Внимательно изучив подсыхающий пол и прощупав стены, я признал, что затея «найти что-то» чересчур отдаёт оптимизмом. Рабби наверняка был осторожен и предполагал, что комната будет первым местом, где начнут искать его секреты. Что же касается «нечто неощутимого, какой-то атмосферы», то в помещении пахло мокрой тряпкой и влажным песком.
Я почувствовал смутное движение за спиной и обернулся. Китаянка вернулась и, склонив голову, смотрела на меня, почти не моргая. Я поёжился. Так как раз могли разглядывать потенциальную жертву стервятники.
«Интересно, какой вопрос привёл её в этот город?» – прошептал Томаш и хихикнул.
Я же сунул руки в карманы плаща и нащупал фотографию голема-лесоруба. Повинуясь наитию, я вынул карточку и протянул женщине.
– Видели этого человека?
Взгляд китаянки изменился. Глаза расширились, она прижала руку к груди и с ненавистью и затаённым страхом с минуту смотрела на фотографию. Затем женщина неожиданно плюнула на изображение убийцы. Сеть мелких пенистых пятен украсила физиономию голема.
– Как вы сказали, вас зовут? – спросила китаянка. Вроде бы понятная фраза прозвучала как птичья трель.
– Любомир Грабовски.
– Пойдёмте, он сказал, что вы придёте и вам можно рассказать всё.
«Он – это Рабби, стало быть», – подумал я и одновременно с тем задался вопросом, почему женщина не рассказала мне всё сразу. Видно, нужен был свой ключ к этой тайне. Некий правильный вопрос.
Я двинулся за китаянкой вниз по ступеням. На второй этаж, на первый и ещё дальше – по маленькой крутой лестнице в подвал.
Там по всей длине широкого коридора свисали, словно гирлянды, мелкие лампочки, соединённые тонким проводом. Видимо, слишком тонким для такой нагрузки – я заметил множество заплат-скруток, сделанных синей изолентой.
Китаянка провела меня до самого конца коридора, а затем принялась возиться с огромной связкой ключей. Звук был такой, словно ветер звенел колокольчиками. Я едва не впал в подобие транса от этой мелодии. Во всяком случае, не сразу заметил, что замок уже открыли.
Это оказалось именно тем, что я собирался найти, отправляясь к Рабби.
Маленький зал, не больше чем три метра в диаметре, все стены которого были испещрены вязью неизвестных символов. В центре, в пересечении нескольких старательно проведённых по полу геометрических фигур, стоял стол, накрытый простынёй. Я подошёл ближе, потянулся и услышал позади предостерегающий шёпот, похожий на заглушённый крик. Слов я не разобрал, но сомневался, что понял бы их – женщина говорила на китайском.
Подняв простынь, я обнаружил под ней ровную поверхность стола, покрытую очередной порцией символов на неизвестном наречии, словно кто-то использовал дерево в качестве страницы из записной книжки. Прикоснувшись к буквам, я отметил, что они выжжены в поверхности. Водить по вязи символов было приятно даже сквозь перчатку. Я остановил себя, только услышав ещё один предостерегающий вздох. Отдёрнул руку и повернулся к китаянке.
– Он лежал здесь, – сказала она. – Шимон запрещал мне сюда заходить, но я всё равно заглядывала. Простое любопытство и желание подсмотреть чужой секрет. Я видела, как стены и пол покрывались рисунками день за днём. Потом появился стол, а чуть позже – голый человек. Когда я впервые увидела его, то подумала, что это труп или спящий, но потом присмотрелась и поняла, что это не могло быть человеком. У него вот здесь, – она потрясла связкой ключей, которая висела у неё между ног, – ничего не было, понимаете?.. Я убежала тогда. Зареклась заходить сюда. Подумала, что Шимон решил таким образом меня испугать. Мне показалось, что в следующий раз этот не-человек, будет стоять прямо за дверью. Месяц тут не появлялась, – китаянка вздохнула. – А потом любопытство победило страх, я спустилась, готовая убежать, если услышу хоть один подозрительный звук. Подошла к двери, открыла и была готова захлопнуть, едва в маленькой щёлке, которую я для себя сделала, мелькнёт хотя бы тень от мошки. Но никого не было. Пустая комната, только накрытый простынёй стол.
– Когда это было? – спросил я. – Когда вы впервые увидели это… существо и когда вернулись, а его уже не было?
– Первый раз – почти два месяца назад. Второй – где-то с неделю. Я думала, что Шимон избавился от этого… существа, – китаянка повторила мои интонации в точности. – А потом Шимон собирается уходить и говорит мне, что я могу всё рассказать Любомиру Грабовски, если он придёт и будет задавать вопросы. А затем приходите вы, и спрашиваете.
Китаянка всхлипнула, коротко и резко, однако я отметил, что глаза у неё сухие.
– Сюда ещё придут. Мои коллеги. Осмотрят, сфотографируют, запротоколируют и вновь зададут вам неприятные вопросы. Возможно, ещё неприятней, чем те, которые задал я. Постарайтесь на них ответить.
Китаянка кивнула и отвернулась. У меня было ощущение, что она больше не произнесёт ни слова, как будто на сегодня лимит исчерпан.
