Пусть смеются. Его гордость погибла здесь, в Винтерфелле; в подземельях Дредфорта не было места подобному чувству. Если тебе знаком поцелуй снимающего кожу ножа, то смех не в силах ранить по-настоящему.
По праву рождения его усадили на помосте в конце стола около стены. Слева от него сидела леди Дастин, как всегда в черной шерстяной одежде, со строго убранными волосами и без украшений. Место справа пустовало. Все они боятся, что на них падет тень моего позора. Он рассмеялся бы, если бы осмелился.
Невесте отвели самое почетное место, между Рамси и его отцом. Она не подняла глаз, когда Русе Болтон предложил выпить за леди Арью.
— Два наших древних дома объединятся в ее детях, — сказал он, — и с длительной неприязнью между Старками и Болтонами будет покончено.
Его голос звучал так тихо, что гостям пришлось вслушиваться и шум в зале постепенно затих.
— Жаль, что наш добрый друг Станнис не смог присоединиться к нам, — продолжил он, вызвав вокруг смешки. — Насколько мне известно, Рамси надеялся преподнести его голову леди Арье в качестве свадебного подарка. — Смех стал громче. — Мы окажем ему роскошный прием, когда он прибудет. Прием, достойный истинного северянина. А пока давайте есть, пить и веселиться… ибо зима близко, друзья мои, и многие из присутствующих здесь не доживут до весны.
Лорд Белой Гавани привез еду и выпивку — черный стаут, светлое пиво, красные, золотистые и рубиновые вина, выдержанные в глубоких погребах и доставленные с теплых южных берегов на борту круглобоких кораблей. Гости набросились на рыбные пироги и запеченную тыкву, горы брюквы и огромные круги сыра, куски копченой баранины и зажаренные до темной корочки говяжьи ребрышки. В завершение подали три огромных свадебных пирога размером с колесо телеги, их слоеные края грозили лопнуть от обилия начинки из моркови, лука, репы, пастернака, грибов и пряной свинины в остром темном соусе. Рамси нарезал пироги своим коротким мечом, а Виман Мандерли собственноручно раздавал еще дымящиеся порции, преподнеся первые Русе Болтону и его толстухе-жене из Фреев, а затем — сиру Хостину и сиру Эйенису, сыновьям лорда Фрея.
— Лучший пирог из всех, что вам доводилось пробовать в своей жизни, милорды, — гремел толстый лорд. — Запейте его борским золотым и насладитесь каждым кусочком. Я вот непременно так и сделаю.
Верный своему слову, Мандерли проглотил шесть кусков, по два от каждого из трех пирогов. Он причмокивал губами, хлопал себя по животу и уплетал угощение за обе щеки, пока передняя часть его туники не потемнела от соуса, а борода не покрылась крошками. Даже Толстой Уолде Фрей было не угнаться за ним в прожорливости, хоть она сама управилась с тремя кусками. Рамси тоже усердно налегал на еду, а вот его бледная невеста лишь глядела на тарелку, поставленную перед ней. Когда она подняла голову и взглянула на Теона, в ее больших карих глазах он увидел страх.
В зал не позволялось входить с мечами, но у каждого мужчины был кинжал, даже у Теона Грейджоя. Чем же еще резать мясо? Каждый раз бросая взгляд на девушку, которую прежде звали Джейни Пуль, он ощущал холод стали на боку. Я не могу спасти ее, подумал Теон, но убить ее было бы просто. Никто такого не ожидает. Я мог бы попросить ее подарить мне танец, и тогда перерезать ей горло. Я оказал бы ей услугу, разве нет? И если древние боги услышат мои молитвы, то Рамси в гневе прикончит и меня тоже. Теон не боялся умереть. В подземельях Дредфорта он узнал, что существуют вещи гораздо хуже смерти. Рамси преподал ему этот урок, палец за пальцем, на руках и ногах, и забыть его уже не получится никогда.
— Ты не ешь, — заметила леди Дастин.
— Нет. — Еда превращалась в пытку. Стараниями Рамси у него осталось так мало целых зубов, что жевать было настоящей мукой. Пить — немного легче, хотя ему приходилось придерживать кубок с вином двумя руками, чтобы не уронить.
— Не любишь пироги со свининой, милорд? Наш толстый друг заверяет, что это самые вкусные пироги, которые нам довелось пробовать в жизни, — она указала в сторону лорда Мандерли своим кубком. — Ты когда-нибудь видел толстяка таким счастливым? Он того и гляди запляшет. Подает еду собственными руками.
И в самом деле. Лорд Белой Гавани был воплощением веселого толстяка: он смеялся и улыбался, шутил с другими лордами, хлопал их по спинам, заказывал музыкантам то одну, то другую мелодию.
— Сыграй нам "Ночь, что закончилась", певец, — ревел он. — Я уверен, невесте понравится. Или спой нам о храбром юном Денни Флинте и заставь нас рыдать. — Глядя на него, можно было подумать, что это он только что женился.
— Он пьян, — сказал Теон.
— Топит свои страхи. Он трус, трус до мозга костей.
Трус ли? Теон не знал наверняка. Сыновья Вимана были такими же толстяками, но ни разу не посрамили себя в сражениях.
— Железнорожденные тоже пируют перед битвой. Последний глоток жизни, когда впереди маячит смерть. Если Станнис придет…
— Придет. Должен прийти, — усмехнулась леди Дастин. — А когда он явится, толстяк обмочит штаны. Его сын погиб на Красной Свадьбе, и все же он разделил хлеб и соль с Фреями, пригласил их под свою крышу и пообещал одному из них свою внучку. Он даже подает им пирог. Мандерли уже однажды сбежали с юга, изгнанные из своих земель и крепостей врагами. Кровь не обманешь. Толстяку хотелось бы прикончить нас всех, не сомневаюсь, но у него кишка тонка, даже при таком пузе. Внутри этой взмокшей туши бьется сердце труса, которое трепещет от страха, как… как… твое.
