.
Возможно, его расстроило присутствие Песчаных Змеек. Если так, возвращение Обары в зал было для него как уксусная примочка на свежей ране. Она проскользнула обратно на свое место, не проронив ни слова, и сидела, хмуро бросая сердитые взгляды, не улыбаясь и не разговаривая.
Приближалась полночь, когда принц Доран повернулся к белому рыцарю и спросил:
— Сир Бейлон, я прочел письмо, которое вы доставили мне от нашей милостивой королевы. Могу я предполагать, что вы знакомы с его содержанием, сир?
Хотах заметил, что рыцарь напрягся.
— Да, милорд. Ее Величество сообщила мне, что я призван сопроводить ее дочь обратно в Королевскую Гавань. Король Томмен тоскует по своей сестре и хотел бы, чтобы принцесса Мирцелла вернулась ко двору с коротким визитом.
Лицо принцессы Арианны погрустнело:
— Но мы все так привязались к Мирцелле, сир. Она и мой брат Тристан стали неразлучны.
— Принцу Тристану в Королеской Гавани тоже будут рады, — сказал Бейлон Сванн. — Я уверен, что король Томмен хотел бы с ним познакомиться. У Его Величества так мало товарищей его возраста.
— Привязанности, сформированные в отрочестве, могут остаться на всю жизнь, — сказал принц Доран. — Когда Тристан с Мирцеллой вступят в брак, он и Томмен будут как братья. Королева Серсея права. Мальчики должны встретиться, стать друзьями. Конечно, Дорну будет не хватать Тристана, но ему давно пора узнать что-то о мире за стенами Солнечного Копья.
— Я знаю, что Королевская Гавань будет приветствовать его от всей души.
Почему он потеет? размышлял капитан, наблюдая за рыцарем. В зале довольно прохладно, а к жаркому он едва притронулся.
— Что касается другого вопроса, который поднимает королева Серсея, — продолжил принц Доран, — это правда, место Дорна в Малом Совете вакантно со смерти моего брата, и давно пора заполнить его снова. Я польщен, что Ее Величество считает мои советы полезными для нее, однако сомневаюсь, хватит ли у меня сил на такое путешествие. Может быть, мы отправимся морем?
— На корабле? — сир Бейлон выглядел ошарашенным. — Это… разве безопасно, мой принц? Осень — сезон штормов, по крайней мере, я так слышал, и… пираты на Ступенях, они…
— Пираты. Конечно. Наверное, вы правы, сир. Безопаснее вернуться тем же путем, которым вы пришли. — Принц Доран любезно улыбнулся. — Давайте побеседуем об этом завтра утром. Когда мы достигнем Водных Садов, то сможем поговорить с Мирцеллой. Я знаю, как она будет взволнована. Не сомневаюсь, она тоже скучает по брату.
— Я бы очень хотел снова её увидеть, — сказал сир Бейлон. — И посетить ваши Водные Сады. Я слышал, они прекрасны.
— Прекрасны и спокойны, — согласился принц. — Прохладные бризы, сверкающая вода и смех детей. Водные Сады — мое любимое место в этом мире, сир. Их построил один из моих предков, чтобы порадовать свою невесту Таргариен и избавить ее от пыли и жары Солнечного Копья. Ее звали Дейенерис. Она была сестрой короля Дейерона Доброго, и ее брак сделал Дорн частью Семи Королевств. Все королевство знало, что девушка любила брата Дейерона — бастарда Дейемона Черное Пламя, и что он тоже её любил. Но король был достаточно мудр, чтобы понимать: благо тысяч должно быть важнее желаний двоих, даже если эти двое ему дороги. Это Дейенерис наполнила сады детским смехом. Сначала там плескались ее собственные дети, но потом туда привели сыновей и дочерей лордов и ленных рыцарей, чтобы составить компанию мальчикам и девочкам королевской крови. И в один летний день, когда было обжигающе жарко, она сжалилась над детьми конюхов, поваров и слуг и предложила им тоже пользоваться озерами и фонтанами. Эта традиция сохранилась и по сей день. — Принц схватился за колеса кресла и вытолкнул себя из-за стола. — Но теперь извините меня, сир. Все эти разговоры меня утомили, и мы расстаемся до рассвета. Обара, будь так любезна, помоги мне добраться до кровати. Нимерия, Тиена, пойдемте с нами, пожелаете вашему старому дяде спокойной ночи.
Обара Сэнд покатила кресло принца из праздничного зала Солнечного Копья по длинной галерее в его верхние комнаты. Арео Хотах шел вместе с её сестрами, принцессой Арианной и Элларией Сэнд. Мейстер Калеотт спешил позади, шлепая туфлями и бережно, словно ребенка, прижимая к себе череп Горы.
— Вы правда хотите отправить Тристана и Мирцеллу в Королевскую Гавань? — спросила Обара, толкая кресло. Ее шаги были длинными, раздражёнными и слишком быстрыми — большие деревянные колеса громко стучали по каменном полу. — В таком случае, мы больше никогда не увидим девочку, а ваш сын до конца жизни останется заложником Железного Трона.
— Ты принимаешь меня за дурака, Обара? — принц вздохнул. — Ты многого не знаешь. И лучше обсуждать это не здесь, где любой может услышать. Если придержишь язык, может быть, я просвещу тебя. — Он поморщился. — Помедленнее, ради твоей любви ко мне. Последний толчок был как удар ножа в колено.
Обара замедлила шаг:
— И что вы намерены делать?
Ответила ее сестра Тиена.
