— Мне уже ничего не страшно… — с трудом проговорила Мария Антоновна, нелепо откинувшаяся на спинку дивана. — Если Егор… если с Егором… — И она заплакала, надрывно и тяжко.
У Лоры перехватило дыхание от жалости и сострадания, но, резко дернув плечами, она взяла себя в руки и сказала:
— Поплачьте немного… поплачьте… Сейчас сделаем укол, а потом вы мне все расскажете…
— Да я уже почти все рассказала… Егорушка сегодня не смог пойти в школу, поскольку с утра мне было так плохо, что пришлось вызывать «Скорую». А потом… — Мария Антоновна опять горько всхлипнула, — …пришли эти… со своими нелепыми предположениями, будто он… он… Да он не мог ничего такого сделать…
Лора властным жестом заставила женщину лечь, ввела ей лекарство и, как могла мягко, спросила:
— И все-таки в чем его обвиняют?
— Какой-то детский сад разорили… продукты унесли, все изгадили… И будто на стене роспись Егорушки…
— Что за ерунда? Какая еще роспись?
— Понимаешь, Лорочка… милиционер один… гадкий такой… низенький… с родимым пятном во всю щеку… так вот он сказал, будто во всю стену одной из игровых комнат того детского сада красуется надпись «Майор»… Мы же Майоровы…
— Как во всю стену? — продолжала не понимать Лора. Она уронила пустой шприц на пол.
— Я тоже удивилась, разве можно на всю стену… А он сказал, что подпись сделана этим… как он теперь называется… не пульверизатор, а… — Мария Антоновна закрыла глаза, пытаясь подобрать нужное слово.
— Баллончик, что ли?
— Да! Точно! Он так и сказал — из баллончика… Графф… графо… — опять замялась женщина.
— Граффити? — подсказала Лора.
— Наверно… слово для меня такое необычное…
Лора в задумчивости подняла шприц, повертела его в руках и произнесла:
— Зачем же было подпись оставлять…
— Да не стал бы он оставлять никакой подписи, если даже вдруг решился бы на разбой, хотя это совершенно невозможно! — Мать Егора, как и всегда после укола, порозовела, и даже голос ее несколько окреп, несмотря на переживания.
— Мария Антоновна! Отвлекитесь от идиотской подписи… и вообще от всякой ерунды, — начала Лора. Она еще раз всмотрелась в лицо больной и решила, что продолжить все же можно: — Подумайте, мог ли Егор решиться на разбой по какой-то… ну… самой отчаянной причине? Не говорите сразу, что не мог! Подумайте: что могло толкнуть его на такой поступок?
— Ничего!
— Ну… предположите хотя бы!
— Лорочка, это совершенно невозможно предположить, но я попробую… У нас, конечно, плохо с деньгами… На лекарства уходит очень много. Питаемся… нехорошо. Он, конечно, мог бы… вот, например… продукты… украсть… хотя это ни в какие ворота… но чтобы при этом еще и вандализмом заниматься… что-то крушить… Нет! Он этого сделать не мог!
— А может, он был не один? Те, другие, крушили, а он только продукты взял?
— Взял продукты? — Мария Антоновна слабо улыбнулась. — Ну и где они, продукты эти? Посмотри в кухне! Там ничего нового нет!
— Может, продал, а деньги на лекарства? — предположила Лора.
— Да ты что? Кому можно продать продукты?
— Ну… например, на рынке каким-нибудь старушкам можно продать бутылку растительного масла подешевле…
— И что купишь на деньги от этого масла, которое продашь подешевле?
— Да это я так… предположила просто… Может быть, в детском саду еще какую-нибудь технику взяли? Например магнитофон, компьютер?
— Ой, Лорочка… — Мария Антоновна опять схватилась за сердце. — Может, что и называли еще… Я уже плохо соображала от ужаса.
— А Егор-то что-нибудь говорил? Или прямо так и согласился со всеми обвинениями?
— Сначала говорил, что он этого не делал, а потом как-то замолчал, и все… Ни слова не сказал, когда уводили…
— Ну вот что! — Лора решительно взяла в руки новую упаковку со шприцем. — Я сейчас вам сделаю укол снотворного. Вы поспите, а я попытаюсь что-нибудь узнать. Вечером обязательно забегу.
— Не засну я, Лорочка! Разве тут уснешь!
Лора надломила ампулу со снотворным и сказала самым бодрым голосом, стараясь не глядеть на Марию Антоновну:
— Заснете! Куда вы денетесь!
Слабая женщина действительно быстро заснула. Лора вышла в кухню, достала мобильник и набрала номер Тахтаева.
— Я на лекции, — прошипел он ей в трубку. — Пере…
Лора не дала ему закончить и отключиться:
— Ты сейчас же отпросишься с лекции… в туалет! — рявкнула она. — Выходи немедленно в коридор! Я перезвоню через пару минут!
И она перезвонила.
— Лорка, ты с ума сошла! — взревел Макс. — У нас такой препод, что…
Лора опять его прервала:
— Максим, ну прости… тут такое дело… Нужна твоя помощь… Срочно! У тебя же одноклассники в школе милиции учатся… ты говорил…
— Ну учатся… И что?
И Лора начала излагать ему дело Егора Майорова. Когда она закончила, Макс начал:
— А какое тебе, собственно, дело до этого придурка, который не может не расписаться под…
Лора опять не дала ему закончить:
— Он этого не делал, Макс!!
— Ну конечно! Все влюбленные дурочки считают своих френдов эльфами с крылышками!
