– Они остаются в силе, – Легба выдерживает взгляд барона. – И если это всё, что вы хотели спросить, то прошу меня оставить. Мне нужно отдохнуть. Ночь была трудной, а утро ещё хуже.
– Разумеется, разумеется! – Рюманов вскакивает. Вновь энергичный, целеустремлённый и ничуть не похожий на угрозу. – Прошу простить мою навязчивость.
Он торжественно кланяется. Легбу тошнит от этого фиглярства, но она встречает жест благодушным кивком. Барон торопливо следует к выходу. Из-за раздражения, мести и любопытства Легба пробует отправить следом за бароном лоа. Дух бросается к двери, но затем доносится тихий писк, и лоа растерянно возвращается. Легба пожимает плечами и отпускает дух к собратьям.
Что ж, она по-прежнему не способна победить барона, но её силы, как минимум подросли. В прошлые разы лоа просто растворялись в ауре Рюманова. Иногда он напоминал ей другого барона, Самеди. Но тот был дик и не обуздан в своих стремлениях, в то время как Рюманов походил на старого лиса. Интересно, водятся ли на севере лисы?
География не является сильной стороной Легбы, но ей представляется, что лисы там непременно должны водиться. В месте, где не каждый способен выжить силой, всегда есть место для хитрых тварей.
Легба отпивает ром и катает обжигающую жидкость по языку, прежде чем проглотить. Разумеется, девушка не может отказаться от предложения барона. Открытая конфронтация ей не нужна, а что касается того старого договора – это были не более чем слова.
Да, Док нашёл способ отгородиться от песка, но отгородиться – не значит покорить.
Легба встаёт, скидывает с себя платье и вновь остаётся обнажённой. Подойдя к зеркалу, она плюёт в него, а затем принимается пальцем рисовать в слюне символы.
Гадание предвещает скорую удачу, хотя и предупреждает, что удача будет кратковременной, а расплата, вполне возможно, ужасной.
– «Вполне возможно» не значит «точно», – бормочет Легба. – Скорее, удача, я тебя жду. Жду уже очень давно. Без сомнения, удача будет связана с Грабовски, но будет ли это он сам? Вряд ли. И всё же, и всё же…
Она вытирает зеркало рукой, оставив влажный след, и принимается наводить порядок. Да, в её распоряжении слуги, но эту комнату, этот её маленький личный уголок Легба предпочитает убирать сама. Не стоит никого пускать к себе в душу.
– Особенно, если её нет! Ведь так, дорогая моя? – Легба хрипло смеётся и думает, что ей стоит немного поспать. Утро действительно получилось изматывающим – в этом она нисколько не солгала барону.
Пустота в сердце молчит, хотя Легба ждёт очередных нотаций. Так всегда с этими внутренними голосами – молчат, когда ты жаждешь их услышать.
Убрав бутылки, почистив пепельницу и скинув одежду в корзину для прачки, Легба ворочается на диване и старается уснуть. Получается не сразу – диван всё ещё пахнет Грабовски, и это приносит лишние сейчас воспоминания.
Тем не менее, вскоре сон милостиво укрывает Легбу в своих объятьях.
Глава VI
Картина, которая мне открылась в приёмной, поражала воображение. В первую очередь – серьёзностью, доходившей до нелепости. Во вторую – неожиданностью, граничащей с ирреальностью происходящего.
Бобби Ти сидел перед бумажным пакетом с эмблемой «Пекарня Пауля» и гипнотизировал его взглядом. Правая рука толстяка комкала воротник формы, словно та душила Бобби. Левая лежала на столе рядом с пакетом и чуть подрагивала. Я не сразу понял, чем занимается толстяк, а когда осознал, едва не расхохотался.
От смеха, без сомнения унизившего бы Бобби, меня удержало воспоминание о собственных попытках победить схожую проблему. И хотя бороться с желанием выпить всё же сложнее, чем с постоянным голодом (иногда ты что-то ешь, чтобы просто не сдохнуть), но я готов был признать, что мы с толстяком похожи. Оба вступили на путь отказа от вредных привычек, и дела у нас шли примерно одинаково.
Тем не менее, я не смог отказать себе в желании поддеть Бобби. Демонстративно прошёл к столу дежурного и подхватил бумажный пакет.
– Я смотрю, ты не очень-то голоден, – прокомментировал я свой поступок. Показалось, что Бобби едва ли не впервые испытывает ко мне чувство похожее на благодарность.
Подойдя к кабинету Шустера, я дёрнул ручку двери. По-видимому, было заперто на защёлку, но один из болтов настолько раскрутился, что не выдержал. Я фактически взломал дверь, нарвавшись на раздражённый взгляд Шустера.
На раздражённый взгляд, который скрывался под очками всё это время. Взгляд жёлтых глаз с чёрной каймой по периметру и маленьким зрачком, тоже чёрным. Я не сразу понял, что происходит, но едва сдержался, чтобы не захлопнуть дверь. Мне захотелось оказаться от Шустера подальше и прятаться всю оставшуюся жизнь – столько ненависти было в этом взгляде.
– Отвернись, – попросил Шустер, спустя секунду, которую мы провели за разглядыванием друг друга.
Я послушно отвернулся, заодно проверяя, чтобы ни дай бог кто-нибудь ещё не оказался поблизости. «Я бы тоже это прятал, – пришло внезапно осознание. – Вид этих глаз настолько страшен и дик, будто смотришь на разумное животное с человеческим лицом».
