— Пентос? — ее глаза сузились. — Как я могу дать ему Пентос? Он находится за полмира отсюда.
— Эта женщина, Мерис, предположила, что он согласится подождать. Пока мы не выступим на Вестерос.
А если я никогда не выступлю на Вестерос?
— Пентос принадлежит пентошийцам. И в Пентосе — магистр Иллирио. Это он устроил мою свадьбу с кхалом Дрого и подарил драконьи яйца. И он же послал ко мне тебя, Бельваса и Гролео. Я очень многим ему обязана. Я не стану выплачивать долг, отдавая его город какому-то наемнику. Нет.
Сир Барристан склонил голову:
— Ваше Величество говорит мудро.
— Видела ли ты когда-нибудь столь благоприятный день, любовь моя? — заметил Хиздар зо Лорак, когда она присоединилась к нему. Он помог Дени подняться на паланкин, где бок о бок стояли два высоких трона.
— Для тебя он, возможно, и благоприятный. А для тех, кому суждено умереть до заката, он может оказаться совсем не таким.
— Все люди умирают, — сказал Хиздар, — но не всем удается сделать это в лучах славы, под приветственные крики горожан. — Он махнул рукой солдатам, охраняющим двери. — Открывайте.
Площадь перед ее пирамидой была вымощена разноцветными кирпичами, от них волнами поднимался жар. Повсюду толпились люди. Одни перемещались на носилках или в паланкинах, другие — верхом на ослах, а многие же просто шли пешком. Девять из десяти двигались на запад, по широкой кирпичной дороге, ведущей к Яме Дазнака. Увидев появившийся из пирамиды паланкин, ближайшие к нему люди принялись радостно приветствовать его, и волна возгласов распространилась по всей площади. Как странно, подумала королева. Они чествуют меня на той же площади, где я когда-то посадила на кол сто шестьдесят трех Великих Господ.
Чтобы расчистить путь по улицам, перед королевской процессией несли большой барабан. После каждого удара бритоголовый глашатай в рубахе из полированных медных пластин кричал, приказывая толпе разойтись.
БУМ.
— Они идут!
БУМ.
— Дорогу!
БУМ.
— Королева!
БУМ.
— Король!
БУМ.
За барабанщиком шеренгами по четыре шли Медные Бестии. Одни с дубинками, другие с посохами; все в складчатых юбках, кожаных сандалиях и лоскутных плащах из разноцветных кусочков, напоминавших оттенками разноцветные миэринские кирпичи. Их маски сверкали на солнце: быки и кабаны, ястребы и цапли, львы, тигры и медведи, змеи с раздвоенными языками и жуткие василиски.
Бельвас-Силач, который недолюбливал лошадей, шел пешком перед паланкином в своем шипованном жилете, его коричневый, покрытый шрамами живот, покачивался на каждом шагу. Ирри и Чхику вместе с Агго и Ракхаро ехали верхом, за ними следовал Резнак в украшенном портшезе с навесом, защищавшим от солнца. Сир Барристан Селми держался рядом с Дени — его броня сияла на солнце, а с плеч спадал длинный плащ, белый, как кость. В левой руке у него был большой белый щит. Дорнийский принц Квентин Мартелл с двумя своими спутниками ехал чуть позади.
Колонна медленно ползла по длинной улице, вымощенной кирпичом.
БУМ.
— Они идут!
БУМ.
— Наша королева! Наш король!
БУМ.
— Освободите дорогу!
Дени слышала, как у нее за спиной спорили служанки, обсуждая, кто победит в финальной схватке дня. Чхику благоволила Гогору-Великану, больше похожему на быка, чем на человека — вплоть до бронзового кольца в носу. Ирри настаивала, что цеп Белакво Костолома докажет уязвимость Великана. Мои служанки — дотракийки, сказала она себе. Смерть скачет рядом с каждым кхаласаром. В день, когда она вышла замуж за кхала Дрого, на ее свадебном пиру сверкали аракхи, и пока одни люди умирали, другие пили и совокуплялись. У коневодов жизнь и смерть шли рука об руку, и брызги крови считались благословлением для брака. Ее новый брак также вскоре оросит кровь. Станет ли он от этого благословенным?
БУМ, БУМ, БУМ, БУМ, БУМ, БУМ, зазвучали удары барабана, быстрее, чем раньше, неожиданно зло и нетерпеливо. Колонна внезапно остановилась между розово-белой пирамидой Палей и черно-зеленой Накканов, и сир Барристан обнажил свой меч.
Дени повернулась к супругу:
— Почему мы стоим?
Хиздар встал:
— Путь закрыт.
Поперек дороги лежал перевернутый паланкин. Один из его носильщиков, не выдержавший жары, растянулся на кирпичах.
— Помогите ему, — приказала Дени. — Унесите этого человека с улицы, пока его не затоптали, и дайте еды и воды. Он выглядит так, будто не ел две недели.
Сир Барристан настороженно озирался по сторонам. На террасах виднелись гискарские лица, смотревшие вниз холодными и недружелюбными глазами.
— Ваше Величество, мне не нравится эта задержка. Она может оказаться ловушкой. Сыны Гарпии…
— …укрощены, — объявил Хиздар зо Лорак. — Зачем им вредить моей супруге, если она признала меня своим королем и консортом? А теперь помогите тому человеку, как приказала вам моя милая королева. — Он взял Дени за руку и улыбнулся.
Дени наблюдала, как Медные Бестии выполняют приказ.