Я прошёл мимо женщины, оставив её в тесной комнатёнке, а сам двинулся к выходу. Мне не было дело до того, кем китаянка приходилась Рабби – любовницей, просто служанкой или кем-то ещё. Сейчас было важно то, что она оказалась в нужное время в нужном месте, а это значило, что я напал на след.
И в благодарность за это, я не стал спрашивать у китаянки, знает ли она о смерти Рабби Шимона. Мне не хотелось оказаться тем человеком, который принесёт ей эту весть.
В моей собственной квартире меня ждали. С посетителем я встречался до того раза два в жизни. Первая встреча была во многом чудесна, но она имела столь дрянной привкус, так что во второй раз я попросту постарался пройти мимо незамеченным.
– Здравствуй, Канга, – устало сказал я. – Чего тебе?
Человек с огромным посохом (ветвь чёрного дерева, раздваивающаяся к концу и увешанная множеством «бренчалок») сидел на моей кровати и пил пиво из банки.
«Где он берёт его постоянно? – подумал я. – Может, у него какая-то волшебная нескончаемая банка?»
– Канга пришёл, – сообщил шаман. – Канга будет говорить. Духи хотят. Канга хочет. Надо сказать.
– Ну раз надо, то говори. Раз даже духи хотят…
Я обречённо вздохнул и понадеялся, что Канга быстро закончит. Очень хотелось выспаться после такого тяжёлого дня. К тому же, если память мне не изменяла, в прошлый раз духи были «против». Возможно, если они «за», то я услышу что-то стоящее. Может быть, какая-то зацепка, которой мне так не хватает, а не очередной сеанс погружения в свой внутренний мир – этого мне в последнее время хватало.
Я не кривил душой в тот момент. Странная ситуация, которая произошла в Медине, старое-новое воспоминание, что меня окружают довольно странные люди (я просто к ним привык) – всё это подсказывало, что распутать дело без подобной же странной помощи не представлялось возможным.
– Зло вырвалось на свободу, – сообщил Канга. – Страшное зло. Древнее зло. Канга видел. Там, где жил Док.
– Вокзал? – я настороженно посмотрел на шамана. – Что ещё за зло?
– Чёрный дух. Страшный дух. Пропитан смертью.
– Он как-нибудь связан с чёрным песком?
Канга замер на секунду, пожевал нижнюю губу, пробурчал что-то под нос неразборчиво, а затем положил посох на кровать.
«Кто его знает, где он его держал до этого? – подумал я. – А ведь только-только навёл дома порядок. Надо будет поменять постельное бельё».
Правда, следом я вспомнил, что всё остальное бельё лежит комом в кладовке, в ожидании, пока я донесу его до прачечной. В жизни полицейского так мало времени, которое можно уделить простым мелочам быта.
«Надо завести женщину, хотя бы домработницу», – мрачно посоветовал я самому себе.
Шаман тем временем снял с пояса кожаный мешочек и высыпал его содержимое на покрывало. Внутри мешка оказались зубы, и Канга склонился над ними изучая получившийся рисунок.
Мне захотелось послать шамана куда подальше вместе с зубами и посохом. И плевать, что в возможностях этого человека – по крайней мере в каких-то – я не сомневался.
Однако Канга, не оборачиваясь ко мне, поднял руку в предостерегающем жесте.
– Связан с песком, – наконец заключил он. – Чёрный песок и чёрный дух – суть одно. Состояния разные.
– Это всё?
Я решил, что с этой информацией разберусь как-нибудь позже. К тому же, наличие некоего чёрного духа никак не могло помочь. За ними полиция пока охотиться не научилась. Это куда больше подошло бы тому же Канга. Или Легбе с Бароном. Надо будет поинтересоваться у них при встрече.
От последней мысли я повеселел. Даже испарилась злость на шамана за внезапный визит.
– Всё, – сказал тот, поднимаясь. – Канга предупредил. Злой дух на свободе.
– Зло всегда на свободе, – сказал я. – Мы его сажаем, сажаем, а оно не переводится. Было бы куда лучше, если бы с ним боролись не только мы.
– Грабовски не понимает, – Канга покачал головой. – Надо прояснить. Надо показать. Смотри.
И хотя я успел отшатнуться, шаман довольно ловко поймал меня за плащ одной рукой, а второй ткнул посохом в лицо, едва не выколов глаза. Бубенцы звякнули, я инстинктивно зажмурился, а после почувствовал, как раздвоенный конец палки ткнулся мне в надбровные дуги.
И видения полились потоком.
Интерлюдия: Мерк
Дети вообще мало чего боятся, но дети Медины, как мне кажется, не боятся ничего.
В этом суровом крае наука выживания преподаётся с самого рождения.
Хотя Мерк не собирался возвращаться, но вот он вновь стоит у вокзала.
Деньги, полученные от детектива, лежат в поясном ремне вместе с остальными накоплениями. Банкноты собраны в одном кармане, а монетки рассортированы по разным, чтобы не стучали друг об друга. Мерк всегда носит все деньги с собой. Дома оставлять слишком боязно – кто его знает, кто их там найдёт.
На самом деле мальчик знает, кто может их там найти, но ему не хватает смелости, чтобы признаться в этом самому себе.