Я понимаю больше, чем ты думаешь.
— Могу я узнать, кого Его Величество избрал своими защитниками?
Резнак мо Резнак улыбнулся своей скользкой улыбкой.
— Грозных бойцов, которые очень любят Его Милость. Гогора-Великана. Кразза. Пятнистого Кота. Белакво Костолома. Все они герои.
Все они бойцы из ям. Сир Барристан не удивился. Хиздару зо Лораку неуютно сидеть на своем новом троне. В Миэрине тысячи лет не было короля, и некоторые из древних семейств вполне могли счесть себя более достойными претендентами на это место. За стенами города расположились юнкайцы со своими наемниками и союзниками, а внутри находились Сыны Гарпии.
И защитников у короля с каждым днем становилось все меньше. Хиздар допустил промах с Серым Червем, и это стоило ему Безупречных. Его Величество попытался передать их под командование своего родственника, как прежде поступил с Медными Бестиями. Тогда Серый Червь сообщил королю, что они свободные люди и подчиняются только приказам Матери. Что до Медных Бестий, то половина была вольноотпущенниками, а остальные — бритоголовыми, сохранявшими верность Скахазу мо Кандаку. Бойцы из ям остались единственной поддержкой короля Хиздара против множества врагов.
— Да защитят они Его Величество от всех угроз, — тон сира Барристана скрывал его истинные чувства. Он научился их прятать очень давно, еще в Королевской Гавани.
— Его Великолепие, — подчеркнул Резнак. — Ваши прочие обязанности останутся неизменными, сир. Если мир нарушится, Его Сиятельство по-прежнему желает, чтобы вы вели его силы против врагов нашего города.
По крайней мере, это он понимает. Белакво Костолом и Гогор-Великан могут служить Хиздару охранниками, но сама идея, что кто-нибудь из них поведет за собой армию в бой, была просто смехотворной, и старый рыцарь чуть не улыбнулся.
— Я в распоряжении Его Величества.
— Не Величества, — посетовал сенешаль. — Это по-вестеросски. Его Великолепия, Его Сиятельства, Его Милости.
Его Тщеславия подошло бы лучше.
— Как скажете.
Резнак облизнул губы:
— Тогда мы закончили.
На этот раз его масляная улыбка предвещала освобождение. Сир Барристан уходил, довольный тем, что оставил позади зловоние духов сенешаля. Мужчина должен пахнуть потом, а не цветами.
Высота Великой Пирамиды Миэрина от основания до вершины составляла восемь сотен футов. Покои сенешаля располагались на втором уровне. Покои королевы и его собственные находились на самой вершине. Нелегкий подъем для человека моего возраста, думал сир Барристан, начав восхождение. Ему приходилось подниматься по пять-шесть раз на дню по разным делам королевы, и боли в коленях и спине служили подтверждением его мыслям. Настанет день, когда я не смогу одолеть эти ступени, думал он, и день этот придет раньше, чем мне хочется. Но прежде чем он наступил, необходимо убедиться, что по крайней мере некоторые из его ребят будут готовы занять его место возле королевы. Когда они будут достойны, я сам посвящу их в рыцари и дам каждому коня и золотые шпоры.
В королевских покоях было тихо и пусто. Хиздар не стал жить здесь, предпочтя обустроить для себя несколько комнат в самом сердце Великой Пирамиды, где его со всех сторон окружали массивные каменные стены. Меззара, Миклаз, Кезза и остальные юные королевские виночерпии, а на деле заложники — хотя и Селми и королева так полюбили этих детей, что ему было сложно считать их таковыми, — ушли с королем, когда Ирри и Чхику уехали с остальными дотракийцами. Осталась только Миссандея, слонявшаяся по комнатам королевы на вершине пирамиды, словно одинокий маленький призрак.
Сир Барристан вышел на террасу. Небо над Миэрином было цвета мертвой плоти, тусклое, белое и тяжелое, затянутое облаками до самого горизонта. За стеной облаков пряталось солнце. Оно зайдет так же незаметно, как и взошло этим утром. Ночь будет жаркой и тяжелой, одной из тех тягучих и удушающих ночей без малейшего дуновения ветерка. Три дня грозил разразиться дождь, но ни одной капли не упало на землю. Дождь принесет облегчение и поможет очистить город.
Со своего места он видел четыре меньшие пирамиды, западные стены города и лагеря юнкайцев на берегу Залива Работорговцев. Там, подобно огромной змее, извивался густой столб жирного дыма. Юнкайцы сжигают своих мертвецов, догадался он. Бледная кобыла галопом мчится через их осадный лагерь. Несмотря на все, сделанное королевой, болезнь распространилась и в самом городе, и за его пределами. Рынки Миэрина закрылись, а улицы, казалось, вымерли. Король Хиздар позволил снова открыть бойцовые ямы, но толпы стали редкостью. По слухам, миэринцы даже перестали посещать Храм Граций.
Работорговцы придумают, как обвинить Дейенерис и в этом, горько подумал сир Барристан. Он почти слышал их перешептывания — Великих Господ, Сынов Гарпии, юнкайцев, обсуждающих друг с другом, что его королева мертва. Половина города верила в ее смерть, хотя у них пока еще не хватало смелости объявить об этом вслух. Но, думаю, скоро хватит.
