— И кто же это?
— Кондитер Хиздара. Его имя ничего вам не скажет. Он всего лишь исполнитель. Сыны Гарпии схватили его дочь и поклялись, что вернут ее в целости после смерти королевы. Бельвас и дракон спасли Дейенерис. Девочку никто не спас. Ее вернули отцу ночью, разделанной на девять частей. По одной за каждый прожитый ею год.
— Почему? — рыцаря грызли сомнения. — Ведь Сыны Гарпии прекратили убивать. Мир Хиздара…
— …фальшивый мир. Нет, поначалу он таким не был. Юнкайцы боялись нашу королеву и ее Безупречных с драконами. Наша земля знает, что такое драконы. Юркхаз зо Юзнак читал историю здешних мест, поэтому и он знал. Равно как и Хиздар. Так почему бы не установить мир? Они видели, что Дейенерис хотела этого. Слишком сильно хотела. Ей стоило пойти на Астапор. — Скахаз придвинулся ближе. — Таков был их план, но яма все изменила. Дейенерис исчезла, Юркхаз мертв. И теперь вместо одного старого льва — стая шакалов. Кровавая Борода… ему мир совершенно не по вкусу. Есть и новости похуже. Волантис отправил против нас свой флот.
— Волантис, — Селми сжал рукоять меча. Мы заключили мир с Юнкаем. Но не с Волантисом. — Вы уверены?
— Уверен. Мудрые Господа знают об этом. Как и их друзья. Гарпии, Резнак, Хиздар. Когда волантийцы появятся, этот король откроет им городские ворота. Все, кого освободила Дейенерис, снова станут рабами. И даже те, кто никогда не был рабом, получат цепи. Вы можете закончить свои дни на дне бойцовой ямы, старик. А Кразз съест ваше сердце.
В голове у него стучало.
— Дейенерис должна узнать об этом.
— Сперва найдите ее, — Скахаз схватил его за руку. Его пальцы напоминали сталь. — Мы не можем ждать. Я говорил со Свободными Братьями, Воинами Матери, Стойкими Щитами. Они не доверяют Лораку. Мы должны разбить юнкайцев. Но нам нужны Безупречные. Вас Серый Червь послушает, поговорите с ним.
— И какова цель?
Его слова — измена. Заговор.
— Жизнь, — глаза Бритоголового чернели провалами, скрытые медной кошачьей маской. — Мы должны нанести удар до прихода волантийцев. Снять осаду, убить старшин работорговцев, привлечь на свою сторону их наемников. Юнкайцы не ждут нападения. У меня есть шпионы в их лагерях. Там мор, говорят они, и с каждым днем все хуже. Дисциплина падает. Лорды чаще пьяны, чем трезвы, обжираются на пирах и хвалятся друг перед другом богатствами, которые будут делить, когда Миэрин падет, заранее грызясь за первенство. Кровавая Борода и Оборванный Принц презирают друг друга. Никто не ожидает сражения, по крайней мере сейчас. Они полагают, что заключенный Хиздаром мир усыпил нашу бдительность.
— Дейенерис подписала это перемирие, — сказал сир Барристан — И мы не нарушим его без ее позволения.
— А если она мертва? — потребовал ответа Скахаз. — Что тогда, сир? Она бы хотела, чтобы мы защищали город. Ее детей.
Ее детьми были освобожденные. «Миса», звали они ее. Все те, чьи цепи она разбила. «Мать». Бритоголовый не ошибался. Дейенерис хотела бы, чтобы ее детей защитили.
— А как же Хиздар? Он все еще ее консорт. Ее король. Ее супруг.
— Ее отравитель.
Отравитель ли?
— У вас есть доказательства?
— Корона, которую он носит — достаточное доказательство. Трон, на котором он сидит. Откройте глаза, старик. Это все, что ему было нужно от Дейенерис, то, о чем он мечтал всю жизнь. Теперь, когда он получил желаемое, зачем делиться властью?
Действительно, зачем?
Там было так жарко, внизу, в той яме. Перед его глазами все еще стоял мерцающий над красными песками воздух, и он чувствовал запах крови, крови людей, умерших для их развлечения. И в ушах у него звучал голос Хиздара, настоятельно советующий его королеве попробовать медовой саранчи: «Это очень вкусно… она и сладкая, и острая»… Но сам не попробовал ни одной… Селми потер висок. Я не давал клятв Хиздару зо Лораку. В любом случае он сам отверг меня, как Джоффри.
— Этот… этот кондитер, я хочу допросить его сам. Наедине.
— Значит, так? — Бритоголовый скрестил руки на груди. — Хорошо. Допрашивайте его, как вам нравится.
— Если… если то, что он скажет, убедит меня… если я присоединюсь к вам в этом, этом… Я потребую от вас слова, что вы не причините никакого вреда Хиздару зо Лораку пока… разве что… можно будет доказать, что он как-то замешан в этом.
— Почему вы так заботитесь о Хиздаре, старик? Если он сам и не Гарпия, то ее первенец.
— Все, что я знаю наверняка — он является супругом королевы. Я хочу, чтобы вы дали мне слово, или, клянусь, я выступлю против вас.
Улыбка Скахаза была беспощадной.
— Тогда вот вам мое слово. Никто не тронет Хиздара, пока его вина не доказана. Но когда у нас будут доказательства, я намерен убить его своими руками. Я вытащу из него кишки и заставлю смотреть на них, прежде чем позволю ему сдохнуть.