Ее последние слова ударили его, словно плетью, но Теон не осмелился ответить тем же. Любая дерзость может стоить ему кожи.
— Если миледи полагает, что лорд Мандерли хочет предать нас, то надо сказать об этом лорду Болтону.
— Ты думаешь, Русе не знает? Глупый мальчишка. Посмотри на него. Приглядись, как он наблюдает за Мандерли. Ни одно блюдо не касается губ Русе прежде, чем он увидит, как лорд Виман первым пробует его. Он не сделает и глотка из кубка, пока не убедится, что Мандерли пьет из того же кувшина. Я думаю, он был бы рад, попытайся толстяк предать нас. Его бы это позабавило. Знаешь, у Русе нет эмоций. Эти обожаемые им пиявки высосали из него все чувства уже много лет назад. Он не ведает ни любви, ни ненависти, ни скорби. Для него все это — просто игра, легкое развлечение. Кто-то загоняет добычу, кто-то охотится с ястребом, кто-то бросает кости. Русе играет с людьми. Ты и я, эти Фреи и лорд Мандерли, пухлая новая жена и даже его бастард — мы всего лишь игрушки для него.
Мимо прошел слуга. Леди Дастин протянула свой кубок и велела наполнить его, затем жестом распорядилась сделать то же самое для Теона.
— Честно говоря, — сказала она, — лорд Болтон стремится к большему, чем просто быть лордом. Почему бы не стать Королем Севера? Тайвин Ланнистер мертв, Цареубийца искалечен, Бес сбежал. Ланнистеры уже не те, что прежде, а ты был так любезен, что избавил его от Старков. Старый Уолдер Фрей не будет возражать, если его толстая малышка Уолда станет королевой. С Белой Гаванью могут возникнуть затруднения, если лорд Виман переживет надвигающееся сражение… но я совершенно уверена, что не переживет. И Станнис тоже. Русе избавится от них обоих так же, как он избавился от Молодого Волка. Кто еще остается?
— Вы, — ответил Теон. — Остаетесь вы. Леди Города-на-Кургане, Дастин по мужу, Рисвелл по рождению.
Эти слова пришлись ей по душе. Сверкнув темными глазами, она сделала глоток вина и произнесла:
— Вдова Города-на-Кургане… и да, если бы я захотела, я могла бы причинить ему неудобства. Конечно, Русе тоже это понимает и старается задобрить меня.
Она собиралась сказать еще что-то, но увидела мейстеров. Трое мужчин вошли через главную дверь за помостом — один высокий, один пухлый и один совсем юный, но в серых одеждах и с мейстерскими цепями они казались похожими друг на друга, как три горошины из одного стручка. До войны Медрик служил лорду Хорнвуду, Родри — лорду Сервину, а молодой Хенли — лорду Слейту. Русе Болтон привез их в Винтерфелл, чтобы они занялись воронами Лювина и можно было вновь отправлять и получать послания.
Когда мейстер Медрик встал на одно колено и зашептал на ухо Болтону, леди Дастин в отвращении скривила губы:
— Стань я королевой, то первое, что сделала бы — приказала убить всех этих серых крыс. Они повсюду снуют, подбирая объедки со столов лордов, стрекочут друг с другом, наушничают своим хозяевам. Но кто в действительности хозяин, а кто слуга? У каждого великого лорда есть мейстер, а лорды поменьше стремятся заполучить своего. Человек без мейстера считается мелкой сошкой. Эти серые крысы пишут и читают наши письма, даже тем лордам, которые не знают грамоты. И кто может с уверенностью сказать, что они не искажают наши слова ради собственной выгоды? Что в них хорошего, я тебя спрашиваю?
— Они исцеляют, — ответил Теон.
Похоже, такого ответа она и ожидала.
— Да, исцеляют. Я и не говорила, что они глупы. Они ухаживают за нами, когда мы больны, ранены или убиты горем из-за страданий ребенка или родителя. Когда мы наиболее слабы и уязвимы — они тут как тут. Иногда им удается нас вылечить, и тогда мы весьма благодарны. Если им не удается нам помочь, они утешают нас в печали, и за это мы их тоже благодарим. Из благодарности мы даем им кров, посвящаем в наши грехи и тайны, допускаем на все советы. И в скором времени правящий сам становится управляемым.
Именно так произошло с лордом Рикардом Старком. Его серую крысу звали мейстер Валис. Разве не ловко они придумали — называть себя только одним именем, даже те, у кого их было два, когда они впервые переступили порог Цитадели? Потому мы никогда не знаем, откуда они или кем являются на самом деле… но если хорошенько покопаться, то кое-что все же можно разузнать. Прежде чем выковать себе цепь, мейстер Валис звался Валисом Флауэрсом. Флауэрсы, Хиллы, Риверсы, Сноу… эти имена дают бастардам, чтобы обозначить то, чем они являются, но они всегда быстро избаляются от них. Матерью Валиса Флауэрса была девица из дома Хайтауэров… а отцом, по слухам, — архимейстер Цитадели. Эти серые крысы не так уж целомудренны, как пытаются нас убедить. А мейстеры из Староместа — хуже всех. Когда он выковал цепь, его тайный отец со своими дружками не теряли времени даром и отправили Валиса в Винтерфелл, нашептывать лорду Рикарду ядовитые речи, сладкие как мед. Свадьба Талли была его идеей, в этом нет никаких сомений, и он…