Девушка кивнула.
– Тогда отдыхай. Никакой тренировки сегодня, понятное дело, не будет. Даже если случится чудо и ты сама захочешь принять в ней участие. Набирайся сил. Завтра начнем обучение стихийной магии.
Ронни вышел, тихо закрыв за собой дверь, и Эвелина скользнула в объятия беспокойного сна, свернувшись клубочком под теплым одеялом.
Дни потянулись обычной чередой. Практически все светлое время суток Эвелина занималась изучением стихийной магии в компании пяти сородичей. Эта наука не представляла особой сложности для девушки, но требовала максимальной сосредоточенности и аккуратности. Боги не любят, когда служения им не принимают всерьез. Вечера, как и прежде, были отданы тренировкам. Ронни и не подумал снизить их интенсивность, но проводил занятия в менее агрессивной манере, будто сочувствуя бедственному положению племянницы. А положение у Эвелины действительно было незавидным. В определенный день каждой недели она погружалась во многочасовой кошмар под названием императорский урок. Минуты невыносимой боли складывались в часы, и спасения не было. Император будто поставил себе цель – сломать девушку как личность. И добивался выполнения этой цели методично и последовательно. Определения болевого порога чередовались с не менее мучительными уроками фехтования. Неизменно Эвелина оказывалась проигравшей. Каждый раз она клялась себе, что не будет унижаться перед Дэмиеном, умоляя прекратить урок. И каждый раз отступалась от своих слов. На самом пороге спасительного небытия, когда сознание уже готовилось покинуть ее, милостиво погрузив разум в черную бездну, губы помимо воли просили пощады. И император, усмехаясь, одним мановением руки обрывал страдания девушки.
Все чаще Эвелина задумывалась над тем, чтобы отступиться от гордости, запросив милости правителя сразу после начала испытания. И сама ужасалась этим недостойным мыслям. Потому что подобная слабость означала окончательное и бесповоротное поражение. А девушка еще хотела повоевать с повелителем. Хоть это желание и уменьшалось с каждой неделей.
У Эвелины за неделю не успевали зажить синяки. Она давно привыкла к некрасивым багрово-синим гематомам, которые в изобилии украшали ее некогда нежную кожу. Девушка уже забыла, как это – жить без ежедневной боли. У нее ныли каждая мышца и связка. Эвелина даже не подозревала раньше, что их так много в теле.
Девушка с ужасом осознавала, что начинает тупеть от бессмысленности и монотонности существования. Разум, спасаясь от немыслимых нагрузок, все чаще впадал в оцепенение. Эвелина жила в странном подобии полусна-полуяви. К сильнейшей измотанности прибавилась бессонница. Девушка часами ворочалась на неудобной кровати, не в силах уснуть, будто кто-то неведомый решил лишить ее единственной отрады и спасения от ежедневной рутины. И лишь перед рассветом удавалось на пару часов погрузиться в тревожное забытье, которое не давало отдыха ни измученному телу, ни уму.
Эвелина таяла на глазах. И прежде не страдавшая излишней полнотой, теперь она поражала какой-то болезненной неестественной худобой. На осунувшемся лице ярко выделялись только глаза, подчеркнутые темными кругами усталости. У девушки не осталось сил даже на разговоры. Если можно было промолчать – она молчала, наученная горьким опытом общения с императором, который любую неосторожную фразу с легкостью обращал против собеседника. Понятное дело, что сверстники, которые и прежде сторонились ее, теперь почти полностью прекратили с ней общение. Впрочем, Эвелина даже не заметила этого, полностью погруженная в невеселые и однообразные раздумья.
Риена также предпочитала обходить свою бывшую ученицу стороной. Пару раз Эвелина сталкивалась с ней в коридорах Академии, но Высокая старалась как можно быстрее разминуться с девушкой, даже не глядя в ее сторону.
Ронни прекрасно видел изменения, которые происходили с его племянницей, но предпочитал не вмешиваться в процесс обучения. Только встречал Эвелину после каждого урока на крыльце Академии и помогал ей добраться до комнаты, где почти насильно вливал ей в горло отвар, поддерживающий силы. Однако это мало помогало, точнее – не помогало совсем.
Все чаще личная ученица императора задумывалась о смерти. Жизнь начинала казаться ей невыносимой. Хотелось просто лежать, чувствуя, как уходит боль, как покидает беспокойство. Никуда не надо спешить, нечего страшиться завтрашнего дня, когда придет черед услышать в который раз: «Правитель ждет вас».
В краткие моменты отдыха Эвелина уходила на обрывистый берег, туда, где начался ее первый урок. Стоя перед пропастью, она мечтала. Даже не так – собиралась с духом сделать роковой шаг. Наверное, если очень верить, то бездна сжалится, превратив тебя в белокрылую чайку. И тогда Эвелина без сожалений улетела бы от этого жестокого места. Все чаще девушка вспоминала родную Лазурь, маленький архипелаг в синих далях безбрежного океана, где некогда она была почти счастлива. И, наверное, Эвелина давно прыгнула бы вниз, если не страх – что и в призрачной обители Богов ей не найти покоя. Что и там ее разыщет император, следуя зову клятвы, а значит, страдания будут длиться бесконечно. А еще подобное бегство говорило бы о полном и безоговорочном поражении. Отчаяние девушки было еще не настолько глубоким.
