Бал в Зимнепраздник – вполне светское действо, без обязательных военных или правительственных мероприятий, так что двойные парадные клинки он может оставить дома. Айвен свои нацепит, но у Айвена хватает росту, чтобы их носить. А при росте Майлза длинный клинок смотрится совсем по-дурацки, чуть ли ни по земле волочится, не говоря уж о том, что сам об него спотыкаешься, а свою партнершу по танцам ударяешь по лодыжкам.
Из-под арки прозвучали шаги; Майлз быстро обернулся, облокотился на ручку кресла и упер каблук сапога в стену, притворяясь, что не обращает внимания на нарциссическую привлекательность собственного отражения.
– А, вот ты где. – Марк забрел к нему, задержался перед зеркалом, коротко себя оглядел и повертелся, проверяя, как сидит костюм. Разумеется, сидел он превосходно. Марк раздобыл имя императорского портного – секрет, бдительно хранимый СБ, – с помощью простейшей уловки: позвонил Грегору и спросил у него самого. Прямой, свободный покрой пиджака и брюк был вызывающе штатским, но каким-то уж очень четким. Цвета были, в общем, выбраны в честь Зимнепраздника: темно-зеленый – настолько темный, что казался почти черным – был оторочен темно-красным – настолько темным, что выглядел почти черным. Эффект был наполовину праздничным, наполовину зловещим: эдакая маленькая, жизнерадостная бомба.
Майлз вспомнил то давнее мгновение во флаере Вербы, когда ненадолго уверился себя, что он – Марк. Как это было ужасно, как жутко одиноко. Память об этом безутешном одиночестве заставила его вздрогнуть. «Что, он так все время себя чувствует?»
«Ну, больше нет. У меня есть что сказать на эту тему.»
– Неплохо выглядит, – заметил Майлз.
– Ага. – Марк ухмыльнулся. – И ты сам не так уж плох. Меньше походишь на труп.
– Ты тоже приходишь в норму. Потихоньку. – Да, и правда. Какие бы ужасы ни устроил Марку Риоваль, но самые пугающие уродства, те, о которых Марк решительно отказывался говорить, постепенно прошли. Хотя изрядная прибавка в массе осталась. – И на каком весе ты наконец остановишь свой выбор? – с любопытством спросил Майлз.
– Ты его видишь. А то стал бы я вкладывать в гардероб целое состояние!
– Хм. А тебе удобно? – спросил Майлз, сам такого удобства не испытывая.
Марк сверкнул глазами. – О да, спасибо. Мысль, что даже одноглазый снайпер с дистанции двух километров в полночную грозу никак не может перепутать меня с тобой, заставляет меня испытывать несомненное удобство.
– О-о. Ладно. Ну, думаю, так и есть.
– Продолжай упражнять мозги, – сердечно посоветовал ему Марк. – Это тебе полезно. – Он сел, откинувшись на спинку, и задрал ноги.
– Марк? – позвал из вестибюля голос графини. – Майлз?
– Тут, – отозвался Майлз.
– А-а. – Графиня свернула в фойе. – Вы оба тут. – Она улыбнулась обоим с глубоким материнским торжеством и очень довольным видом. Майлз невольно ощутил тепло, словно внутри растаял наконец и потек водой оставшийся от криозаморозки ледяной осколок. На графине было новое платье, еще богаче украшенное, чем обычно: зеленое с серебром, с защипами, гофрировкой и шлейфом, подчеркивающее богатую фактуру ткани. Хотя даже платье не делало ее чопорной и строгой – не смело. Графиню наряды не пугали. Скорее наоборот. А глаза ее своим блеском затмевали серебряное шитье.
– Отец нас ждет? – спросил Майлз.
– Спустится вниз через минуту. Я настояла, что мы уедем точно в полночь. Вы двое, конечно, можете остаться и дольше, если захотите. Я знаю заранее: он переутомится, доказывая всем шакалам, что он слишком крепок, чтобы они могли на него броситься – даже если шакалов поблизости не кружит. Условный рефлекс всей жизни. Попробуй привлечь его внимание к Округу, Майлз. А то бедный премьер-министр Ракоци с ума сойдет, чувствуя, что Эйрел глядит ему через плечо. Надо бы нам после Зимнепраздника переехать из столицы в Хассадар.
Майлз, имевший весьма ясное представление о том, сколько времени занимает заживление после операции на грудной клетке, ответил: – Думаю, ты сможешь его урезонить.
– Добавь на чашу весов и свой голос. Я знаю, что тебя он одурачить не сможет, и он это тоже знает. Э-э… а с медицинской точки зрения, чего мне ожидать нынче вечером?
– Он протанцует два танца: один – чтобы доказать, что может, а второй – чтобы доказать, что первый раз не был случайностью. А потом ты безо всяких проблем уговоришь его присесть, – уверенно предсказал Майлз. – Давай, изображай курицу-наседку, а он притворится, что остановился, чтобы сделать тебе приятно, а не потому, что вот-вот упадет. Мне тут показалось, что Хассадар – хороший план.
– Да. Барраяр просто не знает, что делать с правителями в отставке. По традиции они весьма любезно отправляются в мир иной, а не болтаются поблизости, комментируя работу своих преемников. Эйрел в чем-то первый. Хотя у Грегора есть куда более устрашающая идея.
– Да?
