Лина решила: вот прямо сейчас она позвонит любимому мужу и напрямую спросит, думал ли он о ней сегодня. Или уже нашел утешение в объятиях какой-нибудь медсестры? Ой, что за чушь в голову приходит… В общем, настало время напомнить Петру, что на курорте его ждет любящая жена… И Лина решительно двинула в номер.
Чья-то тощая лапка цепко схватила ее за обожженное солнцем плечо. От неожиданности и боли русская туристка ойкнула и обернулась.
— Тссс, я вас тут уже полчаса поджидаю. Не хотела подходить на пляже, это было бы слишком заметно. Встретимся в баре. Следуйте за мной, только умоляю: не оглядывайтесь.
Лина не выдержала и все-таки оглянулась. У входа в бар устроилось странное существо в темных очках и черной накидке с блестками, мало подходившей к яркому солнечному утру. Глаза Лины постепенно привыкли к полумраку, и она не без труда узнала в незнакомке…Гизелу.
«Интересно, что этой пожилой перечнице от меня надо? — привычно подумала русская туристка с легким раздражением. — Наверное, опять примется нести чушь несусветную про татуировки… Ой, зря я о ней так, в общем-то престарелая фрау ни в чем не виновата. Наоборот, она совершенно искренне пытается мне помочь с расследованием….», — спохватилась Лина и, устыдившись своего беспричинного гнева, сделала над собой усилие. То бишь, взглянула на пожилую немку с вежливой улыбкой и вкрадчиво произнесла:
— Такое дивное утро, а вы, между тем, выглядите огорченной, моя дорогая Гизела….
— Никаких «моя дорогая Гизела»! — прошипела дама, поправляя очки. — Хладнокровнее, детка! Мы с вами должны делать вид, что едва знакомы, — еле слышно прошептала старушенция. — Давайте-ка сейчас осторожно, по очереди сменим место дислокации, короче, переместимся в бар. Дальше план действий такой: вы сядете за столик, а я как бы случайно через пару минут присоединюсь к вам. Постарайтесь выбрать укромное местечко на веранде — например, вон там, за колонной. Если мы устроимся в дальнем углу, шум моря заглушит любой, даже громкий разговор.
— Это что еще за конспирация? — удивилась Лина. — Чем-то неуловимо напоминает встречу Штирлица с женой в фильме «Семнадцать мгновений весны».
— Помню-помню! Во времена ГДР довольно часто крутили этот ваш сериал, — оживилась старушка. — Зря иронизируете, Лина! Теперь нам необходимо соблюдать осторожность. Ступайте за столик, я сейчас приду, — уже громче проскрежетала она и затем, не глядя на собеседницу, приложила палец к губам и скрылась в дамской комнате.
— Итак? — спросила Лина «Штирлица в юбке» с нетерпением. Она отхлебнула кофе и теперь предвкушала приятное послевкусие. В этот раз Лина попросила Веселина плеснуть в бокал чуть-чуть коньяка, не без основания предположив, что старушенция тоже не ограничится чашкой пустого чая. Гизела и вправду нарисовалась у столика со стаканом, до краев наполненным виски.
— Позвольте присесть? — спросила старушка нарочито громко, так что немцы за дальним столиком обернулись в их сторону. А потом опять продолжила конспиративным шепотом:
— Деточка, в «Пальме» становится все опаснее. Можете иронизировать, моя дорогая, сколько угодно и как угодно высмеивать меня, старуху, однако это так. Мне очень не нравится все, что творится в этом проклятом отеле. К примеру, смерть этой молодой шотландки, как ее….Ну да, Адели. Я встречала эту девицу здесь уже лет пять подряд, и прежде мне казалось, что я знаю о ней почти все. Эта мисс Адель была бодрой и спортивной фройляйн. Она обожала плавать, ходила на аэробику в соседний отель, а каждый вечер отправлялась со своим дружком на дискотеку и в бар. У этой фройляйн не было ни возраста, ни болезней бедного Тони… Повторяю, мне кажется весьма странным, что она отправилась следом за рокером на небеса. А вам, Лина, так не кажется?
