— Реки поворачивают и петляют, — ответил Бран неуверенно, — а когда на пути встречаются озера и холмы, приходится идти в обход.
— Мы слишком много ходим в обход, — настаивала Мира, — и у него слишком много секретов. Мне это не нравится. Он мне не нравится. Я ему не доверяю. Одни его руки чего стоят. Он прячет лицо и не говорит своего имени. Кто он? Что он? Кто угодно может надеть черный плащ. Кто угодно и что угодно. Он не ест, не пьет, кажется, он даже не чувствует холода.
Это правда. Бран боялся говорить об этом, но он заметил. Каждый раз, когда они останавливались на ночлег, он, Ходор и Риды жались друг к другу, чтобы согреться, а Странник тем временем держался в стороне. Иногда Холодные Руки закрывал глаза, но Бран не думал, что тот спал. И было кое-что еще…
— Шарф, — Бран тревожно осмотрелся, но воронов не было видно. Все большие черные птицы покинули их вместе со Странником. Никто не подслушивал. Но он все равно понизил голос. — Этот шарф у него вокруг рта, на нем никогда не бывает инея, как на бороде Ходора. Даже когда он говорит.
Мира внимательно посмотрела на него:
— Ты прав. Мы никогда не видели его дыхания, так ведь?
— Так, — белое облачко сопровождало каждый "ходор" Ходора. Когда Жойен или его сестра говорили, их дыхание тоже было видно. Даже вокруг морды лося клубился теплый туман.
— Если он не дышит…
Бран вспомнил сказки Старой Нэн, которые та рассказывала ему, когда он был маленьким. "За Стеной живут чудовища, великаны и вурдалаки, крадутся тени и ходят мертвецы, — говорила она, укрывая его колючим шерстяным одеялом, — но они не смогут пройти, пока стоит Стена и стражи Ночного Дозора на посту. Поэтому спи, мой маленький Брандон, дитя мое, и пусть тебе снятся сладкие сны. Здесь нет чудовищ". Странник носит черные одежды Ночного Дозора, но вдруг он вообще не человек? Что если он какое-нибудь чудовище, ведущее их к другим чудовищам на съедение?
— Странник спас Сэма и девушку от мертвяков, — нерешительно сказал Бран, — и он ведет меня к трехглазой вороне.
— Почему трехглазая ворона не может прийти к нам? Почему он не мог встретить нас у Стены? Ведь у ворон есть крылья. Мой брат слабеет день ото дня. Сколько мы еще протянем?
Жойен закашлял:
— Столько, сколько понадобится, чтобы добраться.
Вскоре они увидели озеро, как и обещал Странник, и повернули на север, как он им предложил. Это было несложно.
Вода замерзла, а снег валил столько дней, что Бран потерял им счет. Озеро превратилось в огромную белую пустыню. Там, где кочковатая земля граничила с ровным льдом, идти, не сбиваясь, вдоль берега озера было легко, а вот там, где ветер намел снег гребнями, не всегда можно было точно сказать, где кончался берег и начиналось озеро. Они рассчитывали ориентироваться по деревьям, но на озере было множество лесистых островков, в то же время много где вдоль берега не росло ни деревца.
Лось сам выбирал себе путь, независимо от пожеланий Миры и Жойена у него на спине. В основном он держался под деревьями, но там, где берег изгибался к западу, он срезал по льду озера, грудью прокладывая себе путь через заносы высотой с Брана, и лед хрустел под его копытами. На открытых участках ветер был сильнее — ледяной северный ветер, завывающий над озером, пробирающийся под шерсть и кожу и заставляющий трястись от холода. Когда ветер дул в лицо, в глаза забивался снег, и они почти ничего не видели.
Тянулись часы, вокруг царило безмолвие. Впереди под деревьями заскользили тени, сумрак тянул к ним свои длинные пальцы. Они забрались далеко на север, темнело здесь рано. Брана это пугало. Каждый день становился короче предыдущего, и если дни были просто холодными, то ночи превращались в настоящий ледяной кошмар.
Мира снова остановилась:
— Мы должны были уже дойти до деревни, — ее голос звучал тихо и странно.
— Мы не могли пройти ее? — спросил Бран.
— Надеюсь, нет. Нам нужно найти укрытие до наступления темноты.
Она была права. Губы Жойена посинели, а щеки Миры стали темно-красными. У самого Брана лицо онемело. Борода Ходора превратилась в кусок льда. Снег облеплял его ноги почти до колен, и Бран не раз чувствовал, как тот пошатывается. Не было никого сильнее Ходора, никого. И если уж его покидали силы…
— Лето может найти деревню, — внезапно сказал Бран, его слова повисли в воздухе туманными облачками. Он не стал ждать ответа Миры, а закрыл глаза и позволил разуму покинуть искалеченное тело.
Когда он скользнул в шкуру Лето, мертвый лес внезапно наполнился жизнью. Там, где только что царила тишина, он услышал ветер, шумящий в кронах деревьев, дыхание Ходора, лося, скребущего землю в поисках корма. Нос вдыхал знакомые ароматы: влажная листва и мертвая трава, гниющая в кустах беличья тушка, кислая вонь человеческого пота, мускусный запах лося. Еда. Мясо. Лось почувствовал его интерес. Он настороженно повернул голову к лютоволку и опустил огромные рога.