– Он что-то бормочет насчет поста вице-короля на Сергияре, когда Эйрел полностью поправится. Похоже, нынешний вице-король умоляет о возвращении домой, просто слезно просится. А более неблагодарной работы, чем у губернатора колонии, мне вообразить трудно. Честный человек должен землю рыть, пытаясь разрешить конфликт потребностей: сверху давит правительство материнской планеты, снизу – колонисты. Я была бы крайне признательна за любые твои усилия по развенчанию иллюзий Грегора на сей счет.
– О, не знаю, – Майлз задумчиво приподнял брови. – Я хочу сказать… как план отступления. Целая планета, чтобы играть с ней. Сергияр. Разве это не ты ее открыла, когда еще была капитаном Бетанского Астроэкспедиционного корпуса?
– Естественно. Не опереди нас барраярская военная экспедиция, Сергияр был бы сейчас дочерней колонией Беты. И куда лучше управлялся бы, поверь мне. Там действительно кому-то нужно взять дело в свои руки. Одни только экологические проблемы просто вопиют о нехватке данных… ну, например, эта эпидемия червя. Немного предусмотрительности в бетанском стиле было бы… ну, ладно. По-моему, в конце концов они с нею разобрались.
Майлз с Марком переглянулись. Это не было телепатией. «Эйрел Форкосиган, возможно, не единственный стареющий и супер-энергичный специалист, которого Грегор был бы счастлив сплавить из столицы», – такая мысль в это мгновение, безусловно, посетила обоих.
Марк нахмурил брови. – А как скоро это может случиться, мэм?
– О, как минимум – не раньше, чем через год.
– А! – Марк просветлел.
В арку двери просунул голову оруженосец Пим. – Готовы, миледи, – доложил он.
Всей толпой они вышли в вымощенный черно-белой плиткой вестибюль и у подножья изгибающейся спиралью лестницы обнаружили графа. Он с удовольствием глядел, как они предстали перед ним. За время своих медицинских злоключений граф тоже похудел, но в красно-синем мундире он смотрелся лишь более подтянутым. Форму и парные клинки он носил с бессознательной легкостью. Через три часа он выдохнется, подумал Майлз, но к тому времени успеет произвести устойчивое первое впечатление на многочисленных наблюдателей. Это его первый официальный выход в свет после пересадки сердца. Цвет лица – превосходный, взгляд – бритвенно-острый, как всегда. Но в шевелюре больше не осталось темных волос. А если не считать этого, можно и вправду подумать, что он будет жить вечно.
Вот только Майлз так больше не думал. Задним числом вся эта история с сердечной болезнью перепугала его до чертиков. Самым страшным было не то, что однажды отец умрет, и, наверное, раньше него самого – это был естественный порядок вещей, и ради графа Майлз не желал бы, чтобы случилось по-другому, – но то, что Майлза может в этот момент не оказаться рядом. Когда он будет нужен. Скажем, он может гулять где-то с дендарийскими наемниками, и еще много недель не узнает об этом. Опоздает.
Поскольку оба были при мундире, сын-лейтенант откозырял отцу-адмиралу с привычной долей иронии, которая сопровождала их взаимное воинское приветствие. Майлзу больше хотелось его обнять, но это выглядело бы странно.
«К черту, как все выглядит!» Он шагнул вперед и крепко обнял отца.
– Эй, парень, эй, – отозвался граф, удивленный и довольный. – Не так все и плохо, правда. – Он обнял Майлза в ответ. Потом граф снова выпрямился и оглядел всех: свою элегантную жену и обоих – теперь обоих – сыновей. Улыбаясь так самодовольно, как может только обладатель богатства, он развел руки, точно обнимая всех троих, мимолетно и чуть ли не застенчиво. – Итак, мы, Форкосиганы, готовы брать штурмом Бал Зимнепраздника, а? Дорогая капитан, предвижу, что тебе будут сдаваться целыми толпами. Как твоя нога, Марк?
Марк выставил вперед правый ботинок и покрутил им. – Готова к тому, чтобы быть оттоптанной любой фор-девицей весом до ста килограммов, сэр. Там внутри в носках ботинок стальные прокладки, – добавил он в сторону, Майлзу. – Я не полагаюсь на случай.
Графиня оперлась на руку мужа. – Веди нас, дорогой. Форкосиганы Победоносные.
«Форкосиганы выздоравливающие, на это больше похоже», – подумал Майлз, следуя за ними. – «Но стоит посмотреть, как в результате выглядит парни с противной стороны.»
Майлз не удивился, когда буквально первым, кого встретила на входе в Императорский дворец компания Форкосиганов, оказался Саймон Иллиан. Тот был одет как обычно в соответствии со своими обязанностями: парадный красно-синий мундиром скрывал множество комм-линков.
– А, сегодня вечером он здесь лично, – пробормотал граф, углядев на другой стороне вестибюля давнишнего шефа своей Службы Безопасности. – Значит, нигде крупных заварух быть не должно. Отлично.
Блестящую от снега верхнюю одежду они сдали на руки дворцовой прислуге. Майлз дрожал. Он решил, что это последнее приключение сдвинуло его расписание. Обычно на время зимы в столице он ухитрялся устроить себе задание за пределами планеты. Иллиан кивнул и подошел к ним.
– Добрый вечер, Саймон, – сказал граф.
– Добрый вечер, сэр. Сегодня вечером все тихо и спокойно.