— Надо же ее перевернуть…
— Зачем? — удивился Егор.
— Ну так ведь уколы же делают в…
— А-а-а… Нет… не обязательно… Можно в любую мышцу. Отгибай ей рукав.
Лора осторожно завернула рукав старенькой ночной сорочки на тонкой руке женщины.
— И где же тут мышцы… — прошептала она. — Она же очень худая…
— Кончай, Лорка! Коли, куда можешь, а то поздно будет! Только поглубже иголку суй, а то под кожу лекарство введешь! Вспухнет! Ну! Давай!
И Лора, зачем-то задержав дыхание, вонзила иглу в безжизненную руку матери Егора.
— Глубже, говорю, глубже! — уже почти кричал Егор. — Вот, а теперь дави лекарство! Давай, Лорочка, не бойся! У тебя все получится!
И у Лоры получилось…
Через несколько минут голубое лицо женщины слегка порозовело, она перестала хрипеть и задышала ровно.
— Вот видишь! — обрадовался Егор. — Все сделали вовремя. И кровь у меня почти унялась…
— Если бы не видела, как ты порезался, решила бы, что специально устроил мне проверку на храбрость: смогу уколоть или нет, — сказала она, улыбаясь.
— Такие, как ты, все смогут.
Лора вздрогнула и спросила, погасив улыбку:
— Какие?
— Ну… такие… решительные, волевые…
— Откуда тебе знать, волевая я или нет?
— Да у тебя это на лбу написано!
Лора машинально дотронулась до лба. Егор рассмеялся, а вслед за ним расхохоталась и Лора.
— Ну… я пойду, — отсмеявшись, сказал она.
— Пирожные забери, а то я и так в долгу!
— Куда я с ними?! А ты уже заплатил мне борщом! — Лора опять рассмеялась. — Даже у моей мамы такой не получается!
— Хочешь, научу?
— Посмотрим… — Она открыла свою школьную сумку и выложила на стол кухни подарочную коробку конфет. Чтобы предупредить вопросы Егора, сказала: — Это твоей маме. Очень хороший шоколад. И не вздумай пихать мне его обратно!
Глава 4Не пожалеть бы тебе об этом, мадемуазель Лоран…
Львы не боятся трудностей, они способны к преодолению любых преград, особенно в том случае, если это приведет их к новым победам.
— Где ты себе этого бомжа отрыла, а Рябинина? — с таким вопросом на одной из перемен, которую Лора, как обычно, проводила в читальном зале библиотеки, к ней подвалил Мищенко. Он придвинул поближе к ней стул, положил раскрытой перед собой первую попавшуюся книгу и шепнул почти в Лорино ухо: — Вот скажи, на кой черт тебе понадобился этот интернатский замухрон?
Лора отшатнулась, с недоумением смерила его взглядом и спросила:
— Тебе-то какое дело?
— Большое, мадемуазель Лоран! С того памятного дня, как вы позволили мне содрать у вас алгебру, я все больше и больше увлекаюсь вашей персоной!
— А я твоей, Мищенко, совершенно не увлекаюсь! — рассердилась Лора.
— Конечно, конечно… Я давно уже понял, что мне дорогу перешел некто по имени Георгий Майоров.
— А это еще кто?
— Ай, нехорошо! Как можно не знать имени-фамилии своего бойфренда!
На Лориных щеках вспыхнул румянец гнева. Она догадалась, что речь идет о Егоре. Она действительно не знала его фамилии, не знала полного имени, да и бойфрендом не считала. В этом слове было что-то для нее неприятное, а для Егора — унизительное. Бойфренды, они какие? Лощеные, гламурные и кукольные, как приятель Барби Кен. А Егор был… настоящим.
— Вижу, вы догадались, о ком речь, — продолжал кривляться Мищенко. — Так вот! Вы подумайте все же, мадемуазель Лоран, не сменить ли вам вышеупомянутого Георгия на… меня. Выгода, думаю, есть.
— И какая же? — Глаза Лоры уже метали настоящие молнии.
— Ну-у-у… это вы можете узнать, только начав встречаться со мной. Может быть, попробуете? — Поскольку у Лоры уже начали раздуваться ноздри, он решил предупредить ее выпад: — Только не надо посылать меня подальше! Я и сам сейчас пойду по своим делам, а вы, мадемуазель, все же подумайте!
Закончив, Мищенко бесшумно поднялся и вышел из библиотеки. Лора, откинувшись на спинку стула, задумалась.
…Да, она встречалась с Егором почти каждый день. Вместо вокала, хореографии и прочего она либо гуляла с ним по Питеру, либо бывала у него в гостях. Она понимала, что очень скоро ее обман раскроется, родители призовут ее к ответу, и от этого свидания с новым знакомым приобретали особую важность и остроту. В их встречах не было ничего романтического. Они просто болтали обо всем, что приходило в голову, а приходя к Егору домой, Лора, как могла, помогала его матери. Ей уже нравилось делать уколы, потому что руки перестали дрожать, и радостно было видеть, как оживает лицо больной женщины, как начинают поблескивать глаза, как губы растягиваются в улыбке. Лора научилась измерять давление и готовить особые отвары. Однажды, когда ей пришлось остаться с Марией Антоновной вдвоем, поскольку Егор побежал в аптеку, женщина спросила:
— Лорочка, скажи, ты так помогаешь мне, потому что тебе нравится мой сын?
