, то могу видеть сквозь камень и землю и открыть истину во тьме человеческих душ. Я могу разговаривать с давно умершими королями и еще не рожденными детьми, смотреть сквозь годы и мелькающие столетия, вплоть до конца дней.
— Ваш огонь никогда не ошибается?
— Никогда… Хотя мы, жрецы, смертны и иногда заблуждаемся, принимая то, что должно произойти за то, что может произойти.
Джон чувствовал исходящий от нее жар даже сквозь шерсть и вареную кожу. Вид их двоих, идущих рука об руку, привлекал любопытные взгляды. Они будут шептаться об этом в казармах сегодня ночью.
— Если вы действительно умеете видеть будущее в своем пламени, то скажите мне, когда и где будет следущая атака одичалых, — он мягко высвободил руку.
— Рглор посылает нам видения по своему желанию, но я буду искать этого Тормунда в языках пламени, — красные губы Мелисандры изогнулись в улыбке. — Я видела тебя в своем огне, Джон Сноу.
— Это угроза, миледи? Вы собираетесь сжечь и меня?
— Ты неправильно меня понял, — она испытующе посмотрела на него. — Боюсь, тебе со мной неловко, лорд Сноу.
Джон не стал отрицать этого.
— Стена — не место для женщины.
— Ошибаешься. Во сне я видела твою Стену, Джон Сноу. Велико было знание, что воздвигло ее, и велики чары, заключенные подо льдом. Мы идем под одним из ключевых элементов этого мира, — Мелисандра взглянула вверх на Стену, ее теплое дыхание паром клубилось в воздухе. — Это место мое, так же как и твое, и вскоре тебе может понадобиться моя помощь. Не отвергай мою дружбу, Джон. Я видела тебя в центре бури — подавленного, окруженного врагами со всех сторон. У тебя так много врагов. Хочешь, я назову их имена?
— Я знаю их имена.
— Не будь так уверен, — рубин на шее Мелисандры сверкнул алым. — Это не тех врагов, что проклинают тебя в лицо, ты должен боятся. А тех, что улыбаются, когда ты на них смотришь, и точат ножи, когда ты поворачиваешься к ним спиной. Лучше бы тебе держать своего волка поближе к себе. Я видела лед и кинжалы в темноте. Застывшую кровь — красную и твердую — и обнаженную сталь. И было очень холодно.
— На Стене всегда холодно.
— Ты так думаешь?
— Я это знаю, миледи.
— Тогда ты ничего не знаешь, Джон Сноу, — прошептала она.
Бран
Мы уже на месте?
Бран никогда не спрашивал вслух, но эти слова готовы были сорваться с его губ не единожды за то время, пока потрепанная компания устало брела сквозь рощи древних дубов и серо-зеленых страж-деревьев, высоких, словно башни, мимо мрачных гвардейских сосен, будто охранявших дорогу, и бурых каштановых деревьев, на которых не осталось ни листочка. Мы уже близко? гадал мальчик, когда Ходор взбирался по каменному склону или спускался в темные овраги, где грязный наст трещал под ногами. Далеко еще? думал он, когда огромный лось с брызгами переходил полузамерзший ручей. Долго еще? Так холодно. Где же трехглазая ворона?
Покачиваясь в плетеной корзине на спине у Ходора, мальчик съеживался, вжимая голову в плечи, когда огромный помощник конюха проходил под веткой дуба. Снова пошел снег, мокрый и тяжелый. Ходор брел, ресницы на одном его глазу смерзлись, густая спутанная темная борода покрылась инеем, сосульки свисали с кончиков кустистых усов. В его руке, одетой в перчатку, все еще был зажат ржавый железный меч, который он забрал из крипт под Винтерфеллом. Время от времени он набрасывался на ветви, сбивая вниз рыхлые сугробы. "Ход-д-дор", бормотал он, стуча зубами.
Этот звук странным образом успокаивал. Путь из Винтерфелла к Стене Бран и его спутники коротали, болтая или рассказывая истории, но здесь все было по-другому. Даже Ходор чувствовал это. Его "ходоры" раздавались реже, чем было к югу от Стены. В этом лесу стояла такая тишина, какую Бран никогда раньше не встречал. Прежде, чем пошел снег, вокруг них вился северный ветер, вздымая с земли охапки коричневых опавших листьев, и их шелест напоминал ему о таракашках, шуршащих в посудном шкафу, но теперь все листья были погребены под белым покрывалом. Изредка над головой пролетал ворон, и его большие черные крылья хлопали в морозном воздухе. В остальное время вокруг царило безмолвие.
Прямо перед ним, опустив голову и покачиваясь, шел сквозь сугробы лось, его огромные рога покрылись коркой льда. Странник сидел верхом на его широкой спине, грозный и молчаливый. Холодные Руки — такое прозвище дал ему толстый парень Сэм: хотя лицо странника было бледным, руки его были черными, твердыми и холодными как железо. Остальное его тело было укрыто под шерстью, вареной кожей и кольчугой, черты его были скрыты плащом с капюшоном, а нижняя часть лица — укутана в черный шерстяной шарф.
За спиной странника сидела Мира Рид, держа в объятиях брата, которого пыталась защитить от ветра и холода теплом своего тела. У Жойена текли сопли, на морозе они застывали ледяной коркой под носом, время от времени по его телу проходила крупная дрожь. Он выглядит таким маленьким, подумал Бран, когда увидел, как того раскачивает. Он теперь выглядит меньше меня, и слабее, а ведь я — калека.
