септик там, где он есть, даже если сосед в конце концов спохватится.
– Поселок на Манхэттене – это не септик.
Вартек стал заметно нервничать: голос его сорвался в фальцет, шея покрылась красными пятнами.
– Но принцип здесь один, будь то септик или целый поселок! Если владелец не возражает или не замечает, что вы открыто пользуетесь его собственностью, то со временем вы получаете на нее определенные права. Это сродни морскому закону об имуществе, спасенном при кораблекрушении.
– Вы хотите сказать, что городские власти никогда не возражали против существования Вилля?
– Мне об этом ничего не известно.
– Так, значит, такая вероятность не исключается? Возможно, в архивах сохранились какие-то письма и обращения граждан? Держу пари…
В комнату скользящей походкой вошел человек в черном.
– Кто вы? – испуганно спросил Вартек.
Действительно, внешность Пендергаста с непривычки могла поразить любого: черно-белая экипировка, бледная, как у мертвеца, кожа и прозрачно-серые глаза, похожие на новенькие серебряные монетки.
– Спецагент Пендергаст, Федеральное бюро расследований. К вашим услугам, сэр.
Слегка поклонившись, Пендергаст вынул бумажную папку и, раскрыв, положил ее на стол. Внутри оказались копии старых писем на бланках города Нью-Йорка.
– Что это? – спросил Вартек.
– Письма. – Пендергаст повернулся к д’Агосте. – Винсент, извините меня за задержку.
– Письма? – переспросил Вартек, сдвинув брови.
– Письма с протестами против присутствия в Вилле поселенцев. Начиная с тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года.
– Где вы их взяли?
– У меня есть знакомый архивист. Специалист своего дела. Весьма рекомендую.
– Вот видите, возражения все-таки были, – вступил в разговор д’Агоста. – Так что никакого права собственности, или как там вы это назвали, у них и в помине нет.
Пятна на шее Вартека проступили еще ярче.
– Лейтенант, мы не собираемся выселять этих людей только потому, что этого хочется вам или вот этому агенту ФБР. Я подозреваю, что ваш крестовый поход как-то связан с определенным религиозным культом, который вызывает у вас осуждение. Но у нас существует свобода совести и религиозных отправлений.
– Ничего себе свобода совести – мучить и убивать животных… а может быть, и кое-что похуже, – возмутился д’Агоста. – Нападать на полицейского, находящегося при исполнении служебных обязанностей – это тоже свобода совести? А нарушать спокойствие жителей?
– Мы примем меры в установленном порядке.
– Конечно примете, – изящно вклинился Пендергаст. – Это ваша прямая обязанность – принимать необходимые меры. Именно поэтому мы здесь – хотим предложить, чтобы вы их приняли безотлагательно.
– Такого рода решения требуют долгой и тщательной проработки. Необходимы юридические консультации, изучение документов, тщательные согласования. Мы не можем провернуть все за один день.
– Но ведь времени у нас в обрез, уважаемый мистер Вартек! Общественное мнение явно не на вашей стороне. Вы читали сегодняшние газеты?
Вартек теперь уже весь пошел пятнами и покрылся испариной. Потом выпрямился во все свои сто шестьдесят сантиметров.
– Я же сказал, что мы изучим этот вопрос, – повторил он, провожая посетителей до двери.
Когда они спускались в лифте в компании безликих мужчин в однообразных серых костюмах, Пендергаст обратился к д’Агосте со словами:
– Мой дорогой Винсент, как приятно сознавать, что наш город имеет такое энергичное и эффективное руководство.
Глава 38
Зона ожидания восьмого терминала в аэропорту Джона Кеннеди находилась рядом с широкой лентой эскалаторов. Пендергаст с д’Агостой стояли в толпе представительных мужчин в черных костюмах, которые держали в руках листочки с именами прибывающих пассажиров.
