1. Торвальд
В любой, даже самой взаимовыгодной сделке присутствует элемент жертвы.
Сказка начинается с ошибки, которая едва не приводит к смерти Торвальда Торвальдссона.
Возможно, кому-то и в самом деле было бы лучше, если бы так случилось.
Тот день отделён от нашего несколькими сотнями лет. Всё произошло так давно, что даже всезнающие старики расходятся в точной дате.
Стоит зима. Долгая, протяжная. Она уже миновала середину, но кажется, что ей не будет конца. Каждый год так кажется, и каждый год жители Хусавика верят, что весна наконец-то придёт. Весной тоже холодно, да и лето не жаркое, но зима вытягивают из людей силу по капле каждый день.
А ещё дрова подходят к концу, как не запасай их впрок.
Торвальд Торвальдсон в один из таких зимних дней, как раз и возглавляет группу лесорубов, которые отправляются за дровами. Оторвавшись от остальных, Торвальд слишком далеко заходит в лес, желая срубить самое великое дерево, которое только удастся найти. Не столько из-за дров, сколько из желания показать себя.
Эта черта Торвальда чаще всего приносит ему удачу, ведь не зря его уже несколько лет подряд выбирают старейшиной. И не зря его род считается самым успешным в Хусавике. И не зря именно он – самый отважным мореход и рыболов, который убил столько китов, что из их усов можно было бы выстроить целый дом.
Однако именно сегодня стремление быть всегда первым едва не оборачивается плачевно.
Поначалу Торвальду везёт. Он действительно находит то дерево, которое ищет. Этот великан в несколько раз выше всех остальных. Обхват его столь велик, что и десять подобных Торвальду не смогут окружить его. Каждая из нижних ветвей толщиной превосходит стволы соседних деревьев. Этот дуб, уходящий далеко-далеко в небеса, столь величественен, что Торвальд даже задумывается, не довелось ли ему заплутать и случайно добраться до священного древа, что зовётся Иггдрасиль?
Усмехнувшись, Торвальд качает головой. Если даже и так, то он точно прославится. А даже если и мир оттого рухнет – так и поделом ему.
Иногда Торвальд Торвальдсон не боится ни богов, ни жителей подземного мира, ни саму царицу Хелль. Сегодня – как раз такое настроение.
Примерившись, Торвальд покрепче хватается за топор, который выглядит детской игрушкой в сравнении с гигантским стволом. Размахнувшись, лесоруб делает первую засечку. Металл лишь царапает толстую кору исполина, но большое начинается с малого и Торвальду, пятому сыну, который сумел превзойти первых четырёх, этот путь знаком.
Второй удар – засечка чуть увеличивается.
Третий – кора до сих пор не пробита.
Четвёртый, пятый, шестой, седьмой…
Торвальд входит в раж и более не останавливается. Не проходит и трёх минут, как он сбрасывает рукавицы. Топор ритмично ударяёт о дерево. Горячий пар вырывается из рта Торвальда. Пот течёт по его лицу и уже пропитал всё тело.
Так продолжается, возможно, минут десять, а возможно и все полчаса. Когда Торвальд наконец-то останавливается, чтобы чуть передохнуть, опустив топор к земле, засечка на стволе увеличилась, но, в сравнении с его толщиной, лишь самую малость.
Может быть, стоит позвать остальных? Да, он не в одиночку срубит столь великое древо, но будет тем, кто его нашёл. Тоже ничего себе заслуга, пусть и не такая большая. И всё же, взглянув на солнце, которое только-только поднимается на пик короткого зимнего дня, Торвальд решает пока поработать один. Кто знает, вдруг дальше дело пойдёт успешней. А там и, глядишь, гигант упадёт под тяжестью своего веса.
Однако едва Торвальд берётся за топор, чтобы продолжить работу, как слышит громкий хрип за спиной. Он оборачивается и замирает на секунду, а потом ярость и восторг загораются в его глазах.
Перед Торвальдом стоит вепрь. Самый огромный из всех, которых он видел в жизни. Возможно, хозяин того дуба, который лесоруб готовится низвергнуть. Быть может, именно на желудях гигантского древа вскормлено столь отвратительное чудовище.
Вепрь действительно ужасен. Морда его поросла рыжим мехом, бока раздуваются от дыхания, а клубы горячего пара, вырывающиеся из нодрей, на лету разрезаются острыми клыками-убийцами. Клыки те длиннее, чем меч Торвальда, которым он сразил ни одну дюжину врагов. И Торвальд понимает, что если вепрь до него доберётся, то ни толстая шкура медведя, ни рубаха под ней не уберегут от смерти. Кольчуга, может, и спасла бы. По крайней мере, смягчила бы удар. Но кто же одевает кольчугу, когда собирается за дровами?
Дыхание зверя, замершего шагах в тридцати от Торвальда, ускоряется. Клубы пара окутывают фигуру, делая её размытой и ещё более величественной. Затем чудовище наклоняет голову и срывается с места.
Торвальд успевает покрепче взяться за топор и готовится встретить свой последний бой. У него практически нет шансов против вепря, если только не придумать какую-нибудь хитрость. Если только не удастся отскочить в последний момент. Если только при этом вепрь не успеет затормозить и не воткнётся клыками точно в гигантский дуб.
Слишком много «если», это понятно даже такому везунчику, как Торвальд Торвальдсон.
