отя какая теперь разница? — Он скривил рот. — Ведь на самом деле это означало, что какой-то проклятый свирепый шторм разнесет в щепки нашу мачту, и мы будем бесцельно болтаться в Заливе Скорби, пока не закончится еда и мы не примемся пожирать друг друга. Как думаешь, кого они разделают первым… свинью, собаку или меня?
— Я думаю, самого шумного.
Капитан скончался на следующий день, а корабельный кок — три ночи спустя. Все, что оставшийся экипаж мог делать, — это поддерживать развалину на плаву. Принявший на себя командование помощник капитана полагал, что они были где-то возле южной части Острова Кедров. Когда он спустил шлюпки для буксировки судна к ближайшему берегу, то одна из них затонула, а в другой люди обрезали канаты и погребли на север, бросив когг и всех своих товарищей по несчастью.
— Рабы, — с презрением сказал Джорах Мормонт.
Большой рыцарь, по его словам, проспал весь шторм. У Тириона имелись сомнения на этот счет, но он держал их при себе. Возможно, когда-нибудь ему захочется укусить кого-нибудь за ногу, а для этого нужны зубы. Похоже, Мормонт согласился забыть об их разногласиях, так что Тирион тоже решил сделать вид, что ничего не произошло.
В течение девятнадцати дней они дрейфовали, тогда как пища и вода подходили к концу. Солнце палило неустанно и беспощадно. Пенни забилась в свою каюту с собакой и свиньей, и Тирион носил ей еду, прихрамывая на перевязанную ногу, а по ночам принюхивался к ране. Когда ему больше нечем было заняться, он колол себе пальцы на руках и ногах. Сир Джорах целыми днями точил свой меч, доводя острие до блеска. Три оставшихся Огненных Пальца зажигали ночной огонь, как только садилось солнце, но собирая команду на молитву, они надевали свои раскрашенные доспехи и держали копья под рукой. И никто из моряков больше не пытался потереть голову ни одному из карликов.
— Может, нам вновь устроить для них поединок? — спросила Пенни однажды ночью.
— Думаю, не стоит, — сказал Тирион. — Этим мы лишь напомним им, что у нас есть хорошая пухлая свинья.
Хотя Милашка с каждым днем становилась все менее пухлой, а от Хруста остались только кожа да кости.
Той ночью ему приснилось, что он снова в Королевской Гавани, с арбалетом в руках. “Куда шлюхи отправляются”, — сказал лорд Тайвин, но когда палец Тириона согнулся и тренькнула тетива, на месте отца с пронзенным стрелой животом оказалась Пенни.
Он проснулся от крика.
Палуба под ним покачивалась, и на мгновение он растерялся и подумал, что вернулся на "Робкую Деву". Вонь свинячьего дерьма привела его в чувство. Печали остались позади, чуть ли не за полмира от него, вместе с радостями того времени. Он вспомнил, как милая Лемора выглядела после своего утреннего купания, с каплями воды, блестящими на обнаженном теле, но здесь единственной девой была его бедная Пенни, маленькая чахлая девушка-карлик.
Все же что-то происходило. Тирион выскользнул из гамака, зевнул и огляделся, высматривая сапоги. И хотя это было чистым безумием, но он поискал взглядом арбалет, и, конечно же, поблизости ни одного не нашлось. Жаль, подумал он, эта штука могла бы пригодиться, когда большие люди придут меня сожрать. Он натянул сапоги и поднялся на палубу — узнать, почему кричали.
Перед ним возникла Пенни, с широко раскрытыми от удивления глазами:
— Парус, — закричала она, — там, там, ты видишь? Парус, и они заметили нас, они заметили. Парус!
Теперь уже он поцеловал ее… один раз в каждую щеку, один — в лоб, и последний — в губы. Она залилась румянцем и рассмеялась при последнем поцелуе, потом вдруг застеснялась, но это не имело никакого значения. Корабль приближался — большая галера. Ее весла оставляли позади длинный след.
— Что за корабль? — спросил он Джораха Мормонта. — Можешь прочитать его название?
— Мне не нужно читать название. Мы с подветренной стороны. Я чую его запах. — Мормонт обнажил меч. — Это работорговец.
Перевертыш
Первые снежинки закружились в воздухе, падая вниз в свете заката. С наступлением ночи снег валил уже так сильно, что взошедшую луну было не видно за белоснежным занавесом.
— Боги севера обрушили свой гнев на лорда Станниса, — объявил Русе Болтон своим людям утром, когда те собрались на завтрак в Великом Чертоге Винтерфелла. — Он здесь чужак, и старые боги не оставят его в живых.
Люди одобрительно заревели, стуча кулаками по длинным дощатым столам. Хоть Винтерфелл и разрушили, его гранитные стены все еще оберегали их от порывов ветра и непогоды. Они были хорошо снабжены едой и питьем; огонь помогал им согреться, когда они не дежурили, внутри доставало места, чтобы высушить одежду, и удобных углов, чтобы лечь и поспать. Лорд Болтон заготовил достаточное количество дерева, чтобы поддерживать огонь в течение полугода, поэтому Великий Чертог всегда оставался теплым и уютным. У Станиса же не было ничего подобного.
Теон Грейджой не присоединился к общим крикам. Равно как и мужчины из дома Фреев, что не укрылось от его взгляда. Они здесь тоже чужаки, подумал он, наблюдая за сиром Эйенисом Фреем и его сводным братом сиром Хостином. Рожденные и выросшие в речных землях, Фреи никогда не видели такого снега. Север уже унес жизни троих из их рода, думал Теон, вспоминая пропавших между Белой Гаванью и Городом-на-Кургане — тех, кого безуспешно разыскивал Рамси.