— Я не дурочка!!
— Но ведь влюбленная!!
— Нет! То есть не знаю… Мне кажется, что не влюбленная…
— Ага, кажется ей… А я почему-то должен рыть носом землю из-за этого… который мне поперек горла…
— Ну, Макс, пожалуйста! Мне больше не к кому обратиться! У Егора мать совершенно больная! За них больше некому заступиться!
— А я не из Армии спасения!!
Лора резко захлопнула флипп мобильника, и почти сразу же раздался звонок. Она поднесла аппарат к уху и снова услышала голос Тахтаева:
— Ладно, Лорка, я попробую поговорить с ребятами… Веревки ты из меня вьешь…
— Да… — только и смогла ему ответить она.
Вечером в тревожном ожидании Лора несколько раз набирала номер Макса, но он не отзывался. Когда она в отчаянье уже совсем было собралась обратиться к отцу с рассказом о беде Егора, Тахтаев наконец позвонил.
— Ну что… — еле выдохнула Лора.
— Плохи дела твоего френда! — радостным голосом сообщил ей Максим. — И где ты только его отрыла! Я тебе сразу сказал: открой глаза, Лорка! Дыма без огня не бывает! Представь, этот твой чувак уже давно и прочно состоит на учете в милиции.
— Не будем… про это… — срывающимся голосом ответила она. — Что узнал про детский сад?
— Что ты сказала, то и есть. Взломали решетку на одном из окон. Даже как-то сигнализацию отключить умудрились. Весь детсад испоганили, сволочи! Унесли компы и видеотехнику, всякие дорогие электронные игрушки, пособия… продукты по всему саду раскидали, разлили какую-то дрянь. Прикинь, даже что-то жгли прямо на полу. В общем, ущерб колоссальный. А главное, детей туда не привести до ремонта. Там весь район стоит на ушах. Люди на работу не могут выйти, потому что детей некуда девать. В общем, заплатит твой Майор по полной, а я, знаешь ли, и сам бы ему всыпал по первое число, уроду такому!
Лора молчала, прижав трубку к уху. Макс еще что-то говорил, но она уже слушать его не могла. Она понимала, что тот Егор, которого она знала, не мог всего этого натворить. Конечно, они познакомились не очень давно, но ей не верилось, что можно так ловко маскировать уголовные наклонности. Что-то здесь было не так. Но что?
— Спасибо, Макс, — наконец проронила она, перебив его на высокой патетической ноте обличения зарвавшихся отморозков. Потом она позвонила Марии Антоновне и, как могла, успокоила ее тем, что за дело Егора завтра же возьмутся очень серьезные люди. Бедная женщина очень обрадовалась, так как не могла даже предположить, что этим очень серьезным человеком является сама Лора.
Утром на занятия Лора не пошла. Она отправилась прямиком в интернат № 24, в школе которого учился Егор. Поскольку она там однажды выступала, то на правах чуть ли не друга интерната попросила охранника сразу направить ее в кабинет организатора досуга учащихся Нины Михайловны. Лора очень хорошо помнила эту решительную и грозную женщину, которая всего лишь парой жестов могла утихомирить толпу разбушевавшихся подростков.
К счастью Лоры, Нина Михайловна оказалась на месте. Она тоже сразу узнала вошедшую в кабинет высокую девочку с длинными, до пояса, прямыми волосами.
— Лора? Лора Рябинина? — явно на всякий случай спросила она.
— Да, это я, — отозвалась Лора.
— Снова хочешь выступить?
— Нет. Я совсем по другому вопросу пришла.
— Да ты садись… — Женщина показала рукой на кресло, почти вплотную придвинутое к ее рабочему столу, и, улыбнувшись, сказала: — Ну! Смелей! Внимательно тебя слушаю.
Лора опустилась в мягкое велюровое нутро кресла и не без труда произнесла:
— Я хотела поговорить о Егоре Майорове.
С лица организатора досуга учащихся интерната мигом сползла приветливая улыбка. Неприятно прищурившись, женщина оглядела Лору и спросила:
— Что, еще один сигнал?
— Какой еще сигнал? — не поняла девочка.
— Хочешь еще одну бочку на Майорова накатить?! Имей в виду, я выслушивать всякую ерунду не собираюсь!
Лора помотала головой, будто стряхивая с себя неприязнь Нины Михайловны, и сказала:
— Я без бочек… Наоборот… Понимаете, я… я дружу с Егором. Он не мог сделать ничего такого… Я хотела узнать, что вы думаете по этому поводу. Неужели все так и оставите?
Нина Михайловна осмотрела Лору с ног до головы с еще большим подозрением и проговорила с сомнением в голосе:
— Дружишь, значит…
— Дружу! — твердо ответила Лора.
Эта твердость заставила педагога перестать щуриться. Она резким жестом отбросила от себя листы бумаги, которые держала в руках, и сказала:
— Мне тоже не хочется верить в причастность Егора, но все против него.
— Что именно? Неужели идиотская роспись на стене из баллончика? Да ее кто угодно мог сделать! И вообще, фамилия Майоров не такая уж редкая!
— Во-первых, Егор действительно увлекается граффити, и надпись на стене практически точное воспроизведение его подписи. Своего рода факсимиле… А подпись, между прочим, достаточно сложна. Майоров мастер этого дела. Немало времени надо, чтобы такое изобразить на стене. Мелких разноцветных деталей много. Такое впечатление, что, пока его подельники уродовали детсад, он развлекался тем, что вырисовывал свою замысловатую подпись…