В горле у Вонючки пересохло. Он слышал, как ветер шумит в голых ветвях вязов, тянущихся по обеим сторонам улицы.
— Милорд, я…
— М'лорд, помнишь?
— М'лорд. Могу ли я спросить… зачем я вам? От меня нет никакого толка, я даже не человек, я калека, и… этот запах…
— Примешь ванну, сменишь одежду, и от тебя станет пахнуть гораздо приятнее.
— Ванну? — В животе у Вонючки все сжалось. — Я… Лучше не надо, м'лорд. Пожалуйста, у меня… раны, я… и эта одежда, ее мне дал лорд Рамси, он… он сказал, чтобы я никогда не снимал ее без его разрешения…
— На тебе лохмотья, — терпеливо отметил лорд Болтон. — Грязные, разодранные вещи, покрытые пятнами и пахнущие кровью и мочой. И тонкие. Тебе, наверное, холодно. Мы оденем тебя в овечью шерсть, мягкую и теплую. Может быть, в подбитый мехом плащ. Как тебе это?
— Нет, — он не мог позволить им забрать вещи, которые ему дал лорд Рамси. Он не мог позволить им увидеть себя.
— Ты бы предпочел одеться в шелка и бархат? Помню, были времена, когда тебе такое нравилось.
— Нет, — пронзительно возразил он. — Нет, я хочу только эту одежду. Одежду Вонючки. Я Вонючка, Вонючка — писклявая сучка, — его сердце стучало, как барабан, а голос повысился до испуганного визга. — Я не хочу ванну. Пожалуйста, м'лорд, не забирайте мою одежду.
— Ты хотя бы позволишь нам постирать ее?
— Нет. Нет, м'лорд. Пожалуйста, — он обеими руками прижал к груди рубаху и сгорбился в седле, немного опасаясь, что Русе Болтон может приказать своей страже сорвать с него одежду прямо там, на улице.
— Как хочешь, — бледные глаза Болтона казались пустыми в лунном свете, как будто за ними совсем ничего не было. — Знаешь, я не хочу причинить тебе вреда. Я ведь очень многим тебе обязан.
— Обязаны? — какая-то часть его кричала: "Это ловушка, он играет с тобой, сын — всего лишь слабое подобие отца". Лорд Рамси постоянно играл с его надеждами. — Чем… чем вы обязаны мне, м'лорд?
— Севером. Со Старками было покончено в ту ночь, когда ты взял Винтерфелл, — он пренебрежительно махнул рукой. — Все это — просто грызня за добычу.
Их короткая поездка подошла к концу у деревянных стен Замка-на-Кургане. Над его квадратными башнями колыхались, хлопая на ветру, знамена: человек Дредфорта с содранной кожей, боевой топор Сервинов, сосны Толхарта, водяной Мандерли, перекрещенные ключи старого лорда Лока, великан Амберов и каменная рука Флинтов, лось Хорнвудов. От Стаутов — красно-коричневый с золотом шеврон, от Слейтов — серое поле внутри двойной белой ленты. Четыре лошадиных головы возвещали о четырех Рисвеллах из Источников — одна серая, одна белая, одна золотая, одна бурая. Шутили, что Рисвеллы не могли даже сойтись на цвете своего герба. Над ними развевался стяг с оленем и львом — знамя мальчика, сидевшего на Железном Троне в тысяче лиг отсюда.
Вонючка слышал, как вращаются крылья старой мельницы, когда они проехали под городскими воротами в покрытый травой внутренний двор, куда выбежали конюхи, чтобы забрать их лошадей.
— Сюда, будь любезен, — лорд Болтон провел его к главной башне, над которой реяли знамена погибшего лорда Дастина и его вдовы. На его знамени была изображена корона с зубцами над скрещенными топорами; на ее — с тем же самым гербом соседствовала золотая лошадиная голова Родрика Рисвелла.
От подъема в зал по широкому пролету деревянной лестницы ноги Вонючки начали трястись. Чтобы успокоить их, ему пришлось остановиться, пристально всматриваясь в покрытый травой склон Великого Кургана. Одни утверждали, что это — могила Первого Короля, приведшего Первых Людей в Вестерос. Другие доказывали, что там, учитывая размер, должно быть, похоронен Король Великанов. Некоторые даже говорили, что это не курган, а просто холм, но если и так, то холм этот оставался в одиночестве, потому что большая часть Курганов была плоской и продуваемой ветрами.
В зале рядом с очагом стояла женщина, согревая тонкие руки над тлеющими угольками умирающего огня. Одетая в черное с головы до пят, она не носила ни золота, ни драгоценностей, но ее знатное происхождение было заметно сразу. Хотя в уголках рта, а еще больше вокруг глаз, уже появились морщины, она все еще была высокой, прямой и красивой. Свои каштановые с проседью волосы она туго стягивала за головой во вдовий пучок.
— Кто это? — спросила она. — Где мальчик? Неужели ваш бастард отказался отдать его? А этот старик, он его… о, боги милосердные, что это за запах? Это существо что, обделалось?
— Он был с Рамси. Леди Барбри, позвольте представить вам законного лорда Железных Островов, Теона из дома Грейджоев.
Нет, думал он, нет, не произносите это имя, Рамси услышит вас, он узнает, он узнает, он сделает мне больно.
Она поджала губы:
— Он — не то, чего я ожидала.
— Он — то, что у нас есть.
— Что ваш бастард с ним сделал?
— Думаю, снял немного кожи. Отрезал кое-что. Ничего ценного.
— Он что, безумен?