– Скажите-ка мне еще раз, кто этот парень и зачем он здесь нужен? – попросил д’Агоста.
– Его зовут месье Бертен. Он был нашим домашним учителем.
– Нашим? Вы хотите сказать, вашим и…
– Да. Моего брата. Месье Бертен преподавал нам зоологию и естествознание. Я его просто обожал – это был весьма обаятельный человек, прямо-таки харизматическая личность. К сожалению, он был вынужден отказаться от места.
– А что случилось?
– Пожар.
– Пожар? Это когда ваш дом сгорел дотла? Он имел к этому какое-то отношение?
Пендергаст холодно промолчал.
– Так, значит, он спец по зоологии? Тогда при чем здесь убийство? Или я чего-то не понимаю?
– Помимо своей основной специальности он имел обширные познания в области местных верований и преданий – вуду, обеа, заклинания, зелья.
– Разносторонний специалист. Судя по всему, он научил вас не только лягушек резать.
– Я бы предпочел не распространяться на эту тему. Одно могу сказать: месье Бертен знает этот предмет, как никто другой. Поэтому я и вызвал его из Луизианы.
– Вы действительно считаете, что здесь не обошлось без вуду?
– А вы – нет? – спросил Пендергаст, поднимая серебристые глаза на д’Агосту.
– Мне кажется, что какой-то козел пытается задурить нам голову.
– Не вижу разницы. А, вот и он.
Повернувшись, д’Агоста невольно вздрогнул. К ним приближался крошечный человечек во фраке и широкополой белой шляпе. Кожа у него была такая же молочная, как у Пендергаста. На тонкой шее, обхваченной тяжелой золотой цепью, покачивалась маленькая морщинистая головка. В одной руке он держал потрепанную дорожную сумку с логотипом британской авиационной компании ВОАС, другой опирался на массивную трость с великолепной резьбой. Это была даже не трость, а палка или скорее дубина, как решил про себя д’Агоста. Ну прямо фокусник из бродячего цирка или псих, который забрел в аэропорт, чтобы погреться. Даже нью-йоркская публика, которую трудно чем-либо удивить, с любопытством косилась на этого типа. Человечка сопровождал носильщик, нагруженный немыслимым количеством чемоданов.
– Алоизий!
Торопливо семеня птичьими ножками, человечек подбежал к Пендергасту и в типично французской манере расцеловал его в обе щеки.
– Quelle plaisir![17] Ты ничуть не изменился.
Повернувшись к д’Агосте, месье Бертен быстро смерил его взглядом.
– Кто этот человек?
– Я лейтенант д’Агоста, – представился тот, протягивая руку.
Проигнорировав этот жест, Бертен повернулся к Пендергасту:
– Полицейский?
– Я ведь тоже полицейский, maître[18], – заметил Пендергаст, искренне забавляясь манерами своего бывшего наставника.
– Фу! – неодобрительно бросил Бертен.
Белая шляпа на его голове затрепетала от негодования. Выхватив из пачки маленькую тонкую сигару, он вставил ее в перламутровый мундштук.
– Извините, maître, но здесь нельзя курить.
– Варвары, – пробурчал Бертен, не вынимая мундштук изо рта. – Тогда пойдем в машину.
Они вышли на улицу, где их поджидал Проктор.
– «Роллс-ройс»? Как это вульгарно!
Когда носильщик погрузил чемоданы в багажник, д’Агоста с неудовольствием заметил, что Пендергаст скользнул на переднее сиденье, предоставив ему делить с месье Бертеном заднее. Очутившись в машине, месье немедленно достал золотую зажигалку и поднес огонь к своей сигарке.
– Вы не хотите спросить разрешения? – поинтересовался д’Агоста.
– Не хочу, – отрезал тот, стрельнув на лейтенанта черными блестящими глазками.
Глубоко затянувшись, он приоткрыл окно и выпустил тонкую струйку дыма. Потом наклонился вперед.