— Бывают же трагические совпадения? — проговорила Лина, однако в этот раз ее голос звучал не слишком уверенно. — Кстати сказать, татуировок у бедной Делли, как вы верно заметили, было полным-полно, — напомнила Лина старушке ее же слова.
— К черту татуировки, — перебила Гизела. — Сегодня на заднем дворе я случайно услышала нечто такое, что в корне меняет нашу первоначальную версию.
Старушка приподняла прозрачный капюшон, и на Лину уставились ласковые глазки гремучей змеи.
— Что вы делали, дорогая Гизела, на заднем дворе? — удивилась Лина. — В подобные «неаппетитные» места туристы редко заглядывают, да и хозяева отелей не очень-то любят их туда пускать. Туристы должны видеть лишь отремонтированный фасад и улыбчивые лица обслуги, а не слышать, как они ругаются в подсобке на грязных задворках старой гостиницы.
— Ну, я туда частенько наведываюсь. Признаться, я там подкармливаю кошек, — проскрежетала Гизела. — Еще должна вам сказать, что во всех южных странах проживают жестокие и бессердечные люди. Вы видели тощих котов в Турции? А несчастных ободранных кошек в Египте? Ужас! На южных курортах бедные животные питаются объедками со столов туристов. Потому-то они регулярно наведываются на помойку. А что им еще прикажете делать? А здесь, в «Пальме», им трудно добраться до закрытых контейнеров. В общем, в этот раз я принесла кискам сосиски….
— Ну, и? — с нетерпением перебила Лина.
— И тут я услышала, как горничные лениво выбрасывали мешки с мусором в эти самые контейнеры и сплетничали: «Что-то слишком часто к нам в отель стала приезжать «Скорая»». Представляете, Лина? Именно такие слова прошептала одна болгарка другой и добавила тихонько еще кое-что, но я услышала, потому что держала ушки на макушке. Так вот, она сказала: «Ты заметила, Снежана, что они каждый раз являются сюда ночью?».
И та самая Снежана поддакнула: «Ну да, я слышала, что кто-то из медиков даже пожаловался ночной дежурной. Мол, редкая невезуха, уже несколько ночей не удается поспать, почему-то вызов каждый раз приходится на эту бригаду».
В общем, Лина, как вам все это понравится?
Гизела уставилась на Лину в упор, сделала большой глоток виски и вдруг, издав пальцами глухой щелчок, замолчала, словно у нее выключили звук.
Лина отхлебнула кофе, медленно запила его коньяком и пожала плечами:
— Вообще-то два смертельных случая — это еще не закономерность, дорогая Гизела. Могут же быть и простые совпадения? К тому же «Скорая» на многолюдном курорте — обычное дело.
— А вам хотелось бы, чтобы, чтобы этих, с позволения сказать, «совпадений» у нас стало три? Или четыре? Или чтобы в нашем отельчике случилось целых три смерти за одну неделю? — Гизела раскраснелась от гнева, приправленного виски, и лицо ее окрасилось в такой же морковно-красный цвет, как ее волосы, воинственно торчавшие в разные стороны. Лина затихла. Она решила не волновать старушку, чтобы не накликать «третий смертельный случай».
— Будем надеяться, что до третьего не дойдет, — миролюбиво проговорила она. — Во всяком случае, дорогая Гизела. вы абсолютно правы: осторожность нам не помешает. Мы с вами стали здесь как-то очень заметны после истории с бедным Тони. А еще я настоятельно прошу вас, дорогая Гизела: не употребляйте алкоголь с утра. На побережье с каждым днем становится все жарче. Думаю, трагедия бедного Тони и смерть Адель должны послужить всем нам жестоким уроком…
— Не собираюсь отказываться ни от одного из немногих удовольствий, которые у меня остались в жизни, — проворчала Гизела и лихим гусарским глотком осушила остатки виски. Тревога сменилась в ее душе умиротворением, и старушка молча, но крепко пожала Лине руку. Так, наверное, нелегал приветствует нелегала на территории потенциального противника.