— Может быть. Это имеет значение?
— Пожалуйста, м'лорд, м'леди, здесь какая-то ошибка, — он упал на колени, дрожа, как лист в зимнюю бурю, слезы лились по его изуродованным щекам. — Я не он, я не Перевертыш, он умер в Винтерфелле. Меня зовут Вонючка, — он должен был помнить свое имя. — Вонючка, Вонючка — нелепая штучка.
Тирион
"Селаэсори Кхоран" был уже в семи днях пути от Волантиса, когда Пенни наконец показалась из своей каюты, крадясь по палубе словно какое-то робкое лесное создание, проснувшееся после долгой зимней спячки.
Смеркалось, и красный жрец зажег свой ночной огонь в большой железной жаровне посреди палубы; команда собралась вокруг него на молитву. Голос Мокорро был низким как барабан, казалось, он грохотал откуда-то из глубин его массивного торса.
— Мы благодарим Тебя за Твое Солнце, которое согревает нас, — молился он. — Мы благодарим Тебя за Твои Звезды, которые указывают нам путь, пока мы плывем по этому холодному темному морю.
Он был огромен: выше сира Джораха и вдвое крупнее его. Священник носил алые одеяния с расшитыми огненно-оранжевым атласом манжетами, воротником и кромкой. Его кожа была черной как смоль, а волосы — белыми как снег; щеки и лоб покрывала татуировка — желтые и оранжевые языки пламени. Железный посох с него ростом венчала голова дракона; когда он ударял им о палубу, из ее пасти вырывалось потрескивающее зеленое пламя.
Его телохранители, пять воинов-рабов Огненной Руки, вторили ему. Они пели на языке Старого Волантиса, но Тирион слышал достаточно молитв, чтобы ухватить суть. Зажги наш огонь и защити нас от тьмы, и от чего-то там еще, освети наш путь и согрей нас как следует, ночь темна и полна ужасов, спаси нас от всяких ужасных тварей, и прочая подобная чепуха.
Он знал, что лучше держать такие мысли при себе. Тирион Ланнистер не верил ни в каких богов, но на этом корабле благоразумнее было выказывать определенное уважение красному Рглору. Как только они благополучно отошли от берега, Джорах Мормонт снял с Тириона оковы, и карлик не хотел давать ему повод защелкнуть их вновь.
"Селаэсори Кхоран" была валким корытом, вмещающим до пятисот тонн груза, с глубоким трюмом, высокими надстройками на носу и на корме, и единственной мачтой между ними. На баке стояла гротескная деревянная фигура — какой-то изъеденный червями важный господин со взглядом страдающего запором и зажатым свитком подмышкой. Тирион никогда еще не видел столь уродливого корабля. Ничуть не симпатичнее оказался и его экипаж. Капитан, суровый мужик с сердито поджатыми губами, выпяченным бочонком-животом и жадными, близко расположенными глазами, был плохим игроком в кайвассу, и при этом не умел достойно проигрывать. Под его командой состояли четверо помощников-вольноотпущенников и пятьдесят прикованных рабов; каждый из них носил на щеке татуировку, грубо повторяющую силуэт носовой фигуры. Тириона моряки звали Безносым, сколько бы он ни повторял, что его имя Хугор Хилл.
Трое из помощников капитана и более чем три четверти команды оказались ревностными почитателями Владыки Света. Насчет капитана Тирион сомневался: тот всегда появлялся на вечерних молитвах, но не принимал в них никакого участия. Истинным хозяином "Селаэсори Кхоран" был Мокорро, по крайней мере, в этом плавании.
— Владыка Света, благослови своего раба Мокорро и освети его путь по темным углам мира, — гудел красный жрец. — И защити своего праведного раба Бенерро. Даруй ему смелость. Даруй ему мудрость. Наполни его сердце огнем.
Именно тогда Тирион и заметил Пенни, наблюдающую за этим действом с крутой деревянной лестницы, ведущей вниз с кормовой надстройки. Она стояла на одной из нижних ступеней, поэтому виднелась лишь ее голова. Ее глаза сияли под капюшоном, большие и прозрачные в свете ночных огней. Рядом сидела собака, большая серая гончая, на которой она ездила во время "рыцарского поединка".
— Миледи, — тихо позвал Тирион. По правде говоря, она не была леди, но он не мог заставить себя выговорить это ее дурацкое имя и не собирался обращаться к ней "девушка" или "карлица".
Она отпрянула назад:
— Я… я не видела вас.
— Ну, я ведь небольшой.
— Я… Я болела. — Ее собака гавкнула.
Больна от горя, ты имеешь в виду.
— Если я могу вам чем-то помочь…
— Нет, — быстро ответила она и так же быстро исчезла, спустившись в каюту, которую делила со своими собакой и свиньей. Тирион не мог винить ее за это. Экипаж "Селаэсори Кхоран" был весьма доволен, когда он впервые поднялся на борт — в конце концов, карлик приносит удачу. Его голову терли так часто и так решительно, что он просто чудом не облысел. Но Пенни встретили не столь радушно. Пусть она и карлик, но все-таки женщина, а женщины на борту корабля считались плохой приметой. На каждого человека, пытавшегося потереть ее голову, приходилось трое, бормотавших под нос проклятия, когда она проходила мимо.
Даже одним своим видом я сыплю ей соль на раны. Они отрубили ее брату голову в надежде, что она окажется моей. А я сижу здесь, словно проклятая горгулья, со своими пустыми словами утешения. На ее месте я бы хотел одного — столкнуть меня в море.