— Эти носильщики до моего прихода были рабами. Я их освободила. Но тот паланкин легче не стал.
— Верно, — согласился Хиздар, — но теперь людям платят за то, что они его носят. До твоего прихода над упавшим человеком стоял бы надсмотрщик и снимал бы кнутом кожу с его спины. А сейчас ему помогают.
Это было правдой. Медная Бестия в маске кабана предложил носильщику бурдюк с водой.
— Я думаю, мне стоит быть благодарной за маленькие победы, — сказала королева.
— Один шаг, затем еще один, и скоро мы побежим. Вместе мы создадим новый Миэрин. — Улица перед ними наконец очистилась. — Можем ли мы ехать дальше?
Что ей оставалось, кроме как кивнуть? Один шаг, затем еще один, но куда я иду?
У ворот Ямы Дазнака возвышались два бронзовых воина, застывших в смертельном поединке. Один был вооружен мечом, второй — топором; скульптор изобразил их убивающими друг друга, лезвия и тела образовывали арку.
Смертельное искусство, подумала Дени.
Она много раз видела бойцовые ямы со своей террасы. Самые маленькие усеивали лицо Миэрина, как оспины, большие же были незаживающими ранами, красными и кровоточащими. Но ни одна не могла сравниться с этой. Бельвас-Силач и сир Барристан встали по обе стороны от Дени и ее лорда-супруга, когда те проходили под бронзовыми статуями к краю огромной кирпичной чаши, опоясанной уходящими вниз рядами разноцветных скамеек.
Хиздар зо Лорак провел ее ниже, через черный, фиолетовый, синий, зеленый, белый, желтый и оранжевый ряды к красному, туда, где алый кирпич принял цвет песка под ним. Вокруг них уличные торговцы продавали колбаски из собачатины, жареный лук и нерожденных щенков на палочках, но Дени не нужно было ничего из этого — Хиздар снабдил их ложу бутылками охлажденного вина и воды, инжиром, финиками, дынями и гранатами, орехами пекан, перцем и большой чашей медовой саранчи. Бельвас-Силач проревел: "Саранча!", схватил чашу и принялся поедать лакомство горстями.
— Саранча очень вкусная, — посоветовал Хиздар. — Ты должна сама попробовать, любовь моя. Ее сначала обваляли в специях, а потом уже в меду, поэтому она и сладкая, и острая.
— Тогда понятно, почему Бельвас начал потеть, — ответила Дени. — Думаю, я обойдусь фигами и финиками.
С другой стороны ямы в струящихся одеяниях разных цветов сидели Грации, окружив строгую фигуру Галаззы Галаре. Она единственная среди них была в зеленом. Великие Господа Миэрина занимали красные и оранжевые скамьи. Женщины надели вуали, а мужчины покрыли свои волосы лаком и начесали их в виде рогов, рук и шипов. Родня Хиздара из древнего рода Лораков, похоже, предпочитала токары цвета индиго, лиловые и пурпурные, а Пали носили полосатые бело-розовые одеяния. Юнкайские посланники в желтых токарах сидели в ложе подле королевской, каждый со своими рабами и слугами. Миэринцы менее знатного происхождения заполняли верхние ярусы, дальше от арены сражений. Черные и фиолетовые скамьи, самые высокие и дальние, были забиты вольноотпущенниками и другими простолюдинами. Дейенерис видела, что наемников тоже усадили наверху, причем капитаны сидели рядом с простыми солдатами. Она заметила обветренное лицо Бурого Бена, длинные огненно-рыжие косы и усы Кровавой Бороды.
Ее лорд-супруг встал и поднял руки:
— Великие Господа! Сегодня сюда прибыла моя королева, чтобы показать, как она любит вас, ее народ. Ее милостью и с ее позволения я дарю вам ваше смертельное искусство. Миэрин! Пусть королева Дейенерис услышит твою любовь!
Десять тысяч глоток проревели слова благодарности, потом двадцать тысяч, потом все. Они не выкрикивали ее имя, которое лишь немногие могли произнести. "Матерь!" — вместо этого кричали они; на старом мертвом диалекте Гиса — "Миса!". Они топали ногами, хлопали себя по животам и вопили: "Миса, Миса, Миса", пока вся яма, казалось, не начала дрожать. Дени позволила звуку окутать себя. Я не ваша матерь, могла бы закричать она в ответ, я мать вашим рабам, каждому мальчику, который когда-либо умер на этом песке, пока вы объедались медовой саранчой. Резнак наклонился к ней сзади и прошептал на ухо:
— Великолепная, слышите, как они любят вас!
Нет, подумала она, они любят свое смертельное искусство. Когда приветствия начали стихать, она позволила себе сесть. Хотя их ложа и находилась в тени, в голове у нее стучало.
— Чхику, — позвала она, — воды, пожалуйста. В горле пересохло.
— Сегодня честь первого убийства будет принадлежать Краззу, — сказал ей Хиздар. — Этому бойцу нет равных.
— Бельвас-Силач был лучше, — возразил Бельвас-Силач.
Кразз был миэринцем низкого происхождения — высокий мужчина с щеткой жестких красно-черных волос, собранных на макушке. Его соперником стал чернокожий копейщик с Летних Островов, чьи быстрые атаки на некоторое время удерживали Кразза на расстоянии, но потом тот поднырнул под копье со своим коротким мечом — и дальнейший бой превратился в резню. Покончив с соперником, Кразз вырезал сердце чернокожего, поднял его, красное и истекающее кровью, над головой, и откусил кусок.