Он не добыча, прошептал мальчик зверю, с которым делил тело. Оставь его. Беги.
И Лето побежал. Он понесся через озеро, фонтанчики снега вздымались там, где ступали его лапы. Деревья стояли плечом к плечу, как солдаты в боевом порядке, укутанные снежными плащами. Лютоволк спешил через корни и камни, через сугробы лежалого снега, и наст трещал под его весом. Лапы его намокли и закоченели. Следующий холм порос соснами и острый запах сосновой хвои наполнял воздух. Когда он добрался до вершины холма, он закружился, принюхиваясь, потом поднял голову и взвыл.
Он учуял запах. Человеческий запах.
Пепел, подумал Бран, старый и слабый запах, но это пахнет пеплом. Он узнал запах горелого дерева, сажи и древесного угля. Кострище.
Он отряхнул снег с морды. Ветер был порывистым, и идти на запах было не так легко. Волк тыркался то туда, то сюда, принюхиваясь. Вокруг были груды снега и высокие деревья, облаченные в белое. Волк свесил язык, пробуя морозный воздух на вкус, его дыхание рождало облака тумана, снежинки таяли у него на языке. Когда он припустил, взяв след, Ходор тотчас неуклюже побрел за ним. Лось никак не мог определиться, поэтому Бран с неохотой вернулся в свое тело и сказал:
— Туда. Идите за Лето. Я взял след.
Когда серебристый свет молодой луны начал просачиваться сквозь облака, они наконец наткнулись на деревню у озера. Они чуть было не прошли мимо, не заметив ее. С озера деревня ничем не отличалась от прогалин, которых вдоль берега они видели дюжины. Похороненные под слоем снега круглые каменные дома легко могли оказаться валунами, пригорками или упавшими деревьями вроде того бурелома, который Жойен принял за постройку накануне — они начали рыть снег и только тогда поняли свою ошибку, не обнаружив ничего, кроме сломанных веток и гнилых бревен.
Деревня была пуста, жившие здесь одичалые покинули ее, как и все остальные деревни, которые они встречали на своем пути. Многие были сожжены, словно их жители хотели исключить всякую возможность вернуться, но эта деревушка избежала огня. Под снегом они обнаружили десяток хижин и дом для собраний с покрытой дерном крышей и толстыми стенами из грубо обработанных бревен.
— По крайне мере, мы будем укрыты от ветра, — сказал Бран.
— Ходор, — сказал Ходор.
Мира соскользнула со спины лося. Они с братом помогли вытащить Брана из плетеной корзины.
— Может, одичалые оставили что-нибудь из еды, — предположила она.
Но надежда оказалась напрасной. В большом доме они обнаружили пепелище, плотно утрамбованный земляной пол и пробирающий до костей холод. Но по крайней мере у них была крыша над головой и бревенчатые стены, которые защищали от ветра. Неподалеку тек ручей, покрытый тонкой ледяной коркой. Лосю пришлось разбить ее копытом, чтобы напиться. Как только Бран, Жойен и Ходор устроились, Мира сходила и принесла им несколько кусочков, которые они запихнули в рот. Вода от расстаявшего льда получалась такой холодной, что Брана передернуло.
Лето не вошел внутрь. Бран ощущал голод большого волка, тень его собственного голода.
— Пойди поохоться, — сказал он ему, — только не трогай лося.
Какая-то часть его тоже хотела поохотиться. Возможно, позже.
На ужин была горсть желудей, измельченных и перетертых в кашицу, такую горькую, что Бран едва не подавился, стараясь ее проглотить. Жойен Рид к ней даже не притронулся. Младше и слабее сестры, он с каждым днем терял силы.
— Жойен, ты должен поесть, — сказала ему Мира.
— Позже. Мне просто нужно отдохнуть, — слабо улыбнулся Жойен. — Сегодня я не умру, сестра. Обещаю.
— Ты едва не упал с лося.
— Едва. Я замерз и голоден, вот и все.
— Тогда поешь.
— Толченых желудей? У меня болит живот, от них будет только хуже. Оставь меня, сестра. Мне приснится жареный цыпленок.
— Сны не накормят тебя. Даже зеленые сны.
— Наши сны пока еще при нас.
И это все, что у нас осталось. Последние запасы съестного, которое они взяли с собой с юга, закончились еще десять дней назад. С тех пор голод не покидал их ни днем, ни ночью. Даже для Лета не находилось добычи в этом лесу. Они питались толчеными желудями и сырой рыбой. В лесу было множество замерзших ручьев и черных ледяных озер, а Мира добывала рыбу своей трехзубой острогой так же искусно, как большинство рыболовов, вооруженных леской и крючками. Порой ее губы были синими от холода, когда она возвращалась с добычей, извивающейся на зубьях остроги. Однако прошло уже три дня с тех пор, как Мира в последний раз поймала рыбу. Желудок Брана был так пуст, будто прошло три года.
Когда они закончили давиться скудным ужином, Мира, прислонившись к стене, начала точить кинжал оселком. Ходор примостился возле входа, раскачиваясь на корточках и бормоча: "Ходор, ходор, ходор".
Бран закрыл глаза. Они так замерзли, что разговаривать не хотелось, а разжечь огонь они не решались. Холодные Руки предостерегал их против этого. "Эти леса не такие безжизненные, как вы думаете, — сказал он. — Вы даже не предст