Лина на всякий случай подняла вверх два пальца, словно принося клятву. — Клянусь нашей любовью, не я его тут поселила. Скоро сам убедишься. Со дня на день в отель явится его издатель Топалов. Весьма любопытный персонаж. Этот болгарин охотно подтвердит мои «показания». Потому что как раз Топалов притащил Башмачкова в Болгарию, а потом и в нашу «Пальму». Ой, да что это я? Ну, сколько можно оправдываться в том, чего не совершала?! — возмутилась Лина и потребовала: — Ладно, Петь, кончай дурить. Лучше скажи, что ты думаешь об этом зловещем «этюде в багровых тонах»?
— Что я могу думать о четырех странных смертях, если я пока еще нигде не был, ничего не видел, никого не знаю? — удивился Петр. — Вот поживу тут пару деньков, поговорю с людьми, погуляю по окрестностям — тогда и скажу тебе, что я обо всем этом думаю. Впрочем, я как врач привык руководствоваться не фантазиями, а фактами. Между тем, фактов у нас пока нет, а есть одни домыслы. Интересно, кому и зачем было выгодно убивать этих небогатых англичан? Если на песках орудует банда, то почему она прицепилась к этим английским туристам? Шли бы себе в пятизвездочный отель, там публика намного богаче…
Лина улыбнулась. Нет, все-таки она не зря вышла замуж за Петра! Он, конечно, поворчит для порядка, — зато всегда поддержит любую, даже сомнительную авантюру жены. Уж вдвоем-то они обязательно распутают этот кровавый «болгарский кроссворд». Надо только скорее найти ключевое слово — ту самую «печку», от которой надо «плясать»… Слово…
— Послушай, Петр, — внезапно спросила Лина, словно что-то вспомнив, — ты ведь тоже купил в Москве страховку?
— Странный вопрос, — пожал Петр плечами, — без медицинской страховки, как и без визы, меня бы никто в Болгарию не впустил. Это же Европа! Да что ты притворяешься, сама же все прекрасно знаешь.
— А сколько ты отдал за эту «бумажку»?
— Ой, не помню, какие-то смешные деньги. Да и какая, в сущности, разница, — отмахнулся Петр. — Ты правильно сказала: «бумажку». Моя страховка — чистая формальность. Сам же мне недавно это втолковывала. Если, не дай Бог, тут на курорте заболеешь, все равно скорее всего придется за все — за вызов врача, за лекарства, за дальнейшее лечение — полновесным «наликом» платить. А потом угробить в Москве кучу времени и нервов, чтобы вернуть хоть какие-то потраченные денежки. В общем, прошу тебя, как врач: давай, дорогая, не будем болеть до конца отпуска. Вот привез с собой целый чемоданчик «скорой помощи» — чтобы обойтись своими силами, если что.
— А все-таки, Петь, какая у тебя страховка? — не отставала Лина.
— Да ерунда какая-то, что-то около двенадцати баксов, — пожал плечами Петр. — На меньшую сумму турфирма просто не согласилась. А почему, — внезапно развеселился он, — этот вопрос так тебя волнует, дорогая? Ты что же — задумала быстренько укокошить меня, тоже стать «черной вдовой» и счастливо зажить на этом курорте с Башмачковым?
— А ты смышленый! — хихикнула Лина, — Вот сейчас принесу тебе бокал вина c цианистым калием, и — прости-прощай, супружеский долг! Хотя временами он бывает довольно приятным…
Супруги переглянулись, как заговорщики, и прыснули.
Внезапно лицо Лины стало серьезным:
— У моих новых знакомых британцев были страховки, но они им не помогли. Интересно, а если страховка не покрывает страховой случай? Ну, например, случай смерти? Кому тогда платят деньги родственники умерших?
Петр задумался:
— Ну, наверное, есть какие-то местные компании, которые организуют отправку тел умерших туристов на родину.
— То есть, чем больше трупов, тем солиднее прибыль? — прошептала Лина.
