Совсем скоро она погаснет, осознала Дени, и значит, еще одна ночь подойдет к концу.
Рассвет всегда приходит слишком рано.
Она не спала — не могла и не желала. Дени не осмеливалась даже прикрыть глаза из страха, что когда она их снова откроет, уже настанет утро. Будь это в ее власти, она заставила бы их ночи длиться вечно, но все, что ей оставалось — это бодрствовать, пробуя и смакуя каждый сладкий миг, пока рассвет не превращал ночь в исчезающее воспоминание.
Рядом с ней спокойным сном младенца спал Даарио Нахарис. У него был настоящий талант ко сну, хвастался он ей, улыбаясь в своей обычной самоуверенной манере. По его словам, в походах он часто спал прямо в седле, чтобы хорошенько отдохнуть, когда дело дойдет до битвы. Ни буря, ни солнце ему не мешали. "У воина, не умеющего спать, скоро не останется сил сражаться", — говорил он. Кошмары тоже никогда его не мучали. Когда Дени рассказала ему о Сервине Зеркальном Щите, которого преследовали призраки всех убитых им рыцарей, Даарио только посмеялся. "Если кто-нибудь из тех, кого я убил, явится мне докучать, я просто убью его еще раз". У него совесть наемника, поняла она тогда. Другими словами, ее просто нет вообще.
Даарио лежал на животе, зарывшись лицом в подушки; легкое льняное покрывало сбилось в кучу у него в ногах.
Дени провела ладонью по его спине, вдоль линии позвоночника. Кожа под ее рукой была гладкой и почти безволосой. Шелк и атлас, а не кожа. Она любила ощущать его своими пальцами: ерошить ему волосы, растирать мышцы, прогоняя боль и усталость после долгого дня в седле, ласкать член и чувствовать, как он твердеет в ее ладони.
Будь она обычной женщиной, то с радостью провела бы всю свою жизнь, прикасаясь к Даарио, поглаживая его шрамы и допытываясь, как ему достался каждый из них. Если бы он попросил, я отреклась бы от своей короны, думала Дени… но он не просил, и никогда не попросит. Даарио мог шептать ей слова любви, когда два тела сливались в одно, но она знала, что его настоящая любовь — королева драконов. Если я откажусь от короны, он меня не захочет. Кроме того, вместе с короной короли частенько теряли и голову, и она не видела причин, чтобы с королевой произошло по-другому.
Свеча вспыхнула в последний раз и умерла, утонув в собственном воске. Темнота поглотила мягкую постель вместе с двумя ее обитателями, затопила каждый уголок комнаты. Дени обвила руками своего капитана и прижалась к его спине. Она упивалась его запахом, наслаждалась теплом его плоти, прикосновением его кожи к своей. Запомни, сказала она себе, запомни, каково это — ощущать его. Она поцеловала капитана в плечо.
Даарио повернулся к ней, раскрыв глаза и улыбнувшись своей ленивой улыбкой:
— Дейенерис, — это был еще один из его талантов: он просыпался мгновенно, словно кошка. — Уже рассвело?
— Пока нет. У нас есть еще немного времени.
— Лгунья. Я вижу твои глаза. Мог бы я их видеть в темноте ночи? — Даарио отбросил покрывала и сел. — Светает. Скоро наступит день.
— Не хочу, чтобы эта ночь кончалась.
— Не хочешь? Отчего же, моя королева?
— Ты сам знаешь.
— Из-за свадьбы? — он рассмеялся. — Выходи лучше за меня.
— Ты же понимаешь, что я не могу.
— Ты королева. Ты можешь делать все, что захочешь, — его рука скользнула по ее ноге. — Сколько ночей у нас осталось?
Две. Всего лишь две.
— Ты знаешь не хуже меня — эта и следующая, а потом мы должны всё прекратить.
— Выходи за меня, и все ночи станут нашими, навсегда.
Если бы я могла, я бы так и сделала. Кхал Дрого был ее солнцем и звездами, но он умер так давно, что Дейенерис почти уже забыла, каково это — любить и быть любимой. Даарио помог ей вспомнить. Я была словно мертвая, а он вернул меня к жизни. Я спала, а он разбудил меня. Мой отважный капитан. И все же в последнее время он стал слишком дерзким. В день своего возвращения с последней вылазки он бросил к ее ногам голову юнкайского лорда и начал целовать Дени прямо в зале, на глазах у всего мира, пока Барристан Селми не оттащил его. Сир Дедушка был в такой ярости, что она испугалась, как бы не пролилась кровь.
— Мы не можем пожениться, любовь моя, и ты знаешь, почему.
Он выбрался из постели.
— Ну что ж, тогда выходи за Хиздара. А я преподнесу ему ко дню свадьбы прекрасные рога. Гискарцы ведь любят хвастаться своими рогами. Они делают их из собственных волос, с помощью воска, шпилек и гребней. — Даарио отыскал свои штаны и натянул их. Бельем он себя не утруждал.
— Когда я выйду замуж, желать меня будет самой настоящей изменой, — Дени натянула покрывало, прикрыв грудь.
— Значит, стану изменником, — он просунул голову в голубую шелковую тунику и распрямил пальцами зубцы на бороде. Он заново выкрасил ее из пурпурного в синий, чтобы порадовать Дени, ведь именно такого цвета бороду он носил, когда они впервые встретились. — Я пахну тобой, — сказал он, обнюхивая свои пальцы и усмехаясь.
