Коням и простым людям приходилось тяжелее всего. Два оруженосца из штормовых земель закололи латника, поссорившись из-за места поближе к огню. Следующей ночью какие-то лучники, в отчаянной попытке согреться, умудрились поджечь свою палатку, что, по крайней мере, обогрело соседей. Боевые скакуны гибли от истощения и холода. "Что такое рыцарь без коня? — невесело шутили солдаты. — Снеговик с мечом". Каждую павшую лошадь сразу же разделывали на мясо. Запасы продовольствия тоже начали истощаться.
Пизбери, Кобб, Фоксглов и другие южные лорды убеждали короля разбить лагерь и переждать бурю. Станнис не желал их слушать. Не послушал он и людей королевы, советовавших ему принести жертву их голодному красному богу.
Это она узнала от Джастина Масси, менее набожного, чем большинство.
— Жертвоприношение докажет, что огонь веры все еще горит в нас, государь, — убеждал короля Клейтон Саггс.
А Годри Убийца Великанов добавил:
— Старые боги Севера наслали на нас эту бурю. Только Рглор может прекратить ее. Мы должны отдать ему неверующего.
— Половина моей армии — неверующие, — ответил Станнис. — Я не допущу сожжений. Молитесь усерднее.
Сегодня никаких сожжений, и завтра тоже… но если снегопад продолжится, как скоро решимость короля начнет слабеть? Аша никогда не разделяла веру своего дяди Эйрона в Утонувшего Бога, но той ночью она молилась Тому, Кто Пребывает Под Волнами, так же усердно, как Мокроголовый. Буря не стихала. Поход продолжился, постепенно замедляясь: сначала они еще кое-как брели, а затем и вовсе едва ползли. Пять миль в день в лучшем случае. Затем три. Затем две.
Начиная с девятого дня бури, каждую ночь в лагере видели, как капитаны и командиры входят в королевский шатер мокрыми и усталыми, чтобы опуститься на одно колено и доложить о новых потерях.
— Один мертв, трое пропали.
— Шесть лошадей пали, одна из них — моя собственная.
— Два мертвых, один из них рыцарь. Четыре лошади упали. Одну мы подняли. Остальные погибли. Боевые скакуны и одна верховая.
"Холодный счет", услышала Аша название этому. Обоз пострадал больше всех: мертвые кони, пропавшие люди, опрокинутые и поломанные телеги.
— Лошади хромают в снегу, — сообщал Джастин Масси королю, — люди теряются или просто садятся умирать.
— Пусть, — резко ответил Король Станнис. — Мы спешим.
У северян, с их пони и медвежьими лапами, дела обстояли значительно лучше. Черный Доннел Флинт и его сводный брат Артос не досчитались только одного из своих людей. Лиддлы, Вуллы и Норреи не потеряли вообще никого. Морган Лиддл не досчитался одного из своих мулов, но склонялся к мысли, что его стащили люди Флинта.
Сотня лиг от Темнолесья до Винтерфелла. По прямой в ту сторону — триста миль для ворона. Пятнадцать дней. Пятнадцатый день похода наступил и прошел, но они одолели меньше половины пути. За ними тянулся след из поломанных телег и замерзших трупов, заметаемый кружащимся снегом. Солнце, луна и звезды скрылись так надолго, что Аша начала думать, не приснились ли они ей.
Наступил двадцатый день похода, и она наконец освободилась от своих кандалов. Ближе к вечеру одна из лошадей, тянущих ее повозку, пала на дороге. Замену ей найти было невозможно: оставшиеся тягловые лошади требовались для фургонов, груженых пищей и фуражом. Подъехавший сир Джастин Масси велел им разделать павшее животное на мясо и разломать фургон на дрова для костра. Затем он снял оковы с лодыжек Аши, растирая ее онемевшие голени.
— У меня нет лошади для вас, миледи, — сказал он, — а если мы попытаемся ехать вдвоем, это прикончит и моего коня тоже. Вам придется идти пешком.
Лодыжка Аши пульсировала под ее весом на каждом шагу. Довольно скоро она окоченеет от холода, сказала она себе. Через час я вообще не буду чувствовать ног. Она не слишком ошиблась — это произошло еще раньше. Когда темнота остановила колонну, Аша едва ковыляла, мечтая об удобствах своей передвижной тюрьмы. Оковы ослабили меня. К ужину она была так измучена, что уснула прямо за столом.
На двадцать шестой день пятнадцатидневного марша они съели последние овощи. На тридцать второй — остатки зерна и фуража. Аша задумалась, как долго человек может протянуть на сырой, полузамороженной конине.
— Бранч уверяет, что мы всего в трех днях пути от Винтерфелла, — сказал той ночью королю сир Ричард Хорп, после "холодного счета".
— Если мы оставим самых слабых позади, — отметил Корлисс Пенни.
— Слабейших уже не спасти, — настаивал Хорп. — Те, в ком еще достает сил, должны достичь Винтерфелла, или они тоже погибнут.
— Владыка Света вручит нам замок, — сказал сир Горди Фарринг. — Если бы леди Мелисандра была с нами…
Наконец, после кошмарного дня, в течение которого колонна продвинулась всего на милю и потеряла дюжину лошадей и четырех человек, лорд Пизбери обратился против северян.
— Этот поход был сумасшествием. Все больше людей умирает каждый день, и ради чего? Ради какой-то девчонки?
