— Поосторожнее с моей головой, — сказал Тирион. — Ты же не хочешь, чтобы на тебя попала моя кровь? Кровь переносит болезни. К тому же потом тебе придется кипятить нашу одежду или сжечь ее.
— Я думаю сжечь ее вместе с тобой, Йолло.
— Это не мое имя. Но ты ведь знаешь. Ты знал с тех пор, как впервые посмотрел на меня.
— Может быть.
— Я тоже тебя знаю, милорд, — продолжил Тирион. — Ты более бурый и менее фиолетовый, чем Пламмы на родине, однако если твое имя не лжет, ты — вестероссец, может, не по рождению, но по крови точно. Дом Пламмов присягнул на верность Утесу Кастерли, и как это случилось, я немного знаю из истории. Без сомнения, твоя ветвь дала побеги из каменной косы через Узкое море. Держу пари, ты младший сын Визериса Пламма. Ты ведь понравился драконам королевы, правда?
Казалось, его слова позабавили наемника:
— Кто тебе об этом рассказал?
— Никто. Большинство историй, которые рассказывают о драконах, — корм для дурачков. Говорящие драконы; драконы, охраняющие золото и драгоценные камни; драконы с четырьмя ногами и брюхом размером со слона; драконы, играющие в загадки со сфинксами… все это полная чушь. Но в старых книгах есть и немного истины. Я не только знаю, что драконы королевы привязались к тебе, но еще и знаю почему.
— Мать говорила, что в моем отце была капля драконьей крови.
— Две капли. Или они, или член шести футов в длину. Слышал эту байку? Могу рассказать. Так вот, ты ведь не дурак, Пламм, и понимаешь, что хоть моя голова и стоит титула лорда… но в Вестеросе, через полмира отсюда. К тому времени, когда ты туда попадешь, от нее останутся только кости с личинками мух. Моя милая сестрица будет отрицать, что это я, и обманет тебя с обещанной наградой. Ты знаешь, как оно бывает у королев. Ненадежные дырки, в большинстве своем, а Серсея — худшая из них.
Бурый Бен почесал бороду:
— