– Нет-нет! – Ботари-Джезек успокаивающе развела ладони. – Ты должен понять. Я рассказала ей про Мари, эту блондиночку-клона, с которой мы тебя застали. О том, что, по моему мнению, тогда случилось. Я обвинила тебя перед графиней.
Он застыл, вспыхнув от стыда и нового страха. – А я думал, что ты расскажешь ей об этом первым делом. – Или все его, как он считал, сложившиеся отношения с графиней, были выстроены на гнилом фундаменте и теперь обрушились, превратившись в руины?
– Она так сильно хотела, чтобы ты был ей сыном… я не могла решиться. Но сегодня вечером я так на тебя разъярилась, что все выболтала.
– И что произошло тогда?
Ботари-Джезек изумленно покачала головой. – Она настолько бетанка… Настолько странная. Когда ты представляешь, где сейчас ее мысли, то никогда не угадаешь. Она ни капельки не удивилась. А потом все объяснила мне… У меня было такое ощущение, словно мне мозги вывернули наизнанку, да еще хорошенько прочистили щеткой.
Марк чуть не расхохотался. – Судя по описанию, типичная беседа с графиней. – Удушающий страх начал таять. Она не презирает меня.
– Я ошибалась насчет тебя, – упрямо заявила она.
Он досадливо развел руками. – Приятно знать, что у меня есть такая защитница – но ты не ошиблась. Должно было случиться именно то, о чем ты подумала. И я бы совершил это, если бы смог, – горько признался он. – Меня остановила не добродетель, а то, что мне некогда хорошенько промыли мозги под высоким напряжением.
– О, я не хочу сказать, что я ошибалась в фактах. Но я толковала твои поступки под влиянием собственной злости. Я и не представляла себе, какими систематическими пытками тебя воспитывали. И как сильно ты сопротивлялся. Думаю, я на твоем месте просто впала бы в кому.
– Ну, так плохо было не всегда, – с неловкостью признался он.
– Но ты должен понять, – упрямо повторила она еще раз, – что произошло со мной. Дело в моем отце.
– Что? – Ощущение было, словно его голову резко развернули налево на девяносто градусов. – Я знаю, какое к этому имеет отношение мой отец, а твой-то каким боком?
Она принялась ходить по комнате. Готовясь к чему-то. Когда она заговорила, то выпалила все единым махом: – Мой отец изнасиловал мою мать. Вот так появилась я, во время барраярского вторжения на Эскобар. Я узнала об этом несколько лет назад. Поэтоиму я болезненно чувствительна ко всякому насилию. Я его не выношу, – она стиснула кулаки, – и все же оно во мне. Я не в силах от него сбежать. Поэтому мне было очень трудно увидеть тебя ясно. У меня было такое чувство, словно последние десять недель я гляжу на тебя сквозь туман. А графиня его рассеяла. – Действительно, взгляд ее больше не был обжигающе холодным. – И граф мне тоже помог; не могу передать, насколько.
– А. – И что ему ответить? Значит, последние два часа они говорили не только о нем. В ее истории явно было что-то еще, но Марк уж точно не собирался спрашивать. Исключения ради, на этот раз ему не надо извиняться. – Я… не жалею о том, что ты есть. Откуда бы ты ни взялась.
Она криво усмехнулась. – Если честно, и я не жалею.
Марк испытывал очень странное чувство. Ярость перед насильственным вторжением в его личные дела спала, уступив место поражающей его самого беспечности. Он испытал огромное облегчение от того, что свалил с себя бремя тайны. Предмет его страхов усох и съежился, как будто, поделившись своими секретами, Марк в буквальном смысле сделал их меньше. «Готов поклясться, расскажи я еще четверым – и был бы совсем свободен.»
Марк спустил ноги с кровати, встал, схватил Елену за руку, подвел ее к стоящему возле окна деревянному стулу, забрался на него и расцеловал ее. – Спасибо!
Она выглядела изрядно ошеломленной. – За что? – выдохнула она со смехом. И твердо высвободила руку.
– За то, что ты есть. Что оставила меня в живых. Я… не знаю. – Он ухмыльнулся, словно навеселе, но усмешка сменилась головокружением; он слез со стула уже осторожнее и сел.
Она пристально на него поглядела и прикусила губу. – Зачем ты с собой это делаешь?
Нет возможности притвориться, что он не понял, какое такое это; физические проявления его навязчивого обжорства были налицо. Он чувствовал себя чудовищем. Марк резко провел рукой по вспотевшему лицу. – Не знаю. Полагаю, половина того, что мы зовем безумием, – это какой-нибудь бедняга пытается справиться с болью, избрав своей стратегией раздражать всех вокруг.
– Как это: справиться с болью, причиняя себе новую боль? – жалобно спросила она.
По лицу Марка, который сидел положив руки на колени и глядя в пол, скользнула полуулыбка. – Есть в этом некая притягательность. Отвлечь свой разум от реальности. Представь себе, сколько внимания требует зубная боль.
Она помотала головой: – Спасибо, лучше не надо.