— Дорогая, иногда тебя посещают странные идеи, — пожал плечами Петр. — Слишком опасно и хлопотно связываться с иностранцами из-за какой-то страховки…
— И все же. Петр, обещай мне здесь и сейчас, что ты будешь крайне осторожен на берегу этого проклятого моря, недаром когда-то прозванного Черным. Хорошо, хоть акулы сюда пока еще не доплывают, как в Египте… Думаю, никакая страховка не покроет отправку твоего симпатичного тела на Родину, а у меня, как тебе известно, денег на подобное мероприятие нет….
Петр перестал смеяться и уставился на жену:
— Дорогая, ты меня пугаешь! У нас в медицине это называется паранойя. По-моему, Лин, в последнее время тебе повсюду мерещатся убийства, трупы и покушения.
— Если бы! Я бы многое отдала, чтобы все четыре смерти в «Пальме» оказались лишь цепью случайных совпадений…, — вздохнула Лина. — Ты только, Петя, вдумайся: четыре смерти буквально за неделю! Убийца почувствовал свою безнаказанность и потерял осторожность, словно тигр-людоед, отведавший легкой добычи. Мы должны как можно скорее его «вычислить», чтобы прервать эту проклятую цепь смертей! Для начала предлагаю вот что. Давай-ка, Петр, прогуляемся после обеда вдоль моря. Я покажу тебе места, где случились два последних, так называемых, «несчастных случая», может быть, хоть ты придумаешь им толковое объяснение…
Петр подозрительно посмотрел на жену:
— Лин, ты опять за старое? Во второй раз хочешь сделать из меня доктора Ватсона? Ты-то сама — Шерлок Холмс, ясное дело! Вот только признайся, моя радость, честно: оно тебе надо? К чему, дорогая, нам в очередной раз лезть в сомнительную историю? Тем более, в отпуске. Тем паче — если все умершие (или убитые?) — иностранцы? И, самое главное, когда все это происходит в чужой, хоть еще недавно братской, стране?
— А я — то, дура, обрадовалась… Думала, ты не меньше меня захочешь докопаться до истины, — расстроилась Лина. Она сняла очки и долго протирала их мягкой тряпочкой, не глядя на мужа. — Что ж, дорогой, наверное, ты прав. Все это не нашего ума дело. Но я …. Ну не могу я тут спокойно загорать, гулять, пить вино и делать вид, будто ничегошеньки не случилось. По-нашему, по православному обычаю, ведь еще и девяти дней не прошло, как их не стало! И души всех этих безвинно убитых людей смотрят сейчас на нас с тобой с немым укором. Мол, что же ты, сестра Ангелина, даже не попыталась распутать эту историю? «Как же быстро ты предала нас! Выходит, все рассуждения о «загадочной русской душе» — обычная болтовня?» — так, наверное, думают их все еще витающие здесь души. Понимаешь, Петр, я ведь пила с ними вино, шутила, плавала в море, делала вылазки в сувенирные лавки. А потом этих людей — добродушных, загоревших и отдохнувших — отправили домой в цинковых гробах… Наверное, у меня в голове есть какой-то «центр справедливости», который возбуждается в подобных случаях. Ну, или мне присущ «общественный темперамент». В общем, ничего не могу с собой поделать…
Лина надела очки и неожиданно всхлипнула… Всю сознательную жизнь она предпочитала плакать в очках, чтобы глаза за стеклами не казались такими растерянными и незащищенными
— Ну, ладно, не реви. Давай попробуем что-нибудь разузнать… — Петр, как бывало всегда, в итоге согласился с женой. Он нежно обнял ее, погладил по загорелой шее, чтобы успокоить, и предложил:
— Давай переждем жару в номере, а потом, к вечеру отправимся осматривать «места преступления» и собирать «вещдоки».
Лина вытерла слезы, благодарно прижалась к мужу, и супруги удалились на послеобеденную сиесту.
