Он приспустил майку. На массивной, уже довольно дряблой груди красовалась мощная голова волка.
— Люблю волков, они классные ребята, — объявил Тони, — Сильные, верные, гордые… Потому и не доживают до старости…
— Вы хиппи? — наугад спросила Лина.
Он отрицательно покачал головой.
— Может быть, рокер?
— Ну, считай так, если нравится, — усмехнулся он. — Я когда-то и впрямь играл на барабанах в рок-группе. С тех пор столько воды утекло! Торгую теперь вот оптом другими барабанами — в стиральных машинах. Представляешь, кручусь в офисе целыми днями, как эти чертовы барабаны. Вот в первый раз с Анн отдохнуть к морю выбрался, да и то всего на недельку.
— А когда обратно? — вежливо поинтересовалась Лина.
— Да уже через два дня, — расплылся Тони в улыбке. — Хорошенького понемножку. Обратный билет уже заказан, будь спок! Наши дождливые острова уже заждались нас с Анн, «простых британцев»!
Лина взглянула на часы, вежливо простилась со странной парочкой и отправилась спать.
Наутро, заскучав на пляже, она попросила у Тони разрешения сфотографировать его «татушку».
— Давай, старушка, снимай сколько хочешь, не жалко, — усмехнулся он. — А знаешь что? — внезапно улыбка Тони стала какой-то застенчивой и еще более симпатичной, — сними-ка, пожалуйста, еще мои руки и ногу, только покрупнее, видишь, сколько там всего нарисовано: и мальтийский крест, и герб Ирландии, и шотландский дракон…. Покажешь потом кому-нибудь в России — вот удивятся. Классный дизайн, правда?
И Тони добродушно захохотал.
Страшная новость
— Дерь-мо! — за дверью так пронзительно крикнули, что Лина застыла в ванной с полотенцем в руке. Ну ничего ж себе! Дело идет к полуночи, в это время постояльцы отеля более-менее соблюдают тишину. А тут кто-то оглушительно вопит по-немецки, да и словечки еще те выбирает…
«Кто-то из пожилых немок, наверное, перепил в баре и теперь скандалит, — решила Лина…. Однако странно… Они с детства все такие законопослушные и воспитанные… Ни за что не станут кричать в неурочное время, особенно в таком, судя по голосу, почтенном возрасте».
— Дерь-мо! — не унимался пронзительный старушечий голос. — Все дерь-мо! Жизнь — дерь-мо, смерть — дерь-мо. Судьба дерь-мо! Это же надо! Поехать на отдых и умереть!..
— О, Господи, замолчите! — закричал другой женский голос за дверью уже по-английски. Лина не выдержала и осторожно приоткрыла входную дверь. В другом конце коридора бегала из угла в угол пожилая сухопарая немка. Однако рыдала не она. Всхлипывания слышались где-то рядом. Лина осторожно заглянула в маленькую нишу за открытой дверью. В кресле у окна, свернувшись клубочком, горько плакала маленькая женщина в красной курточке, наброшенной на голубую ночную рубашку в белый горошек. Дама отвела от лица промокшую насквозь салфетку, и тут Лина узнала Анн.
— Что случилось? — зачем-то поинтересовалась она, хотя ясно было, что ничего хорошего…
— Тони, — прорыдала Анн, — Его больше нет. Вы не могли бы, дорогая, принести мне воды и носовой платок?
— Это какая-то ошибка, — неуклюже попыталась утешить даму Лина, подавая воду и рулон туалетной бумаги, потому что ни один носовой платок в мире с таким потоком слез не справился бы, — потерпите, Анн, пожалуйста, сейчас приедет врач и окажет Тони первую помощь.
— Нет! Никто и ничто ему уже не помогут. Я точно знаю, он мертв. У меня, к сожалению, есть горький опыт: так же умер мой первый муж, — сказала Анн, внезапно перестав рыдать. Она посмотрела на Лину круглыми, полными ужаса глазами.
«Ну ни фига ж себе — опыт, все мужья у нее умирают одинаково», — подумала Лина и невольно взглянула на Анн с опаской.
— Дерь-мо! — пожилая немка продолжала бушевать в коридоре. Она непрестанно повторяла свое любимое слово и оттягивала воротничок желтой кофты, словно он душил ее. Лину тронуло, что старушенция так горько оплакивает совершенно незнакомого ей человека — словно плакальщицы где-нибудь в глухой деревушке на Рязанщине или на Тамбовщине. Тетя из Белоруссии когда-то вот так же безутешно рыдала на похоронах Лининого отца, которого видела едва ли пару раз за всю жизнь. Немка, похоже, такая же отзывчивая, умеет сострадать и жалеть, как любая баба в нашей деревеньке. Другие-то постояльцы отеля даже не подумали выглянуть в коридор.
«Вот уроды! Слышат ведь, как у них под носом вопят и рыдают на двух языках, — с раздражением подумала Лина, — однако трусливо прячутся по своим норам. Не желают, видите ли, портить отпускное настроение. Лишь эта немецкая старушка приняла участие в совершенно незнакомой женщине, к тому же иностранке».
— Вдове надо помочь собрать бумаги, а я не говорю по-английски, — внезапно спокойно и даже как-то буднично объявила немка.
— Да погодите же вы с формальностями, пока не до бумаг, — отмахнулась Лина от настырной старушенции.