Лето замыкал их маленькую группу. В морозном лесном воздухе дыхание лютоволка превращалось в облачка белого пара, он все еще прихрамывал на заднюю ногу, в которую его ранили стрелой у Короны королевы. Бран чувствовал боль застарелой раны каждый раз, когда оказывался в шкуре своего большого волка. В последние дни Бран проводил больше времени в теле Лета, чем в своем собственном: волк тоже ощущал укусы мороза, несмотря на густой мех, но он мог дальше видеть, лучше слышать и улавливать больше запахов, нежели мальчик в корзине, спеленатый, как младенец.
Временами, когда быть волком надоедало, Бран проскальзывал в тело Ходора. Кроткий гигант начинал хныкать, когда чувствовал его присутствие, и мотал лохматой головой из стороны в сторону, но не так яростно, как в тот, самый первый раз у Короны королевы. Он знает, что это я, успокаивал себя мальчик. Он ко мне уже привык. Тем не менее, ему никогда не бывало комфортно в теле Ходора. Большой помощник конюха никогда не понимал, что творится, и Бран ощущал вкус его страха. В шкуре Лето ему было лучше. Я — это он, а он — это я. Он чувствует то же, что и я.
Иногда Бран ощущал, как лютоволк принюхивается к лосю, размышляя, удалось бы ему завалить этого громадного зверя. Лето привык к лошадям в Винтерфелле, но это был лось, а лось был добычей. Лютоволк чувствовал, что под лохматой шкурой лося бежит теплая кровь. Даже одного запаха было достаточно, чтобы слюна начинала капать с клыков, и когда это происходило, рот Брана тоже наполнялся слюной от мысли о вкусном темном мясе.
На ближайшем дубе каркнул ворон, и Бран услышал, как другая птица, хлопая крыльями, спустилась рядом на землю. В дневное время их сопровождало от силы полдюжины воронов, которые перелетали с дерева на дерево или сидели на рогах лося. Остальные улетали вперед или задерживались позади. Но когда солнце опускалось, они возвращались, спускаясь с неба на черных, как ночь, крыльях, пока не облепляли каждое дерево вокруг. Некоторые прилетали к страннику и что-то бормотали ему, и Брану казалось, что странник понимает их карканье и крики. Они его глаза и уши. Они его разведчики, и шепчут ему об опасностях впереди и сзади.
Как сейчас. Лось внезапно остановился, и странник мягко спрыгнул с его спины на землю, погрузившись по колено в снег. Лето зарычал на него, ощетинившись. Лютоволку не нравился запах Холодных Рук. Мертвая плоть, сухая кровь и едва уловимый запах гнили. И холод. Холод прежде всего.
— Что случилось? — спросила Мира.
— Сзади, — объявил Холодные Руки, его голос заглушал обмотанный вокруг носа и рта черный шерстяной шарф.
— Волки? — спросил Бран. Они уже давно знали, что их преследуют. Каждую ночь они слышали скорбный вой стаи, и казалось, что с каждой ночью волки все ближе. Они вышли на охоту, и они голодны. Они могут по запаху определить, как мы слабы. Часто Бран просыпался, весь дрожа, задолго до рассвета, прислушиваясь к волчьей перекличке вдалеке, и ожидал восхода солнца. Если есть волки, то должна быть и добыча, думал он, пока не понял, что добыча — это они.
Странник покачал головой:
— Это люди. Волки все еще держатся на расстоянии. А те, кто преследует нас, не страдают застенчивостью.
Мира Рид сняла капюшон. Собравшийся на нем мокрый снег шлепнулся на землю с тихим глухим звуком:
— Сколько их? Кто они?
— Враги. Я сам займусь ими.
— Я пойду с тобой.
— Ты останешься. Нельзя оставлять мальчика без защиты. Впереди — замерзшее озеро. Когда выйдете к нему, поворачивайте на север и двигайтесь вдоль берега. Вы дойдете до рыбацкой деревни. Укройтесь там, пока я не нагоню вас.
Бран думал, что Мира начнет спорить, но ее брат произнес:
— Делай, как он говорит. Он знает эти края.
Глаза Жойена были темно-зелеными, как мох, но в тяжелом взгляде ощущалась усталость, какой Бран в этих глазах никогда прежде не видел. Маленький дедушка. К югу от Стены мальчик из озерных краев казался мудрее своих лет, но здесь он выглядел таким же растерянным и напуганным, как и все остальные. Несмотря на это, Мира продолжала прислушиваться к его словам.
Кроме того, он был прав. Холодные Руки скрылся за деревьями в том направлении, откуда они пришли, четыре ворона устремились за ним. Мира наблюдала, как он уходит, щеки ее покраснели от холода, из ноздрей вылетали облачка пара. Она натянула капюшон обратно, толкнула лося локтем, и их поход продолжился. Они не прошли и двадцати ярдов, когда она обернулась, посмотрела назад и произнесла:
— Люди, говорит он. Какие люди? Он имел в виду одичалых? Почему не стал говорить?
— Он сказал, что сам займется ими, — ответил Бран.
— Он сказал, да. Еще он говорил, что приведет нас к трехглазой вороне. Готова поклясться, что реку, через которую мы переправились сегодня утром, мы уже переходили четыре дня назад. Мы ходим кругами.