Именно чужая вера и помогла мне разрушить собственную. Я пристально взглянул, и теперь уже тревожное предчувствие не смогло спрятаться. Я вытащил его наружу, как червя из яблока, и внимательно рассмотрел.
Всё происходящее было ошибкой. Одной большой ошибкой, которая вела в пропасть.
Я не видел отсюда, да и никто, думаю, не мог бы увидеть, будь у него даже бинокль, но отчётливое знание, что именно находится на борту винтокрылов, жгло душу.
«Он собирался разделить город на две части», – так говорила Легба.
«Это тоже зло, что и в песке», – так говорил Канга.
«Это зло забрало силу Шустера и Легбы», – так говорил Рабби-Элох.
Винтокрылы Великороссии не вели нас к спасению, а приближали конец. Мне показалось, что барон и сам догадывается об этом. Быть может, он устал ждать и просчитывать различные варианты, а потому решил рискнуть? И теперь, как заядлый игрок в покер, всё повышает и повышает ставки, стремясь взять стихию на испуг. Поймать на свой блеф.
Вот только карты, краплёные, барон. Самум знает всё, и его так просто не купишь. А может быть, ты не смог предсказать это? Погряз в своих расчётах, и когда случилась неожиданность, то просто достал самое мощное, что было в твоём арсенале, а теперь, хоть и знаешь, что проиграл, не можешь отступить?
Размышлять было бессмысленно. Нужно было как-нибудь привлечь внимание Рюманова и не дать ему совершить ошибку. И плевать, что времени не оставалось. Его никогда не бывает в избытке.
Сначала медленно, но затем всё ускоряясь, я двинулся вперёд. За моей спиной что-то продолжал шептать Бобби, слышался тихий, почти беззвучный плач Ивелин.
Я шёл быстро, уже почти бежал навстречу винтокрылам, перестраивающимся для облёта города. Я видел, как открываются бомбовые люки, но вместо бомб вниз срываются струи чёрного песка. Я почти рассмеялся, когда понял, что он не достигает земли…
Самум всасывал его. Собирал, словно стремилась воссоединиться с тем, что когда-то было его частью. Чёрный песок падал вниз, а затем тянулся в сторону, исчезал в стене бури и делал её ещё монолитней. Ещё черней.
С громким хлопком один из винтокрылов взорвался изнутри. Треснул посередине и стал падать вниз, рассыпаясь на части. Экипаж помедлил с открытием люка – возможно, планировал сделать это позже, чтобы гарантировано получилось отрезать весь город. Но чёрный песок не пожелал ждать своей очереди, а вырвался навстречу буре.
Обломки падали на окраину, с грохотом чертя в небе чёрные линии, но, по счастью, под ними никого не было.
Меня вела незримая нить, соединившая судьбу города с моей собственной. Я знал, что ничего не могу сделать, что битва уже проиграна, но барон тоже это видел. Думаю, теперь ему оставалось только попытаться сбежать из Медины, спасаясь от Самума.
Возможно, именно так бы он и поступил – для любого безумства наступает свой предел, после которого включаются инстинкт самосохранения и трезвый расчёт. А возможно Самум успел бы нагнать их – он вдруг одним скачком накрыл окраину города, как раз то место, где догорали остатки винтокрыла.
Но в этот самый момент в нашей трагедии появилось новое действующее лицо. Как и положено по законам драмы, его приход не был очевиден до самого последнего момента.
Продвигаясь вперёд, я смотрел только вверх, потому налетел на человека, стоящего передо мной. Налетел и отскочил в сторону, не в силах устоять на ногах. Перекатился по песку, поднял взгляд и нервно сглотнул.
Рядом со мной стоял Канга, которого я не знал.
Согбенные плечи расправились. Старик стоял прямо, и росту в нём ощутимо прибавилось. Посох, извечная палка-бренчалка, потерял все свои сотни бубенцев и игрушек. Теперь это был просто прямой шест, раздваивающийся на последней четверти длины. Все три конца (два вверху, один внизу) были заострены. И пускай это было всего лишь дерево, но я почему-то не сомневался, что при необходимости оно способно пробить даже броню вездехода.
Старик стоял ко мне вполоборота, так что я видел лишь один его глаз, напряжённо всматривающийся в бурю, а также краешек изогнутых губ. Не пустая улыбка сумасшедшего, а твёрдая и расчётливая усмешка, которая набегает на лицо бывалого бойца, когда он наконец-то встречает противника себе по силам.
Я вскочил и бросился к Канга. Не знаю, что именно он собирался сделать, но у меня внутри всё переворачивалось, лишь едва я начинал думать об этом.
– Любомир Грабовски остаётся, – шаман остановил меня, даже не дав приблизиться.
Он всего лишь выставил ладонь, но я не мог сделать и шага вперёд. Попробовал отступить – получилось. Вновь вперёд – но вновь уткнулся в стену, словно старик окружил себя прозрачным коконом.
– Любомир Грабовски остаётся, – повторил шаман. Он облизнулся и неслышно засмеялся. – Канга отправляется на охоту. Дикую охоту на духов. Славную охоту.