— Что всегда делает, — промурлыкала она. — Медлить, темнить, увиливать. О, в этом никто не сравнится с нашим отважным дядей.
— Ты несправедлива к нему, — сказала принцесса Арианна.
— Помолчите, все вы, — приказал принц.
Он повернул кресло к женщинам только после того, как двери верхней комнаты благополучно закрылись за ними. Даже от этого усилия у него сбилось дыхание. Покрывавшее его мирийское одеяло застряло между спицами, и Дорану пришлось схватиться за него, чтобы оно не порвалось. Ноги под одеялом оказались бледными, рыхлыми, ужасными. Оба колена были красными и раздутыми, пальцы на ногах — почти фиолетовыми и вдвое больше нормального размера. Арео Хотах видал их тысячу раз, но ему до сих пор было тяжело на это смотреть.
Принцесса Арианна вышла вперед:
— Давай я помогу тебе, отец.
Принц вытянул застрявшую ткань:
— Я все еще могу управиться со своим одеялом. Хотя бы с ним.
Немного. Ноги Дорана отказали стали бесполезными три года назад, но в руках и плечах сила еще оставалась.
— Принести ли моему принцу чашечку макового молока? — спросил мейстер Калеотт.
— С такой болью мне понадобится ведро. Спасибо, нет. Я хочу сохранить остроту ума. Сегодня вечером вы больше не понадобитесь.
— Очень хорошо, мой принц, — мейстер Калеотт поклонился, все еще сжимая в мягких розовых руках голову сира Грегора.
— Я это заберу, — Обара Сэнд выхватила у мейстера череп и вытянула руку. — Как выглядел Гора? Откуда нам знать, что это он? Они могли бы засмолить голову. Зачем обдирать до костей?
— Смола разрушила бы ларец, — предположила леди Ним, когда мейстер Калеотт удалился. — Никто не видел, как Гора умер; и никто не видел, как ему отсекли голову. Признаюсь, это меня беспокоит. Но что от этого обмана могла бы получить королева-сука? Если Грегор Клиган жив, рано или поздно правда обнаружится. Этот человек был восьми футов росту, никого похожего нет во всем Вестеросе. Если такой же появится снова, Серсея Ланнистер выставит себя лгуньей перед всеми Семью Королевствами. Она должна быть полной дурой, чтобы так рисковать. Чего она могла бы этим добиться?
— Череп, несомненно, велик, — сказал принц, — и мы знаем, что Оберин тяжело ранил Грегора. По всем донесениям, Клиган умирал медленно в жутких мучениях.
— Как отец и хотел, — заявила Тиена. — Право же, сестры, я знаю яд, которым воспользовался отец. Если его копье хоть немного продырявило шкуру Горы, то Клиган — мертв, и мне все равно, какой он был огромный. Сомневайтесь в вашей сестренке, если вам так нравится, но никогда не сомневайтесь в нашем родителе.
Обара ощетинилась.
— Никогда не сомневалась и не буду, — она насмешливо поцеловала череп. — Это — начало, уверяю.
— Начало? — недоверчиво переспросила Эллария Сэнд. — Храни нас Боги. По мне, так это — конец. Тайвин Ланнистер мертв. Как и Роберт Баратеон, Амори Лорх, а теперь и Грегор Клиган — все, кто приложили руку к убийству Элии и ее детей. Даже Джоффри, который еще не родился, когда Элия умерла. Я видела собственными глазами, как мальчик погиб, цепляясь за горло и пытаясь вдохнуть. Кого еще надо убить? Мирцелла и Томмен должны умереть, чтобы тени Рейенис и Эйегона успокоились? Где и когда это закончится?
— Это закончится кровью, так же, как и началось, — произнесла леди Ним. — Это закончится, когда Утес Кастерли развалится, и солнце осветит личинок и червей в его внутренностях. Это закончится полным крахом Тайвина Ланнистера и всех его делишек.
— Он умер от руки собственного сына, — ответила Эллария. — Чего же еще вы хотите?
— Я бы хотела, чтобы он умер от моей руки, — леди Ним устроилась в кресле; ее длинная черная коса змеилась по плечу и ниспадала на колени. От отца ей достался "вдовий пик". Под ним блестели большие глаза, а винно-красные губы изогнулись во вкрадчивой улыбке. — Тогда его смерть не была бы такой легкой.
— Сир Грегор выглядит таким одиноким, — сказала Тиена своим сладким голосом септы, — уверена, он хотел бы найти себе компанию.
Щеки Элларии были мокрыми от слез, ее темные глаза сверкали. Даже когда она плачет, в ней есть сила, подумал капитан.
— Оберин хотел отомстить за Элию. Теперь вы хотите отомстить за него. Я вам напомню, у меня четыре дочери. Ваши сестры. Моей Элии четырнадцать, почти женщина. Обелле двенадцать, её девичество вот-вот закончится. Они боготворят вас, так же, как Дореа и Лореза боготворят их самих. Если вы погибнете, должны ли Эл и Обелла мстить за вас, а потом Дореа и Лори — за них? Должно ли всё вечно идти по кругу? Еще раз спрашиваю, где это закончится? — Эллария Сэнд положила руку на череп Горы. — Я видела, как умер ваш отец. Вот его убийца. Если я возьму этот череп в свою кровать, утешит ли он меня ночью? Заставит ли меня смеяться, напишет ли для меня песни, станет ли он обо мне заботиться, когда я состарюсь и заболею?
— Чего вы хотите от нас, миледи? — спросила леди Ним. — Должны ли мы отложить копья, начать улыбаться и забыть обо всем причиненном нам зле?