— Бу-ма-ги! До-ку-мен-ты! — по складам повторила немка, свирепо глядя Лине в глаза. Лине пришлось послушно кивнуть. Как тут поспоришь, если слово «бумаги» и. тем более, «документы» имеет для немецкого уха столь магическое значение! К тому же от пожилой дамы изрядно разило бренди. Похоже, она, как и Тони, неплохо «отдохнула» в баре.
— Мне кажется, вы, дорогая, больше всего нуждаетесь в полноценном сне! Пойдемте, я провожу вас в вашу комнату, — предложила Лина немке как можно ласковее, нимало не надеясь на успех. Однако пожилая фрау, осознав, что «эта странная русская» уже не спорит «насчет бумаг и документов», внезапно обмякла, всхлипнула и кивнула в знак согласия.
Едва Лина отвела старушку под локоток в ее номер, как в конце коридора послышалось цоканье дамских каблучков. Миг — и перед Линой и Анн предстала молодая энергичная докторша с высокой грудью и пышной гривой каштановых волос. Настоящая болгарская красавица. Не хуже стандартных «моделек» из телевизора.
— Вы вдова? — спросила докторша Анн по-английски, и та при слове «вдова» зарыдала еще сильнее. Однако все же ухитрилась сквозь рыдания внести поправку:
— Тони был моим бой-френдом. Мы жили отдельно, но часто встречались. У меня прекрасные отношения с «экс»… — Ну…с экс-женой, и двумя его дочками.
— Откуда вы прибыли? — продолжила допрос врачиха, достав из сумочки толстую тетрадку.
— Из Бирмингема, — прорыдала Анн.
— Покойный употреблял алкоголь? — профессионально поинтересовалась докторша и вдруг … незаметно подмигнула Лине:
— Да что это я глупости спрашиваю! Из Бирмингема — да что бы и не пил! Они там все «квасят» будь здоров! — пробормотала она под нос по-английски.
— Похоже, все английские пьяницы и впрямь съехались в наш странноприимный домик под названием «Пальма», — поддакнула Лина врачихе по-русски.
— Все пьют, однако же, никто не умирает, — поправила ее докторша теперь тоже по-русски, но с приятным южным акцентом. Было заметно, что она обрадовалась родной славянской речи. Более того, врачиха заметно повеселела. — Представляете, — продолжила она, еле сдерживая хихиканье, — это мое первое дежурство на Золотых песках.
Лине это искрометное веселье показалось довольно неуместным, однако она тактично промолчала. Зато собеседница, то и дело прыская, продолжила оживленно трещать на смеси русского и болгарского.
— Вообще-то я работаю, в Варне, в серьезной клинике, устаю, как собака, вот и ушла в короткий отпуск, — вещала докторша, — решила отдохнуть на Песках и немного подзаработать. Вот дура наивная! Покой здесь только снится. Когда подвернулось дежурство на «Скорой», сутки через трое, я так обрадовалась! Надеялась, напрягаться не придется, курорт как-никак. И, представьте себе, — докторша даже «хрюкнула», захлебнувшись от нервного смеха, — сегодня мое первое дежурство… В общем, клево неделька начинается, правда?
— Простите, как вас зовут? — поинтересовалась Лина, чтобы хоть на пару секунд прервать приступ ее неудержимого веселья. Впрочем, хохотушка в белом халате, как оказалось, тоже была непрочь познакомиться. Она уютно расположилась в кресле, пристроила тяжелый докторский чемоданчик у ног и, по-видимому, собиралась весело скоротать рабочее время.
— Доктор Карпова, — представилась она, отметая возможную фамильярность. — А вы кто по профессии? — тоже из вежливости поинтересовалась она.
— Педагог, музыкант и одновременно писатель, — скромно, но с достоинством сообщила Лина. В эту самую минуту администраторша отеля попросила Анн вернуться в ее комнату для описи вещей, и докторша наконец-то дала волю смеху, буквально распиравшему ее.
— Ха-ха-ха! Ну ничего же себе! — заливалась она. — Русская писательница! Не ожидала! Это мне для полного комплекта! Ну, что называется, повезло так повезло! А вы не могли бы дать мне визитную карточку?
Лина нырнула в номер и вынесла карточку, а также болгарский литературный журнал с ее рассказом, как будто специально для этой странной «презентации» подаренный издательницей Елкой два дня назад.
— Ну да, конечно, что-то слышала о вас по телевизору, — на всякий случай проявила докторша «осведомленность». Масштабы Лининой известности на Балканах были явно преувеличены, но она скромно промолчала. Однако как всякий писатель не упустила приятной возможности поболтать о своем творчестве:
— Между прочим, я еще и детективы пишу.
— А, ну тогда вам исключительно повезло: вы оказались в нужное время в нужном месте, — вновь заливисто расхохоталась докторша и кокетливо откинула со лба прядь каштановых волос. — Сейчас сюда прибудет бригада из Варны, — заговорщицки захихикала она, — судебный медик и следователь, а с ними — только не пугайтесь! — «труповозка». В общем, я организую вам «знакомство с материалом» в лучшем виде. Не сомневайтесь, госпожа писательница! Наконец-то вы узнаете предмет, о котором пишете.
— Может, лучше не надо, — засомневалась Лина. И невольно поежилась, зябко кутаясь в кофточку.
— О, только не отказывайтесь! Уверяю, вам будет очень-очень интересно, — заверила ее докторша, по-прежнему задорно хохоча.