– Гален пытался всего лишь исковеркать мои отношения с отцом, – вздохнул Марк, – но ухитрился исковеркать мои отношениями со всем, чем угодно. Он знал, что не сможет контролировать меня напрямую, стоит ему отпустить меня на Барраяр, потому должен был создать мотивации, от которых бы я никуда не делся. – Он медленно добавил: – А срикошетило это по нему самому. Гален тоже был моим отцом, в каком-то смысле. Приемным отцом. Первым, который у меня был. – И граф это осознавал. – Когда комаррцы забрали меня с Единения Джексона, я так жаждал собственной личности. Я, наверное, был тогда похож на свежевылупившегося птенчика, у которого сработал импринтинг на автопоилку – лишь потому, что это была первая штука размером со взрослую птицу, попавшаяся ему на глаза.
– У тебя удивительный талант к анализу информации, – сказала она. – Я это подметила еще на Единении Джексона.
– У меня? – Он моргнул. – Вот уж нет! – Конечно же, нет у него никакого таланта, иначе он добился бы результатов получше. Но все же за эту неделю, проведенную в крошечном кабинетике СБ, Марк, несмотря на всю свою досаду, испытал и некую удовлетворенность. Спокойствие монашеской кельи в сочетании с захватывающе трудной задачей, которую представляло собой это море информации… странным образом это напомнило ему безмятежные времена детства, колторые он провел в интернате для клонов наедине с виртуальной обучающей программой. Времена, когда никто не делал ему больно.
– Графиня тоже так думает. Она хочет тебя видеть.
– Что, сейчас?
– Она послала меня за тобой. Но я сначала должна была все тебе сказать. Пока дело не зайдет слишком далеко, и у меня больше не будет такой возможности. Или храбрости.
– Хорошо. Дай собраться. – Марк был бесконечно благодарен судьбе за то, что сегодня вечером к столу не подавали вина. Он отправился в ванную, ополоснул лицо ледяной водой, затолкал в себя пару таблеток обезболивающего и причесался. Поверх темной рубашки он натянул один из своих деревенского стиля жилетов и вышел вслед за Ботари-Джезек в коридор.
Елена привела Марка в личный кабинет графини – спокойную, строго обставленную комнату с окнами в сад, смежную со спальней. Спальней графа и графини. Марк кинул взгляд сквозь арку двери в темноту комнаты. Отсутствие графа казалось здесь почти физически ощутимым.
Графиня сидела за своим комм-пультом – не защищенным правительственным коммом, а просто очень дорогой коммерческой моделью. Перламутровые цветы, инкрустированные в черном дереве, обрамляли видео-пластину, над которой виднелось изображение встревоженного мужчины. Графиня резко произнесла: – Ну тогда узнайте насчет соглашений! Да, вечером, сейчас. И снова свяжитесь со мной. Спасибо. – Она хлопнула по клавише отключения и развернулась на кресле, оказавшись лицом к лицу с Марком и Ботари-Джезек.
– Узнаете насчет билета на Единение Джексона? – робко спросил он, надеясь безо всякой надежды.
– Нет.
– А-а. – Конечно же, нет. Как она может его отпустить? Он был идиотом. Бесполезно было и предполагать, что…
– Я узнаю насчет корабля для тебя. Если ты отправляешься на Джексон, тебе понадобится большая свобода передвижений, чем дает коммерческий космический рейс.
– Купить корабль? – ошеломленно выговорил он. А он-то думал, что фраза насчет часового завода была шуткой – Но это же безумно дорого, разве нет?
– Арендовать, если смогу. Купить, если придется. Кажется, есть три-четыре возможных варианта, находящихся на барраярской или комаррской орбите.
– Но все же… как? – Марк не думал, что даже Форкосиганы способны купить скачковый корабль просто из денег на карманные расходы.
– Я могу кое-что заложить, – довольно туманно заявила графиня, оглядываясь вокруг.
– С тех пор, как появились синтетические камни, пропала возможность отдавать в залог семейные бриллианты. – Он проследил за взглядом графини. – Не особняк Форкосиганов же!!!
– Нет, это майоратное владение. Та же проблема с Окружной резиденцией в Хассадаре. Но вот Форкосиган-Сюрло я могу заложить по собственному распоряжению.
Сердце их владений, ох, черт…
– Все эти дома и их история – это, конечно, прекрасно, – пожаловалась она, подняв бровь, в ответ на ужас Марка, – но чертов музей не дает мне ликвидных активов. В любом случае финансы – это моя проблема. У тебя своих забот хватит.
– Экипаж? – это было первой мыслью, пришедшей ему в голову и сорвавшейся с языка.
– Скачковый пилот и инженер прибудут вместе с кораблем, это как минимум. А насчет суперкарго, ну… есть же все эти дендарийцы, застрявшие без дела на комаррской орбите. Полагаю, ты сможешь найти среди них одного-двух добровольцев. Очевидно, что отправиться обратно в джексонианское пространство на «Ариэле» они не могут.
– Куинни уже стерла себе до крови пальцы, царапаясь в дверь, – заметила Ботари-Джезек. – Даже Иллиан не сумеет ее дольше удержать, если СБ вскоре не добьется результатов.
– А меня Иллиан удержать не попытается? – испугался Марк.
– Не будь я нужна Эйрелу, я бы отправилась сама, – ответила графиня. – И чертовски уверена, что остановить