Эвелина жила на грани нервного срыва. Она сама удивлялась тому, что еще держится. На гордости, на безумном желании выжить и победить, на ненависти. Девушка страшилась того, что в одно утро просто не сможет встать и пойти на занятия, что забьется в истерике при виде посланца, зовущего на урок, что упадет на колени, умоляя оставить ее в покое.
Такое положение дел не могло длиться вечно. И вот наконец переломный момент наступил.
Эвелина брезгливо рассматривала полужидкую кашу, положенную ученикам на завтрак, и задумчиво крошила хлеб в тарелку. Она давно разучилась чувствовать голод, принимая пищу скорее по обязанности, чем из-за необходимости.
– Ты должна поесть хоть немного,– неслышно подошел к столу Ронни.
– Спасибо, я не голодна,– рассеянно отозвалась девушка.– Что-то нет аппетита.
– Послушай, Эвелина,– тяжело присел на стул маг.– Я давно наблюдаю за тобой. Пойми, мне очень неприятно, что император проводит обучение столь жестоким образом. Но у него огромнейший опыт в воспитании. Думаю, он знает, что делает. Прошу тебя, потерпи еще немного.
– Я не виню вас,– пожала плечами Эвелина и ехидно добавила: – Конечно, император не может ошибаться в своих поступках.
– Тише,– шикнул на нее Ронни, встревоженно оглядываясь по сторонам, словно проверяя – не слышал ли кто неосторожных слов племянницы.– Ты рискуешь.
– Не более, чем обычно,– равнодушно отмахнулась девушка.– Вряд ли какое-нибудь наказание может быть суровее, чем моя жизнь сейчас. К тому же правитель в курсе того, что я о нем думаю. Статус личной ученицы практически не позволяет оставлять потаенных мыслей при себе.
– Ну да, конечно,– согласился маг, напряженно думая о чем-то своем.– Наверное, вскоре ты станешь человеком, наиболее хорошо знающим императора. Его привычки, пристрастия, планы.
– Если доживу,– обронила Эвелина холодно.– В чем я все чаще начинаю сомневаться.
– Послушай, девочка моя.– Ронни виновато заглянул племяннице в глаза.– Поверь, я был бы рад облегчить тебе жизнь, уменьшив количество или интенсивность занятий. Но не могу. Это против правил Академии. Да и, думаю, в таком случае император пропорционально увеличит свои уроки, что в итоге скажется на тебе еще хуже.
– Я уже сказала, что все понимаю,– терпеливо повторила Эвелина.– Не переживайте. Что должно произойти – произойдет в любом случае.
– Действительно, Дэмиен неплохо поработал над тобой,– вдруг усмехнулся маг.– Узнаю его любимое выражение.
Ронни отошел в сторону, а Эвелина задумалась над его последними словами. Неужели она потихоньку превращается в подобие императора, как он некогда обещал ей? Такая перспектива не просто пугала – она ужасала.
Оставшихся дней до назначенного урока девушка не заметила. Слишком напряжены были ее нервы. Эвелина теперь напоминала себе натянутую до предела тетиву – тронь легонько пальцем, и та порвется с жалобным звоном. И вот пришло время очередного урока. В ночь перед ним девушка совсем не сомкнула глаз. Она лежала и напряженно пыталась вспомнить – была ли важна хоть кому-нибудь ее жизнь. Не из-за стремления к власти, не из мечтаний о возвышении рода. А просто потому, что Эвелина есть на свете. И никто, кроме старой колдуньи, не приходил на ум. Стоит ли в таком случае бороться, если некому порадоваться победе вместе с тобой?
Утром императорскому гонцу пришлось дважды повторить приглашение следовать за ним, прежде чем девушка поняла, что слова относятся именно к ней. На миг Эвелине показалось, что она упала в глубокий колодец, куда с трудом доносятся голоса,– настолько отрешенной себя чувствовала.
Император ждал ученицу, как обычно, на берегу. Эвелина привычно поклонилась и застыла в ожидании дальнейших распоряжений.
Дэмиен долго разглядывал измученное бледное лицо девушки, словно решая какую-то сложную задачу. Затем улыбнулся и с искренней заботой в голосе поинтересовался:
– Ты сегодня непривычна тиха. Все в порядке?
Эвелина приложила немалое усилие для того, чтобы осознать, о чем говорит ее наставник.
– Да,– прозвучало, когда император уже почти отчаялся получить ответ на простой вопрос.
– Непохоже,– покачал головой правитель.– Ну-ка подойди поближе.
Девушка нехотя сделала шаг, потом еще один, остановившись в паре шагов от государя. Дэмиен, недовольно хмыкнув, сам подошел вплотную к ученице и, больно взяв ее за подбородок, бесцеремонно развернул к неяркому свету хмурого дня. Эвелина сначала зажмурилась от неожиданности, но когда открыла глаза, безразлично посмотрела на императора в упор.
– У тебя что-то болит? – спросил государь.– Вроде бы прошлый урок мы завершили без особых травм.
– Мне все равно,– невпопад сказала девушка.– Начнем урок?