Он вновь засмеялся, и от этого смеха меня пробрало до глубины сердца. В нём было столько… «чужого», что, пожалуй, я не знал в тот момент, кого больше боялся – старика или же бурю.
А затем Канга поднял свой посох, выставил его раздвоенным концом вперёд – эдакая рогатина, с которой идут в бой крестьяне – и скользящим бегом бросился вперёд.
Навстречу Самуму.
Впоследствии я долго гадал: было ли то, что я видел, реальностью или же то оказалась иллюзия, вызванная огромным напряжением последних дней. И если это всё же было в действительности, то открылась ли она кому-либо ещё из жителей Медины кроме меня?
Почувствовал ли кто-нибудь вместе со мной, что значит «быть Канга».
Интерлюдия: Канга
Чем старее люди, тем больше в их глазах вечности, что смотрит на нас с любопытством.
У некоторых она даже не маскируется.
Быть Канга в прошлом – это когда ты стоял на тропе духов, окружённый тотемами и слушал, как они предрекают тебе охоту. Славную охоту, которой не было ни у кого из твоего племени, и которой не будет ни у кого больше.
А потом они предложили тебе отправиться в чужие края и ждать. Ждать так долго, что в конце концов ты разочаруешься в своём ожидании.
«Будет тяжело, – предупреждали духи. – Нужно много терпения. Эта дорога будет мгновенна по расстоянию, но долгой по времени. Терпение и только лишь терпение приведут тебя к добыче».
Ты смотрел им в лицо и усмехался.
Ты – Канга. Охотник и шаман в одном лице. Ты достиг всего, что мог в обоих своих ипостасях. Ты убил больше львов, чем можешь упомнить; ты устоял в схватке с сотнями враждебных духов; ты привёл племя к процветанию… А потому племя отказалось от тебя. Тебя боятся и обходят стороной, а недавно и вовсе объявили чужаком, выбрав нового шамана. Твоё время прошло. Племени оказался не нужен легендарный охотник-шаман здесь и сейчас. Ты нужен только как память, но ты ещё не готов стать памятью. В твоих силах покорить их и утвердить свою волю, но силы идут вразрез с желаниями.
Духи, без сомнения, знали и ведали всё, но им нужно было формальное подтверждение. И вот ты сказал: «Согласен» – и двери мира открылись перед тобой, не заботясь о том, готов ли ты увидеть, что за ними сокрыто.
Быть Канга – это когда ты жил ожиданием долгие годы, как и предсказывали духи. Не позволял себе привыкать к чужой стране, за исключением некоторых послаблений – например, пива. Соблюдал духовную частоту и не заводил привязанностей среди людей, кроме частностей вроде детектива Грабовски. Проводил время, совершенствуя дух и укрепляя его.
Рисовал дерево всей жизни, не забыв каждого из родственников и самого себя. Рисовал прошлое, рисовал настоящее, рисовал будущее. Подводил итоги, потому что после той охоты, чем бы она не закончится, все слова будут сказаны.
Не вмешивался ни во что, стараясь быть настороже. Руководствовался только своими желаниями, игнорируя чужие судьбы. И лишь в редкие моменты, когда духи отворачивались или же сами просили что-то сделать, можно было потратить тщательно накапливаемые силы на какую-нибудь маленькую радость. Например, призвать дождь.
Быть Канга – это когда ты сидел в засаде двадцать лет, чтобы наконец-то броситься на давно поджидаемого зверя.
Быть Канга в настоящем – это не иметь ни прошлого, ни будущего.
Жертва, стоящая перед тобой – твоя жертва. Добыча, полагающая, что это она является охотником – твоя добыча. Момент, в который решается чему быть, а чему миновать – твой момент.
Ты стоишь и смотришь на всё это, улыбаясь, как тогда, когда отправлялся в эту дорогу. Ты стоишь и знаешь, что сегодня и сейчас всё непременно закончится. Да, у тебя ещё есть возможность убежать. Ни у кого в этом городе нет, а у тебя есть, потому что ты частый гость на тропе духов.
Но быть Канга – это не помышлять о бегстве. Что ты там не видел? Что забыл? Всё, что ты так долго искал, находится прямо перед тобой, так зачем желать большего?
Ты срываешься с места и бежишь, выставив вперёд посох-копьё. Шаман-охотник, дождавшийся свою добычу. Она живёт сразу в двух мирах, как и ты сам, так что вы достойны друг друга.
Ещё раньше, чем ты срываешься с места, приходит понимание, что сегодняшний бой будет последним. И большинство даже не вспомнит об этом подвиге, и никаким подвигом не назовёт. Но тебе и не надо чужих воспоминаний. Достаточно своих собственных, которые привели сюда.
Быть Канга – это биться до последнего даже тогда, когда разумнее отступить.
Быть Канга в будущем – это быть мёртвым. Растоптанным, раздавленным, похороненным под слоем песка. Твоё племя не терпит подобных могил, предпочитая сжигать тела, что отпустить дух на свободу. И тот может спокойно странствовать среди себе подобных, но сегодня нет никого, кто выполнит подобный обряд для тебя.
Впрочем, дух покинет тело ровно за миг до того, как труп упадёт в приготовленную для него могилу. Ты пришёл на охоту, но не желаешь лежать рядом со своим трофеем.