— А, может, вы и правы, моя дорогая Гизела. Надо наслаждаться жизнью, пока не поздно, — как-то довольно нелогично заявила Лина и, прикончив коньяк, простилась с боевой старушенцией.
«Гори, гори, моя звезда»
После ужина Лина и Ханна, как обычно, устроились на открытой веранде, попросив Веселина выдать им по бокальчику вина.
— А чем ты, Ханна, занимаешься в Мюнхене? — спросила Лина, изо всех сил делая вид, что не замечает отсутствия Володи.
— Работаю в маленькой фирме, монтирую там электронику. У нас что-то вроде конвейера. Работа нетрудная, только очень скучная и однообразная. Главное на рабочем месте — поменьше думать. В Чехии было лучше. Там я работала секретаршей в офисе и постоянно общалась с разными людьми.
Ханна отхлебнула вина, и глаза ее затуманились грустью.
— А почему ты уехала из дома, если там нравилось?
— Сбежала. — Ханна сделала глубокий вдох и, помолчав секунду, продолжила. — Первого мужа я любила так страстно, как можно любить только в юности. Он был такой… такой волшебный! Красивый, веселый, душа компании. Обожал модно и ярко одеваться. В общем, не парень, а человек-праздник. Мы жили в маленьком городке возле Брно. Вокруг были горы, леса, одним словом — высокие Татры. Красотища, как в кино. Вашек подвизался музыкантом в самодеятельном ансамбле, который выступал по вечерам в ресторанчике. А я была обычной провинциальной девчонкой. Правда, молодой и симпатичной, наверное, но на него, первого парня в городке, и девушки гораздо красивее меня заглядывались. Уж и не знаю, почему он меня выбрал. Наверное, за кротость.
— Еще бы ему тебя не выбрать! — перебила Лина. — Она готова была болтать любую чушь, лишь бы только тоска в глазах этой милой чешки погасла вместе с последними лучами солнца, как всегда, медленно и торжественно опускавшегося в море. — Какой дурак упустит такую раскрасавицу?
— Ладно, не выдумывай! — улыбнулась Ханна лишь уголками рта и продолжала. — Ты же знаешь, слишком хорошо никогда не бывает долго. В общем, Вашек стал меня бешено ревновать. По вечерам он играл со своей джаз-бандой на танцульках, а я сидела дома, не могла даже выйти в магазин. Муж приходил в бешенство, если кто-нибудь из мужчин начинал даже просто разговаривать со мной. Рождение дочки ничего не изменило, лишь сделало мою жизнь еще невыносимее. Однажды я взбунтовалась и нашла работу, но это ему особенно не понравилось. Муж стал заявляться ко мне в офис, устраивал там безобразные скандалы. Был случай — кинул в меня тяжелую вазу, стоявшую на конторке. В другой раз — замахнулся ножом, которым я резала колбасу для шефа. Причем, по иронии судьбы, моим шефом была женщина, и ревновать к ней было глупо. Но на сумасшедших логика не действует, он всегда находил, к чему бы придраться. В общем, если бы не моя начальница, не знаю, была бы я сейчас жива, или нет. Все остальные, в том числе и родственники, от меня только отмахивались: «Ревнует — значит любит, дело житейское. Ну, не в тюрьму же его за это сажать?» — твердили они в ответ на мои жалобы и слезы. А добрая пани-шеф сразу все-все поняла. «Въехала», так сказать, в самую сердцевину проблемы. Вначале прятала меня у себя дома, потом разрешила ночевать в офисе на диване. Это в тех случаях, когда я чувствовала, что муж становится невменяемым. Но однажды даже у нее кончилось терпение. «Ханна, тебе надо уехать отсюда, — сказала она, — Вместе с дочкой. Куда угодно, только подальше. Туда, где этот моральный урод и маньяк не сможет тебя достать. Я знаю, он не образумится, и все это может плохо для тебя закончиться».