Тем не менее, он не бежит, не уклоняется и не сдаётся на милость победителя. Если и суждено умереть в битве, то гигантский вепрь, как противник, и гигантский дуб, как пейзаж – едва ли не самые приятные декорации, которые можно избрать для смерти.
Торвальд ухмыляется, чуть поворачивает топор, чтобы врезать обухом по морде вепря и отклонить клыки в сторону, но, прежде чем лесоруб успевает это сделать, происходит ещё кое-что.
Три стрелы почти разом впиваются вепрю в бок. Одна попадает в заднее бедро, вторая в живот, воткнувшись едва ли не на половину длины, а третья бьёт точно в глаз монстра.
Свист, с которым стрелы вылетают из лесной чащи, сменяется диким воем вепря. Он останавливается и ревёт, мотая головой. Стрела, которая торчит у него в глазу, причиняет самую большую боль. В ясном морозном воздухе Торвальд отчётливо видит, око стекает по морде чудовища.
Не желая выступать статистом в этой битве, которая ещё далеко не закончена, Торвальд с криком бросается на вепря, подняв топор в воздух. Его удар достигает цели, попадая чудовищу во второй глаз. Вепрь ревёт ещё яростней и одним движением головы отбрасывает Торвальда далеко в снег.
Воздух разом выходит из лёгких воина. Он лежит, пытаясь подняться, и слышит грозное дыхание зверя. Однако, когда ему всё-таки удаётся это сделать, видна лишь удаляющаяся фигура вепря. Животное бредёт неуверенно – ослеплённое, напуганное и яростное. Припадая на правый бок, зверь всё дальше и дальше удаляется, но Торвальд, хотя и понимает, что вепрь подранен, не решается отправиться за ним. Не сейчас, когда на боку алеет пятно крови. Охотник ранен тоже, и стоит благодарить богов, что удар нанесён вскользь.
Торвальд Торвальдсон, однако, не поднимает взгляд к небу, а смотрит в другую сторону. Туда, откуда прилетели стрелы, спасшие его от гибели.
Из-за деревьев по снежному насту спускается незнакомец. Глядя на то, как легко он двигается, и рассмотрев в ясном воздухе черты его лица, Торвальд Торвальдсон на несколько секунд всерьёз задумывается, не стоило ли умереть в честном бою с вепрем.
По крайней мере, тогда расплата за самонадеянность была бы короче, чем сейчас, когда он попал в должники к альву…
Поздней весной, целое лето и ранней осенью люди в Хусавике живут разобщённо. Каждый, особенно если он молод, стремится ограничить своё пространство четырьмя стенами, которые будут принадлежать только ему.
Не у каждого выходит, но это уже другой разговор. Чтобы заполучить собственный дом, нужно приложить немало усилий. В одиночку не построишь, а нанять кого-то или спросить помощи способен только тот, кто обладает или положением, или богатством. Лучше, конечно, и тем, и другим.
Но даже те, кто остаётся в отцовском доме, где живёт несколько поколений, могут хотя бы в тёплое время переночевать на открытом воздухе. Мужчины отправляются на промысел и отдыхают от домашних, а те, в свою очередь, радуются отсутствию постоянного надзора. Не так уж и тяжело это бремя, если говорить по совести, но от любого бремени требуется отдых.
Зимой всё иначе. Зимой Хусавик запирается в четырёх гигантских домах, издавна стоящих в центре города. Они и породили его, а все остальные построены позднее. Дома с многими острыми углами – не больше десяти, но и не меньше шести – представляют собой одну гигантскую залу, в которой коротают долгие ночи и короткие дни наступившей зимы. Внутри всегда полумрак, лишь светятся лампады, наполненные китовым жиром. У каждой семьи из своего – лишь угол, да сундуки с вещами, на которых и спят в большинстве случаев. В центре зала гигантский стол с широкими лавками, на которых дремлет малышня, когда взрослым вздумалось уединиться. За этими столами едят и пьют, обсуждают и планируют будущее и вспоминают прошлое. Столы в центре четырёх домов – настоящее сосредоточение жизни Хусавика, особенно в зиму.
Дома стоят крестом, прикрывая друг друга от пронизывающего ветра, который любит налетать с любой стороны света, но чаще всего с моря. На деревянных стенах нет окон, лишь кое-где виднеются бойницы, затянутые шкурами. В случае нападения маленькие оконца прекрасно подходят для стрельбы из лука или метания ножей. А то и для удара подступившего врага длинным копьём. Такие нападение были нередки в прошлом, но и сейчас от них никто не застрахован. Особенно зимой, когда объявленные вне закона люди рыщут, сбиваясь в стаи, пока не найдут себе жертву, которую сочтут безопасной.
Сегодня, в тот самый день, когда Торвальд Торвальдсон попытался срубить гигантское дерево и сразился с гигантским вепрем, за огромным столом в центре одного из домов сидят всего лишь двое. Торвальд и его спаситель-альв.
Их разговор ещё не начался, но все необходимые ритуалы пройдены. Первым был страх, который альв нагнал на остальных обитателей дома. Вторым – угрозы, которые отпускал Торвальд в адрес домочадцев, требуя, чтобы они застыли как изваяния и не показывались. Третьим – распитие огненного напитка, что согрел кости и развязал языки.