Сир Барристан чувствовал себя очень усталым и очень старым. Куда ушли мои годы? В последнее время, всякий раз, становясь на колени чтобы напиться из неподвижного пруда, он видел лицо незнакомца, смотрящего на него из глубины. Когда впервые появились эти морщинки вокруг его бледно-голубых глаз? Давно ли его волосы превратились из золотистых в седые? Давным-давно, старик. Десятки лет назад.
Ему казалось, что только вчера его посвятили в рыцари после турнира в Королевской Гавани. Он все еще помнил прикосновение меча короля Эйегона к своим плечам, легкое, как поцелуй девушки. Слова застревали у него в горле, когда он произносил свои клятвы. Той ночью на пиру он ел ребра дикого кабана, приготовленные по дорнийскому рецепту с драконьим перцем, такие острые, что обжигали рот. Сорок семь лет прошло, а их вкус все еще хранился в его памяти, хотя он не смог бы сказать, чем ужинал десять дней назад, даже если бы от этого зависела судьба всех Семи Королевств. Вареной собачатиной, скорее всего. Или любой другой мерзостью, не лучшей на вкус.
Не в первый раз Селми удивлялся причудам судьбы, которые привели его сюда. Он был рыцарем Вестероса, человеком штормовых земель и Дорнийских Марок, его место — в Семи Королевствах, а не здесь, на изнемогающих от зноя берегах Залива Работорговцев. Я пришел, чтобы доставить Дейенерис домой. И все же он потерял ее, так же, как потерял ее отца и брата. Даже Роберта. Его я тоже подвел.
Возможно, Хиздар мудрее, чем думал сир Барристан. Десять лет назад я бы почувствовал, что собирается сделать Дейенерис. И десять лет назад я был бы достаточно быстрым, чтобы остановить ее. Вместо этого, когда она прыгнула в яму, он остолбенел, выкрикивая ее имя, а затем тщетно пытался догнать ее по красному песку.
Я стал старым и медлительным.
Неудивительно, что Нахарис насмехался над ним, называя «сир Дедушка». Был бы Даарио быстрее меня, находись он в тот день рядом с королевой? Селми подумал, что знает ответ на этот вопрос, но он ему не нравился.
Вчера ночью ему снова приснился тот же сон: Бельвас, стоящий на коленях и блюющий кровью и желчью, Хиздар, призывающий убить дракона, бегущие в ужасе мужчины и женщины, дерущиеся на лестнице и давящие друг друга, крики и вопли. А Дейенерис…
Ее волосы горели. Она держала в руке кнут и кричала, а потом улетела, сидя на спине дракона. Поднимаясь, Дрогон взметнул песчаную пыль, засыпавшую сиру Барристану глаза. Но сквозь пелену слез он видел, как зверь вылетает из ямы, как его огромные крылья хлопают по плечам бронзовых бойцов на воротах.
Что было потом, он узнал позже. За воротами кишела толпа. Обезумев от драконьего запаха, лошади бросились в нее, вставая на дыбы и лягаясь железными подковами. Столы с едой и паланкины перевернулись, а упавших людей затоптали. Полетели копья и арбалетные стрелы. Некоторые попали в цель. Дракон яростно крутился в воздухе, его раны дымились, а девушка цеплялась за спину. И тут он выдохнул пламя.
Сбор трупов занял у Медных Бестий весь день и большую часть ночи. В конечном счете получилось двести четырнадцать убитых и в три раза больше обожженных и раненых. К тому времени Дрогон пропал из города, в последний раз его заметили высоко над Скахазадханом, направляющимся на север. Никаких следов Дейенерис Таргариен найдено не было. Некоторые клялись, что видели, как она упала. Другие настаивали, что дракон унес ее, чтобы сожрать. Они ошибаются.
Сир Барристан знал о драконах не больше, чем говорилось в сказках, которые слышал в детстве каждый ребенок, но он знал Таргариенов. Дейенерис оседлала дракона, как когда-то в старину Эйегон оседлал Балериона.
— Она могла полететь домой, — сказал он вслух сам себе.
— Нет, — прошептал мягкий голос позади него. — Она бы так не сделала. Она бы не отправилась домой без нас.
Сир Барристан обернулся:
— Миссандея. Дитя. Как давно ты здесь стоишь?
— Недолго. Ваша слуга сожалеет, если помешала вам, — она запнулась. — С вами хочет поговорить Скахаз мо Кандак.
— Бритоголовый? Ты говорила с ним?
Какая неосторожность. Девочка была достаточно умна, чтобы знать о вражде между Скахазом и королем. Скахаз открыто возражал против брака королевы, и Хиздар этого не забудет.
— Он здесь? В пирамиде?
— Когда пожелает. Он приходит и уходит, сир.
Да. Когда пожелает.
— Кто тебе сказал, что он хочет поговорить со мной?
— Медная Бестия. В маске совы.
Он носил маску совы, когда говорил с тобой. А сейчас он уже может быть шакалом, тигром или ленивцем. Сир Барристан возненавидел эти маски с самого начала, и никогда его ненависть не была сильнее, чем сейчас. Честным людям не нужно прятать свои лица. А Бритоголовый…
О чем он только думает? После того, как Хиздар передал командование Медными Бестиями своему кузену Мархазу зо Лораку, Скахаз был назначен Смотрителем Реки, ответственным за паромы, речные работы и оросительные каналы на пятьдесят лиг вдоль Скахазадхана. Но Бритоголовый отказался от этой «древней и почетной службы», как назвал ее Хиздар, и предпочел удалиться в скромную пирамиду Кандаков.