— …пошел на юг с Роббом Старком, сражался рядом с ним в Шепчущем Лесу и Риверране, вернулся на Железные Острова, как его посол, чтобы вести переговоры с собственным отцом. Город-на-Кургане тоже послал людей с Молодым Волком. Я отдала ему настолько мало людей, насколько осмелилась, но я знала, что должна послать хотя бы немногих или рискнуть и вызвать гнев Винтерфелла. Так что у меня были глаза и уши в армии. Они хорошо меня информировали. Я знаю, кто ты. Я знаю, каков ты. Теперь ответь на мой вопрос. Почему ты любишь Старков?
— Я… — Теон оперся рукой в перчатке на колонну. — …Я хотел быть одним из них…
— И никогда не стал. У нас больше общего, чем ты думаешь, милорд. Но пойдем.
Чуть дальше три могилы были расположены близко друг к другу. Здесь они остановились.
— Лорд Рикард, — заметила леди Дастин, изучая центральную фигуру. Статуя маячила над ними — длиннолицая, бородатая, торжественная. У него были такие же каменные глаза, как и у остальных, но его казались печальными.
— У него тоже нет меча.
И в самом деле.
— Кто-то был здесь внизу и украл мечи. Меч Брандона тоже пропал.
— Он не потерпел бы этого, — она сняла перчатку и дотронулась до колена статуи — бледная плоть на темном камне. — Брандон любил свой меч. Он любил точить его. "Я хочу сделать его таким острым, чтобы он мог сбрить волосы с женской промежности", — говорил он. А как он любил пользоваться им. "Окровавленный меч — прекрасная вещь", — сказал он мне однажды.
— Вы знали его, — сказал Теон.
Свет фонаря отражался в ее глазах, и казалось, что они были в огне.
— Брандон воспитывался в Городе-на-Кургане у старого лорда Дастина, отца того, за которого я позже вышла замуж, но большую часть времени он проводил, скача по Источникам. Ему нравилось ездить верхом. Его младшая сестра была в этом на него похожа. Пара кентавров, эти двое. А моему лорду-отцу всегда нравилось принимать наследника Винтерфелла. Отец строил большие планы для дома Рисвеллов. Он бы подарил мою невинность любому Старку, оказавшемуся поблизости, но в этом не было необходимости. Брандон никогда не стеснялся брать то, что хотел. Сейчас я уже стара, высушенное создание, слишком долго бывшее вдовой, но я все еще помню вид моей девичьей крови на его члене в ту ночь, когда он заявил на меня права. Думаю, Брандону эта картина тоже понравилась. Окровавленный меч — прекрасная вещь, да. Было больно, но то была сладкая боль.
Однако в тот день, когда я узнала, что Брандон женится на Кейтилин Талли… та боль уже не казалась сладкой. Он никогда не хотел ее, уверяю тебя. Он сам мне сказал, в нашу последнюю ночь вместе… но и Рикард Старк тоже строил большие планы. Южные амбиции, которые не удовлетворились бы женитьбой наследника на дочери одного из его собственных вассалов. Потом отец лелеял надежду выдать меня за брата Брандона, Эддарда, но Кейтилин Талли получила и его. Я же осталась с молодым лордом Дастином, пока Нед Старк не забрал его у меня.
— Восстание Роберта…
— Лорд Дастин и я не были женаты и полгода, когда Роберт восстал, а Нед Старк созвал знамена. Я умоляла мужа не уходить. Он мог послать вместо себя родственников: его дядя славился умением орудовать топором, а двоюродный дед воевал в Войне Девятигрошевых Королей. Но лорд Дастин был мужчиной, и мужчиной гордым — ничто не удовлетворило бы его больше, чем возможность самому повести в бой рекрутов Города-на-Кургане. Я дала ему коня в день, когда он отправился, гнедого жеребца с огненной гривой, гордость стада моего лорда-отца. Мой супруг клялся, что вернется на нем домой, когда война завершится.
Нед Старк вернул мне коня на обратном пути в Винтерфелл. Он рассказал, что мой лорд пал смертью храбрых и что его тело погребено под красными горами Дорна. Но кости своей сестры он привез на север, и она покоится здесь… но я клянусь, что кости лорда Эддарда никогда не будут похоронены рядом с ней. Я собираюсь скормить их своим собакам.
Теон не понял.
— Его… его кости?..
Ее губы скривились. Это была уродливая усмешка, усмешка, которая напомнила ему Рамси.
— Кейтилин Талли отправила кости лорда Эддарда на север перед Красной Свадьбой, но твой железный дядя захватил Ров Кейлин и закрыл дорогу. С тех пор я наблюдаю. Если эти кости когда-нибудь всплывут из болот, они не пройдут дальше Города-на-Кургане, — она бросила последний долгий взгляд на изображение Эддарда Старка. — Здесь мы закончили.
Метель все еще бушевала, когда они вышли из крипты. Леди Дастин молчала, пока они поднимались, но снова оказавшись над руинами Первой Твердыни, она поежилась и произнесла:
— Ты никогда не повторишь ни слова из сказанного внизу. Это понятно?
Ему было понятно.
— Придержу язык или потеряю его.
— Русе хорошо тебя выдрессировал, — на этом она оставила Теона одного.
Королевский трофей
Королевское войско покидало Темнолесье в золотых лучах рассвета, вытягиваясь из-за бревенчатого частокола, словно длинная стальная змея, выползающая из своего гнезда.
Рыцари-южане выехали в пластинчатых доспехах и кольчугах, покрытых вмятинами и царапинами от пройденных битв, но все еще достаточно ярких, чтобы сверкать в лучах восходящего солнца. Полинявшие и в пятнах, оборванные и заштопанные, их знамена и накидки все еще поражали богатством красок среди зимнего леса: лазурные и оранжевые, красные и зеленые, фиолетовые, голубые и золотые, проблескивающие среди пустой бурой дороги, серо-зеленых сосен, страж-деревьев и сугробов грязного снега.