Нет, подумал старый рыцарь. Если Хиздар замышлял убить мою королеву, я сам позабочусь о нем, но смерть его будет быстрой и легкой.
Боги Вестероса были далеко, но сир Барристан Селми на мгновение замолчал, произнося про себя молитву, прося Старицу осветить ему путь к мудрости. Ради детей, сказал он себе. Ради города. Ради моей королевы.
— Я поговорю с Серым Червем, — произнес он.
Железный жених
Одиноко идущее «Горе» появилось на рассвете; его черные паруса резко выделялись на бледно-розовом утреннем небе.
Пятьдесят четвертый, кисло подумал Виктарион, когда его разбудили, и плывет один. Про себя он проклинал Штормового Бога за его злобу; ярость черным камнем лежала в животе. Где мои корабли?
С Щитов он отплыл с девяноста тремя из той сотни, что некогда составляла Железный Флот, принадлежащий не какому-то лорду, а самому Морскому Трону. На них служили капитаны и матросы со всех островов. Пусть эти корабли меньше огромных дромонов с материка, зато втрое длиннее, чем обычные ладьи, с глубокой осадкой и крепкими таранами — такие достойны сражаться даже против королевского флота.
После долгого плавания вдоль мрачного и бесплодного побережья Дорна с его мелями и водоворотами они остановились на Каменных Ступенях для пополнения запасов зерна, мяса и свежей воды. Там «Железная победа» захватила «Благородную даму» — богатое торговое судно, которое шло в Старомест через Чаячий Город, Синий Дол и Королевскую Гавань с трюмом, набитым соленой треской, китовым жиром и маринованной селедкой. Добытая еда приятно разнообразила их собственные запасы. Пять других жертв, попавшихся им в Винном проливе и вдоль дорнийского побережья, — три когга, одна галея и галера — увеличили их флот до девяноста девяти.
Со Ступеней отправились девяносто девять кораблей, разделившись на три славных флота, чтобы потом воссоединиться у южной оконечности Кедрового острова. И сейчас лишь сорок пять из них добрались до этой далекой части света. Прибыли двадцать два виктарионовых, по трое и по четверо, а порой и в одиночку; четырнадцать ведомых Хромым Ральфом; и лишь девять из тех, что были под началом Рыжего Ральфа Стонхауза. Сам Рыжий Ральф пропал. К этому числу добавились еще девять захваченных в морях кораблей, и всего их стало пятьдесят четыре… но трофейные суда были торговыми и рыбацкими, купеческими и работорговческими, а никак не военными. В бою они станут жалкой заменой утраченным кораблям Железного Флота.
Последний корабль, «Девичья погибель», прибыл три дня назад. На день раньше нее с юга пришли «Вороний корм», «Железный поцелуй» и плетущаяся между ними «Благородная дама». А до того — только «Безголовая Джейн» и «Ужас», затем два дня безоблачного неба и пустого горизонта, после которых прибыл Хромой Ральф с остатками своей эскадры. «Лорд Квеллон», «Белая вдова», «Горестный плач», «Несчастье», «Громадина», «Железная леди», «Ветер-жнец» и «Боевой молот», а за ними еще шесть кораблей, два из них изрядно потрепало штормом, и они шли на буксире.
— Шторма, — пробормотал Хромой Ральф, с трудом доковыляв до Виктариона. — Три страшных шторма, и гнусные ветра между ними. Красные ветра Валирии, смердящие пеплом и золой, и черные ветра, отбросившие нас к дурным берегам. Это плавание проклято с самого начала. Вороний Глаз боится вас, милорд, иначе зачем он отправил вас в такую даль? Он хочет, чтобы мы не вернулись.
Виктарион и сам подумал об этом, когда в дне пути от Старого Волантиса разразился первый шторм. Боги проклинают братоубийц, вертелось у него в голове, не то я бы дюжину раз убил Эурона Вороньего Глаза собственными руками. Вокруг бушевало море, палуба уходила из-под ног, и он увидел, как «Дагонов пир» и «Красный прилив» столкнулись с такой силой, что обоих разнесло в щепки. Братцева работа, подумал он. Тогда Виктарион потерял первые два корабля из своей трети флота. Но то было только начало.
Так что он влепил Хромому две пощечины и сказал:
— Одна — за потерянные корабли, вторая — за болтовню о проклятиях. Скажешь это еще раз — и я прибью твой язык к мачте. Вороний Глаз умеет заставить людей замолчать, и я не хуже.
Из-за пульсирующей боли в руке слова прозвучали грубее, чем могли бы, но их смысл бы не изменился.
— Придут и другие корабли. Шторма уже закончились. У меня будет мой флот.
Вверху на мачте насмешливо визжала обезьяна, словно чувствуя его досаду. Мерзкая, шумная тварь. Он послал бы поймать ее, но обезьянам, похоже, нравилась такая игра, и к тому же они были куда проворнее матросов. Их вопли звенели у него в ушах, и пульсация в руке становилась еще сильнее.
— Пятьдесят четыре, — прорычал он. Надеяться сохранить всю мощь Железного Флота после такого длинного плавания было бы глупо… но семьдесят кораблей, даже восемьдесят — уж столько-то Утонувший Бог мог бы ему оставить. Может, если бы мы взяли с собой Мокроголового или другого жреца… Виктарион совершил жертвоприношение перед отправлением, и еще одно — на Ступенях, когда решил разделить флот натрое, но, наверно, он произносил не те молитвы.