Лина не может заснуть, как ни пытается
В полумраке номера тихонько гудел кондиционер. Ему вторил Петр, мирно похрапывавший рядом с женой. Однако Лина лежала с открытыми глазами, безуспешно пытаясь заснуть, и в десятый раз «прокручивала» в голове «хронику последних событий». Перед глазами мелькали картины минувших дней. Лина вспомнила простоволосую и бледную девушку-нестинарку, решительно шагнувшую на раскаленные угли. Показалось, что теперь уже не та девушка, а она сама, Лина, осторожно ступает по раскаленным углям, рискуя каждый миг обжечь ноги и упасть на едва потухший костер…
Лина вспомнила страшный миг, когда на ней вспыхнуло платье, и потрогала обожженную ногу. Ой, как бооооольно!. И как обидно…. Почему неизвестные хулиганы в огромной толпе, которая собралась в ту ночь на «болгарском вечере», выбрали для мести именно ее? Все это совершенно непонятно. И очень страшно…
«Ой, какая же я идиотка! Не рассказала сразу же Петру правду про шоу нестинаров и про мой ожог, наплела что-то невнятное… Почему? А ни почему. По глупости. Испугалась, что он опять примется ревновать меня к Башмачкову. Теперь уже неуместно будет рассказать Петру, что как раз во время шоу нестинаров меня постигло озарение о том, что смерти в нашем отеле неслучайны. Вернее, даже не озарение, а знание, что это так. В общем, сама виновата. Смолчала, наврала — теперь сама и выкручивайся!».
Уколы совести были мелкими, но неприятными, словно случайно залетевший с улицы комар упорно донимал Лину своими атаками. В первый раз за время их брака Лина солгала мужу. Вернее, кое-о-чем благоразумно умолчала. А умолчание — прямой путь ко лжи. Недаром на суде требуют говорить «правду, всю правду и ничего кроме правды».
«Нет, все-таки иногда лучше молчать, чем говорить… — запоздало каялась Лина. — Иначе можно э-ле-мен-тар-но запутаться. Ну, как я теперь смогу рассказать Петру о благородном поступке Башмачкова? О том, что писатель не растерялся и погасил запылавшее на мне платье, остановив тем самым «аутодафе» русской туристки? Между прочим, это он, Башмачков, не позволил мне превратиться в живой костер… Нет, лучше этот его героический поступок замять для ясности. А как иначе? Я же не хочу потерять мужа. Вот она — ложь во спасение. Если буду по-школьному правдива, то рискую серьезно поссориться с Петром. Не расскажу всю правду — изведу себя укорами. Кстати, этот Башмачков… он ну просто на глазах меняется в лучшую сторону. Похоже, его новый брутальный роман неуклонно превращает автора, еще недавно «гнилого интеллигента», в настоящего мачо, которого не испугать ни бандитами, ни даже ревнивыми мужьями. Вот он, «гений места»! Каждый раз этот человек становится другим под влиянием своих же сочинений!
«Ладно, что сказано — то сказано, — наконец решила Лина, — иногда озвучивать какие-то свои туманные соображения просто глупо. Петр, как любой нормальный мужчина, тут же сделает неправильный вывод: раз я сразу что-то скрыла от него, значит, у меня «там» что-то было… А вдруг мой голос дрогнет и невольно выдаст минутное влечение к Башмачкову тогда, у костра нестинаров? Любой нормальный мужчина, почувствовав подобное влечение к посторонней женщине, забыл бы это через минуту. «Делов-то!». Известно ведь, что мужчины думают о сексе чуть ли не каждые двадцать минут… И не считают это грехом, отнюдь… Скорее обычным делом, доказательством их мужской «нормальности». Зато если любой из них заподозрит «измену в мыслях» даже у самой верной и добродетельной жены — ну, тогда жена держись! Ревнивый самец проснется в самом благоразумном и образованном супруге. В общем, лучше помалкивать. Не хватало еще, чтобы ревность Петра вспыхнула с новой силой… Как я, оказывается, плохо знаю собственного мужа! Могла ли я представить, что в разумном и рассудительном Петре прячется Отелло? Одним словом, излишняя откровенность с мужьями — дурная идея: «многие знания влекут многие печали». Да и как растолковать мужчине загадочные движения женской души? А никак. Это все равно, что объяснять ему беспричинные женские слезы во время