Лорд Виман Мандерли сидел на помосте между парой рыцарей из Белой Гавани, уплетая кашу за обе толстые щеки. Не похоже, чтобы он наслаждался ей так же, как пирогами из свинины на свадьбе. Неподалеку однорукий Харвуд Стаут тихо разговаривал с мертвенно-бледным Амбером Смерть Шлюхам.
Теон стоял вместе с остальными в очереди за кашей, которую разливали по деревянным мискам из ряда медных котлов. Он видел, что лордам и рыцарям подали молоко и мед, и даже немного масла, чтобы улучшить вкус еды, но ему ничего из этого не предложили. Его правление в качестве принца Винтерфелла было недолгим. Он сыграл свою роль в этом балагане, выдав лже-Арью замуж, и теперь Русе Болтон больше в нем не нуждался.
— В первую зиму, которую я могу вспомнить, сугробы были выше моей головы, — заметил человек из Хорнвудов в очереди перед ним.
— Ага, но в тебе тогда было росту три фута, — ответил ему верховой из Источников.
Прошлой ночью, мучаясь бессонницей, Теон поймал себя на мыслях о побеге: как бы ему незаметно ускользнуть, когда Рамси и его лорд-отец на что-нибудь отвлекутся. Однако все ворота были закрыты, заперты на засовы и хорошо охранялись; никому не разрешалось входить или покидать замок без позволения лорда Болтона. Даже если бы Теон нашел какой-то тайный проход, он не решился бы им воспользоваться. Он не забыл Киру и ее ключи. Но даже если он выберется, куда ему идти? Отец мертв, дяде он не нужен. Пайк был для него потерян. Все, что у него осталось, все, что он хоть как-то мог назвать домом — находилось здесь, среди костей Винтерфелла.
Человек-развалина в развалинах замка. Да, тут мне самое место.
Он все еще ждал порцию каши, когда в зал с гордым видом вошел Рамси в сопровождении своих Мальчиков, кричащих и требующих музыки. Абель протер глаза ото сна, взял лютню и запел "Дорнийскую жену", а одна из его прачек отбивала ритм на барабане. Однако певец изменил слова песни: вместо "коль дорнийка любила меня", он спел про "дочь северянина".
Он может лишиться языка за такую дерзость, думал Теон, пока наполняли его миску. Он всего-навсего певец. Лорд Рамси сдерет кожу с обеих его рук, и никто не скажет ни слова. Но лорд Болтон улыбнулся новым строкам, а Рамси захохотал. После этого остальные поняли, что и им можно безопасно посмеяться. А Желтого Дика песня рассмешила настолько, что вино брызнуло у него из носа.
Леди Арья не появилась, чтобы разделить общее веселье. Она не покидала своих комнат после брачной ночи. Кислый Алин болтал, что Рамси держит свою жену обнаженной и прикованной цепью к кровати, но Теон знал, что это просто сплетни. Нет там никакой цепи, по крайней мере, видимой человеческому глазу. Просто пара охранников возле спальни, не пускающих ее бродить по замку. И голая она, только когда принимает ванну.
А мылась она каждый вечер. Лорд Рамси хотел, чтобы его жена была чистой. "У бедняжки нет горничных, — сказал он Теону. — Остаешься только ты, Вонючка. Одеть тебя в платье? — он расхохотался. — Может быть одену, если ты меня хорошенько попросишь. А пока тебе достаточно просто быть ее банщицей. Я не хочу, чтобы от нее несло, как от тебя". И теперь всякий раз, когда Рамси желал разделить супружеское ложе со своей женой, Теону приходилось таскать из кухни горячую воду и выпрашивать на время у леди Уолды или леди Дастин их служанок. Хотя Арья никогда не разговаривала с ними, от них не укрывались ее синяки. Она сама виновата. Она не доставила ему удовольствия. "Просто будь Арьей, — однажды посоветовал он ей, помогая принять ванну. — Лорд Рамси не хочет причинять тебе боль. Он это делает только когда… когда мы забываемся. Он никогда не резал меня без причины".
"Теон…", — рыдая прошептала она. "Вонючка, — он схватил ее за руку и встряхнул. — Здесь я Вонючка. Ты должна запомнить это, Арья". Но она была не урожденной Старк, а всего лишь дочерью управляющего. Джейни, ее имя Джейни. Она не должна ждать, что я спасу ее. Теон Грейджой, возможно, попытался бы помочь, но Теон был железнорожденным, и гораздо храбрее Вонючки. Вонючка, Вонючка — жалкая кучка.
У Рамси есть новая игрушка для развлечений, с сиськами и киской… но скоро слезы Джейни потеряют для него остроту, и Рамси снова захочет своего Вонючку. Он будет свежевать меня дюйм за дюймом. Когда у меня не останется пальцев на руках, он лишит меня рук. После пальцев на ногах — отрубит ноги. Но только когда я сам буду умолять об этом, только когда боль от сдирания кожи станет невыносимой, и я начну просить его даровать мне облегчение. Больше не будет горячих ванн для Вонючки. Он опять будет валяться в дерьме, и ему запретят мыться. Одежда на нем превратится в лохмотья, грязные и смердящие, и его заставят носить их, пока они не сгниют. Лучшее, на что он мог надеяться — возвращение в псарню, к девочкам Рамси.