Лора замерла со шприцем в руке. Конечно же, Егор ей нравился: он оказался хорошим другом и интересным человеком, но было похоже, что его мать спрашивает о другом. Лора не знала, как лучше ответить, чтобы женщина не расстроилась. Задержавшись с ответом всего лишь на минуту, Лора сказала:
— Тут все совпало, Мария Антоновна. Егор мне нравится… да… но и помогать людям нравится… Ну… то есть… я собираюсь поступать… в медицинское училище…
Лорин ответ бедную больную вполне удовлетворил. После укола она, по своему обыкновению, забылась сном. Когда Егор вернулся из аптеки, Лора сразу ушла, сказав, что в школе задали слишком много уроков. Домой ей было идти нельзя, поскольку она в это время еще должна была находиться на занятиях по хореографии, и она решила просто побродить по улицам.
Лора шла и размышляла над тем, зачем встречается с Егором, и сколько-нибудь вразумительного ответа почему-то не находила. Вряд ли она будет видеться с ним, когда наконец придется объясниться с родителями. Или все равно будет встречаться? Мария Антоновна привыкла к ней и говорила, что уколы Лора делает совсем не больно, не то что Егор. И вообще, в какой степени этот молодой человек ей нравится? Хотелось бы ей, чтобы он, например, ее поцеловал? Лора представила, как к ней приближается лицо Егора, как совсем недавно пыталась представить поцелуй с Максом, и по коже тут же побежали противные мурашки. Нет, это совершенно невозможно представить. Егор никогда и никак не проявлял к ней никакого интереса, кроме дружеского. А вот Тахтаев… Макс, напротив, после той вечеринки в «Квадрате» стал вдруг на удивление навязчив. Он приглашал ее то на концерт, то на выставку, то просто предлагал покататься по вечернему Петербургу. Лора иногда соглашалась, иногда нет. Она, которая не так давно была уверена, что со временем станет Максовой женой, теперь почему-то стала чувствовать себя в его присутствии неловко. Его вопросительный взгляд ее смущал, она пугалась его мимолетных прикосновений, хотя раньше совершенно спокойно подставляла щеку для поцелуя…
Звонок на урок вывел Лору из задумчивого оцепенения. Она не успела поразмыслить над словами Мищенко. Красивые глаза Сергея ее по-прежнему манили. Но его слова ей не понравились. С ней, с Лорой, нельзя так разговаривать. У него ничего не выйдет. Она из принципа больше даже не посмотрит в его сторону.
И Лора не смотрела. Она вела себя так, будто Мищенко вообще в классе отсутствует. Со всеми остальными одноклассниками она вдруг как-то быстро и без особого труда сошлась. Ни с кем близко не сдружилась, но стала чувствовать себя среди них своей. Когда классная руководительница предложила ей поучаствовать в концерте ко Дню учителя, Лора наотрез отказалась:
— Я больше в эти игры не играю. Ирина Петровна.
— А что вдруг так? — удивилась учительница.
— Не знаю… Детство, наверно, уходит…
Ирина Петровна еще долго ее уговаривала, приводила различные доводы в пользу ее выступления, но Лора стойко отказывалась и чувствовала, что классу ее ответы нравятся. Именно в этот день после школы она решилась пойти к учительнице хореографии.
— Ну наконец-то! — Алла Константиновна встретила ее радостной улыбкой. — А я уж собиралась вам позвонить. Что это, думаю, моя любимица так разболелась…
— Я не болела, — сразу огорошила ее Лора.
Алла Константиновна с ходу трансформировала улыбку в гримасу озабоченности и сочувствия и спросила:
— А что же случилось, Лорочка?
— Алла Константиновна, скажите честно, — не двигаясь с места, начала Лора, — я на сцене похожа на корову на льду?
— Кто тебе сказал такую глупость?! — не задержалась с ответом преподавательница, но в ее голосе девочка не почувствовала твердости.
— Мне сказали зрители! Но дело не только в их словах. Я повнимательней рассмотрела себя в зеркало и поняла, что не гожусь для балета. Я… как бы это сказать… — Лора смогла даже улыбнуться. — …я слишком монументальна… вот!
— Ну… ну и что такого… — замялась Алла Константиновна. — Не всем же быть тростинками. В конце концов, ты можешь выступать со своими, какими-нибудь особенными, авторскими танцами. Примеров тому достаточно. Взять хотя бы Айседору Дункан или, например, Анастасию Волочкову… Волочкова — достаточно крупная женщина, но это не мешает ей…
— А мне помешает, — перебила ее Лора. — Я вас очень прошу, Алла Константиновна, поговорите, пожалуйста, с моей мамой…
— О чем? — насторожилась преподавательница.
— Ну… о том, что мне не стоит тратить время на танцы. Если это скажу ей только я, она посчитает, что мне просто надоело. Она ведь уверена, что я безумно талантлива.
— И ты хочешь, чтобы именно я убила ее мечту? — как-то горько отозвалась Алла Константиновна.
— А вы хотите, чтобы мы с мамой и дальше выставляли себя на посмешище?!
— Но ведь все не так уж плохо, как тебе кажется, девочка, — сказала Алла Константиновна. — Я ведь хорошо знаю свое дело, и со временем ты могла бы…
— Нет! — опять перебила ее Лора. — Я все для себя уже решила и, безусловно, могу обойтись без вашей помощи!