Едва я начал думать в этом направлении, как вспомнил несколько моментов, когда Шустер вёл себя, как подобает животному. Бесшумные перемещения, почти звериный нюх на опасность… можно было о многом его спросить, но я точно знал, что не сделаю этого. Особенно сейчас, после этого пробирающего душу взгляда.
Сколько же в нём было ненависти…
– Всё в порядке, – сказал Шустер тем временем. – Можешь повернуться.
Очки, как и прежде, практически лентой опоясывали глаза Крополя. Он смотрел на меня и улыбался, но я знал, что под маской жёлтые глаза выискивают на моём лице признаки страха, отвращения или ещё чего-нибудь, что должно подтвердить мою неприязнь.
Я и сам так смотрел на людей, которые видели меня мертвецки пьяным. Искал повод, чтобы обвинить их в чём-либо, желая при этом почувствовать облегчение. Повод иногда находился, а вот с облегчением всё складывалось не очень.
Сейчас я вернул улыбку, постаравшись сделать это как можно естественней, и кинул Шустеру пакет, который отнял у Бобби Ти. Крополь поймал его на лету, почти не отрывая взгляд от меня.
Я улыбнулся ещё раз. Происходящее всё больше и больше походило на испытание.
– Решил перекусить? – спросил Крополь. – Не помню за тобой любовь к выпечке.
– Мы спасаем Бобби Ти от обжорства. Уничтожим всю его еду, и он вынужден будет похудеть. Здорово придумал, а?
– Да уж.
Шустер слегка расслабился, опустил пакет и вытянул из него пончик с корицей. Пряный аромат разнёсся по кабинету, напомнив мне о том, что произошло совсем недавно в баре Легбы.
– Что-нибудь нашёл? – спросил Крополь.
– Напомни мне содрать с тех, кто ездил к Рабби, зарплату. Они пропустили свидетеля. Пожилая китаянка, которая там убирает, видела нашего голема и утверждает, что создал его именно Рабби.
– Юнь Фанг Су, если ты о ней, владеет этой гостиницей.
– Разве это так важно? – я с изумлением посмотрел на Шустера. – Какая разница, кто она? Главное – она может подтвердить мои слова. Кроме того, у Рабби там целая комната, исписанная каббалистическими символами. Комната, в которой он занимался созданием голема.
– И что это нам даёт? Рабби мёртв, голем мёртв, следов никаких.
– Ошибаешься.
Я отнял пакет – свою законную добычу – у Шустера и запустил внутрь руку. Либо вся удача досталась Крополю, либо Бобби Ти нарочно купил так мало, чтобы его сила воли осознавала, что ловить в пакете, в общем-то, нечего. Нельзя было исключить и то, что толстяк уже что-то успел съесть. Как бы там ни было, но мне досталась лишь булка с маком. Я повертел её в руках, затем откусил, взял со стола Шустера стакан, высыпал стоящие в нём карандаши и двинулся к графину с водой.
– Ты невыносим, Грабовски – фыркнул Крополь. – Может быть, расскажешь, что ты обнаружил?
– Один момент, – пробурчал я, пытаясь прожевать кусок булки, – дай запить, – я сделал большой глоток из стакана и в несколько попыток всё-таки смог пропихнуть комок в желудок. – Меня, знаешь ли, учили не разговаривать с набитым ртом.
Не помню, что именно на меня нашло в тот момент, но весь спектакль был направлен только на одно: на попытку создать у Шустера ощущение, что ничего не случилось. Всё остаётся как прежде и плевать какие у кого глаза.
– К делу, Любо, не томи, – кажется, я перестарался, в голосе Шустера зазвучала подозрительность.
– В общем, Легба рассказала, что вчера утром, когда она разговаривала с бароном, тот, увидев нашего убийцу, пробурчала что-то вроде: «Ах, Рабби, Рабби». Разумеется, это всё она не подтвердит ни в одном суде, но понимаешь, к чему я клоню?
– С таким же успехом она могла просто соврать.
– Не спорю, но у меня есть некоторые подозрения, что она была честна в тот момент.
– Какие же это?
Шустер смотрел так, что я явственно представил, как под зеркальными очками жёлтые глаза ощупывают меня, пытаясь вызнать, что осталось сокрыто. Когда же Крополь вдобавок повёл носом, я спросил себя – а действительно ли у него нюх, как у животного или это лишь моя фантазия? И какие запахи хранит моё тело? Возможно, запах женщины, которую недавно я обнимал…
– Думаю, она боится, что будет следующей, – ответил я, поскольку это походило на правду. Легба действительно боялась. Как бы не бравировала она, но столь быстрая череда смертей тех, кого объединяла тайна, не могла её не насторожить.
– Возможно, – подумав, кивнул Шустер. – Барон при таком раскладе выглядит тем, до кого доберутся в последнюю очередь, если он не сам это затеял, как нас заставляют думать
Какое-то время Шустер сосредоточенно размышлял, вперив взгляд в пол. Я то и дело пытался проникнуть под зеркальные очки и постоянно спрашивал себя: не показалось ли?
Даже если и так, теперь я не мог полностью доверять Шустеру. И не было уверенности, что это доверие когда-нибудь воскреснет.
– Я посмотрю, что с этим можно сделать, – сказал Крополь. – Покопаюсь в делах, попрошу ребят приглядеть за бароном. В конце концов, раз он выставляет слежку за нашим хранилищем, то и нам не помешает заняться тем же.