Каждого рыцаря сопровождали оруженосцы, слуги и латники. За ними шли оружейники, повара, конюхи; шеренги копейщиков, лучников и воинов с топорами; седые ветераны сотни битв и зеленые мальчишки, готовившиеся к первому сражению. Перед ними маршировали кланы с холмов: вожди и лучшие воины ехали верхом на лохматых низкорослых горных лошадях, их косматые бойцы рысили рядом с ними, одетые в меха, вареную кожу и старые кольчуги. Некоторые раскрасили лица коричневым и зеленым и привязали вокруг себя пучки кустарника, чтобы не выделяться среди деревьев.
Позади главной колонны следовали обозы: мулы, лошади, быки, растянувшаяся на милю вереница телег и повозок, нагруженных продуктами, кормом для скота, палатками и продовольствием. Замыкала строй тыловая охрана — рыцари в пластинчатой броне и кольчугах под прикрытием почти невидимых за деревьями всадников, следивших за тем, чтобы неприятель не подкрался незамеченным.
Аша Грейджой ехала с обозом, в крытой повозке на двух огромных, обитых железом колесах; со сковаными запястьями и лодыжками, под денным и нощным наблюдением Медведицы, которая храпела хуже любого мужчины. Его Величество король Станнис не оставил своему трофею никаких шансов на побег. Он планировал доставить ее в Винтерфелл, чтобы она предстала перед северными лордами в цепях — связанная и сломленная дочь кракена, доказательство его власти.
Колонну сопровождали звуки труб. Наконечники копий блестели в лучах восходящего солнца, а трава на обочинах сверкала от утреннего инея. Между Темнолесьем и Винтерфеллом лежит сотня лиг лесов. По прямой в ту сторону — триста миль для ворона. "Пятнадцать дней", — говорили рыцари друг другу.
— Роберт справился бы за десять, — услышала Аша горделивые речи лорда Фелла. Его дед погиб от руки Роберта в Летнем Замке, и почему-то это возвысило убийцу до богоподобия в глазах внука. — Роберт был бы в Винтерфелле еще две недели назад и показывал бы Болтону кукиш с замковых стен.
— Лучше не упоминать об этом при Станнисе, — посоветовал Джастин Масси, — или он заставит нас маршировать не только днем, но и ночью.
Этот король живет в тени своего брата, подумала Аша.
Лодыжку по-прежнему пронзала боль каждый раз, когда она пыталась перенести на нее вес тела. Аша не сомневалась, что это перелом. Отек спал в Темнолесье, но боль осталась. Будь это растяжением, оно бы уже точно зажило. Оковы лязгали при каждом движении. Кандалы ранили ее запястья и ее гордость. Но такова была цена повиновения.
"Никто еще не умер от того, что преклонил колено, — однажды сказал ей отец. — Тот, кто встал на колени, может вновь подняться с мечом в руке. Тот, кто не склонился, так и останется мертвым, с несгибаемыми ногами и всем остальным". Бейлон Грейджой доказал правоту своих слов, когда его первое восстание потерпело поражение: кракен преклонил колено перед оленем и лютоволком, только чтобы опять восстать после смерти Роберта Баратеона и Эддарда Старка.
И вот в Темнолесье дочь кракена поступила точно так же, когда ее швырнули перед королем, связанную и хромающую (хотя, к счастью, не изнасилованную), с обжигающей болью в лодыжке.
"Я сдаюсь, Ваше Величество. Поступайте со мной, как вам будет угодно. Я прошу лишь пощадить моих людей". Кварл, Трис и остальные выжившие в Волчьем лесу, были единственными, кто ее теперь волновал. Их осталось только девять. "Оборванная девятка", как назвал их Кромм. Его раны были самыми тяжелыми.
Станнис подарил ей их жизни, однако она не чувствовала истинного милосердия в этом человеке. Несомненно, он решителен, и ему нельзя отказать в мужестве. Люди говорили, что он справедлив… и если его справедливость сурова и безжалостна, что ж, жизнь на Железных Островах приучила Ашу Грейджой к этому. Тем не менее, она не могла проникнуться симпатией к королю. Его глубоко посаженные голубые глаза, казалось, всегда были подозрительно прищурены, и в них кипела ледяная ярость. Ее жизнь мало что для него значила — она всего лишь заложница, трофей, призванный показать северу, что он способен побеждать железнорожденных.
Ну и дурак. Победа над женщиной не внушит северянам благоговейного трепета, если она что-нибудь понимает в этих людях, а ее ценность как заложника — ничтожна. Теперь Железными Островами правил ее дядя, и Вороньему Глазу неважно, будет она жить или умрет. Может быть, это имело какое-то значение для жалкой развалины, которую Эурон сделал ее супругом, но у Эрика Айронмакера нипочем не хватит денег, чтобы заплатить за нее выкуп. Однако не стоило объяснять все это Станнису Баратеону. Даже то, что она была женщиной, похоже, оскорбляло его. Она знала, мужчины зеленых земель любили нежных и очаровательных дам в шелках, а не женщин, одетых в кольчугу и кожу, с метательным топором в каждой руке. Но короткое знакомство с королем в Темнолесье убедило ее, что он любил бы ее ничуть не больше, надень она платье. Даже с женой Галберта Гловера, набожной леди Сибеллой, он был корректен и обходителен, но явно чувствовал себя не в своей тарелке. Этот южный король казался одним из тех мужчин, для которых женщины — существа другой породы, такие же странные и непостижимые, как великаны, грамкины или Дети Леса. От Медведицы он тоже скрипел зубами.