Дени любила сверкание его золотого зуба, когда он усмехался. Любила его мягкие волосы на груди. Любила мощь его рук, звучание его смеха и его манеру всегда смотреть ей в глаза и произносить ее имя, когда он плавно входил в нее.
— Ты прекрасен, — выпалила она, глядя как он обувает и зашнуровывает сапоги для верховой езды. Иногда он позволял ей помочь себе в этом, но, как видно, не сегодня. Теперь и с этим покончено.
— Не настолько прекрасен, чтобы ты вышла за меня, — Даарио снял свою перевязь с вешалки, где он ее оставил.
— Куда ты собрался?
— На улицы твоего города, — ответил он, — выпить кувшин-другой и устроить заварушку. Я уже слишком давно никого не убивал. Может, я поищу твоего суженого.
Дени швырнула в него подушкой:
— Ты не тронешь Хиздара!
— Как прикажет моя королева. Ты будешь сегодня принимать просителей?
— Нет. Завтра я буду замужней женщиной, а Хиздар станет королем. Пусть он и принимает. Это его люди.
— Некоторые его, некоторые твои. Те, которых ты освободила.
— Ты упрекаешь меня?
— Ты зовешь этих людей своими детьми. Им нужна их мать.
— Ты… Ты упрекаешь меня.
— Лишь самую малость, сердце мое. Так ты спустишься к просителям?
— Может, после свадьбы. Когда настанет мир.
— Он никогда не настанет. Ты должна пойти к народу. Мои новые воины даже не верят, что ты существуешь — те, кто перешел ко мне от Гонимых Ветром. Большая часть из них родились и выросли в Вестеросе, где они наслушались историй о Таргариенах. Они хотят увидеть одну из них собственными глазами. А Лягушка даже припас для тебя подарок.
— Лягушка? — хихикнула она. — Кто это такой?
Он пожал плечами:
— Какой-то дорнийский парень. Он оруженосец большого рыцаря, которого они зовут Зеленой Кишкой. Я предложил ему отдать подарок мне, чтобы я передал его, но он не согласился.
— О-о, умная лягушка. "Отдать подарок мне". — Она швырнула в него еще одной подушкой. — Увидела бы я его в таком случае когда-нибудь?
Даарио погладил позолоченный ус:
— Стал бы я красть у своей милой королевы? Если бы этот подарок был достоин тебя, я бы сам вложил его в твои нежные ручки.
— Как символ твоей любви?
— Как символ не скажу чего, но я обещал ему, что он сам сможет отдать его тебе. Ты же не выставишь Даарио Нахариса лжецом?
Дени не смогла ему отказать:
— Как скажешь. Приводи свою лягушку завтра на прием. И остальных тоже. Вестероссцев. — Было бы приятно услышать общий язык от кого-то, кроме сира Барристана.
— Как прикажет моя королева, — Даарио отвесил глубокий поклон, ухмыльнулся и ушел, взмахнув плащом.
Дени осталась сидеть на разобранной постели, обняв руками колени; ее охватило такое одиночество, что она даже не услышала, как появилась Миссандея с хлебом, молоком и фигами.
— Ваше Величество? Вам нехорошо? Ваша слуга слышала, как вы кричите во мраке ночи.
Дени взяла фигу, темную и зрелую, все еще влажную от росы. Закричу ли я когда-нибудь от ласк Хиздара?
— Ты приняла за крики шум ветра, — она надкусила фигу, но с уходом Даарио фрукт утратил свою сладость. Вздохнув, она встала и велела Ирри принести ей одежду, а затем побрела на свою террасу.
Ее окружали враги. Не менее дюжины кораблей постоянно находились у побережья. В отдельные дни бывала и сотня — когда на берег высаживались воины. Юнкайцы даже подвозили по морю лес. За своими рвами они строили катапульты, скорпионы, высокие требушеты. В безмолвные ночи она слышала стук молотков, разносящийся в сухом горячем воздухе. Однако никаких осадных башен. Никаких таранов. Они не собираются брать Миэрин штурмом. Они будут выжидать за своими укреплениями, бросая на город камни, пока голод и болезни не поставят ее людей на колени.
Хиздар принесет мне мир. Он должен.
В тот вечер повара зажарили для нее козленка с морковью и финиками, но Дени смогла съесть только небольшой кусочек. Перспектива еще одной схватки с Миэрином изнуряла ее. Она спала беспокойно даже когда вернулся Даарио — такой пьяный, что едва мог держаться на ногах. Она крутилась и ворочалась под покрывалами, и во сне ее целовал Хиздар… но его губы были синими и разбитыми, а когда он вошел в нее, его мужское естество оказалось холодным, как лед. Дени села на постели, со спутанными волосами, в разбросанных простынях. Рядом с ней спал ее капитан, но она все равно чувствовала себя одинокой. Ей хотелось встряхнуть его, разбудить, заставить себя обнять и трахнуть, помогая ей забыться, но Дени знала, что он только зевнул бы и улыбнулся, сказав: "Это просто сон, моя королева. Засыпай".
Вместо этого она накинула халат с капюшоном и вышла на свою террасу. Подошла к перилам и посмотрела вниз на город, как сотни раз до этого. Он никогда не будет моим городом. И никогда не будет моим домом.
Бледно-розовый луч рассвета застал ее на террасе, спящей на траве под тонким одеялом росы.