— Ради девочки Неда, — сказал Морган Лиддл.
Он был вторым из трех сыновей, поэтому другие волки называли его Средним Лиддлом, хоть и старались не делать этого в его присутствии. Именно Морган чуть не прикончил Ашу в бою у Темнолесья. Позже, во время похода, он пришел попросить у нее прощения… за то, что в пылу сражения обозвал ее сукой, а не за то, что при этом пытался раскроить ей череп топором.
— Девочки Неда, — вторил ему Вулл Большое Ведро. — И у нас была бы и она, и замок, если бы вы, надутые южные щеголи, не обмочили свои атласные штаны при виде небольшого снегопада.
— Небольшого снегопада? — нежный девичий рот Пизбери исказился от ярости. — Твой дурной совет заставил нас выступить в этот поход, Вулл. Я начинаю подозревать, что все это время ты был человеком Болтона. Это и есть твой план? Тебя послали к нам нашептывать ядовитые речи в ухо короля?
Большое Ведро рассмеялся ему в лицо:
— Лорд Гороховый Стручок. Будь ты мужчиной, я бы убил тебя за эти слова, но мой меч сделан из слишком хорошей стали, чтобы пачкать его кровью труса, — он глотнул эля и вытер рот. — Да, люди умирают. Многие умрут прежде, чем мы увидим Винтерфелл. Что из того? Это война. Люди на войне умирают. Так и должно быть. И так было всегда.
Сир Корлисс Пенни недоверчиво посмотрел на вождя клана:
— Ты хочешь умереть, Вулл?
Это, похоже, развеселило северянина:
— Я хочу жить вечно в землях, где лето длится тысячу лет. Я хочу замок в облаках, откуда виден весь мир. Я хочу опять стать двадцатишестилетним. Когда мне было двадцать шесть, я мог сражаться весь день и трахаться всю ночь. То, чего люди хотят, не имеет значения.
Зима почти пришла, мальчик. А зима — это смерть. Я предпочту, чтобы мои люди умирали, сражаясь за девочку Неда, а не одинокими и голодными в снегу, со слезами, замерзающими на щеках. Никто не слагает песен о людях, которые умирают таким образом. Что касается меня, я стар. Это будет моя последняя зима. Дайте мне искупаться в крови Болтона перед смертью. Я хочу почувствовать ее брызги на лице, когда мой топор вгрызется в череп Болтона. Я хочу слизать ее с губ и умереть с этим вкусом на языке.
— Да! — прокричал Морган Лиддл. — Кровь и сражение!
Потом все горцы закричали, стуча по столу кубками и винными рогами, заполняя королевскую палатку звоном.
Аша Грейджой и сама была не прочь сразиться. Одна битва, чтобы положить конец этим страданиям. Сталь против стали, розовый снег, разбитые щиты и отрезанные конечности, и все закончилось бы.
На следующий день разведчики короля случайно наткнулись на покинутую деревню между двух озер — небольшое захудалое поселение, всего лишь несколько хижин, зал собраний и сторожевая башня. Ричард Хорп приказал остановиться, хотя армия продвинулась не более чем на полмили в тот день и до темноты оставалось еще несколько часов. Луна уже давно поднялась, прежде чем прибыли отставшие обоз и арьергард. Среди них была и Аша.
— В этих озерах есть рыба, — сказал королю Хорп. — Мы проделаем проруби во льду. Северяне знают, как это делается.
Даже в своем огромном шерстяном плаще и тяжелой броне Станнис выглядел как человек, стоящий одной ногой в могиле. Тот небольшой запас плоти, что оставался на его высоком худом теле в Темнолесье, растаял за время похода. Форма черепа отчетливо проглядывала сквозь кожу, а его челюсти были так плотно сжаты, что Аша боялась, как бы не раскрошились зубы.
— Значит, рыба, — сказал он, отрывисто произнося каждое слово. — Но мы выступим, как только рассветет.
Но на рассвете лагерь проснулся в снегу и молчании. Небо из черного стало белым, однако света особенно не прибавилось. Аша Грейджой проснулась от холода, окоченевшая под грудой меховых шкур, прислушиваясь к храпу Медведицы. Ей никогда не встречалась женщина, которая храпела бы так громко, но за время похода Аша привыкла и даже находила некоторое успокоение в этом. Тишина, вот что ее тревожило. Трубы не звали никого садиться в седло, строиться в колонны, готовиться к походу. Военный рог не призывал северян двигаться вперед. Что-то не так.
Аша выползла из-под шкур, которыми укрывалась, и с трудом проложила путь наружу из палатки, пробившись сквозь стену снега, запечатавшую их внутри за ночь. Ее оковы забренчали, когда она наконец поднялась на ноги и вдохнула морозный утренний воздух. Снег все еще падал, даже гуще, чем когда она забиралась в палатку. Озера исчезли, как и лес вокруг. Она видела очертания других палаток и навесов, нечеткое оранжевое пятно сигнального костра на вышке, но не саму вышку. Буря поглотила остальное.
Где-то впереди, за стенами Винтерфелла их ждал Русе Болтон, но войско Станниса Баратеона стояло заснеженное и неподвижное, запертое во льду и снегу, умирающее от голода.
Дейенерис
Свеча почти догорела. Она превратилась в крошечный, менее дюйма, выступ посреди озерца теплого расплавленного воска, освещавший ложе королевы. Пламя становилось все меньше.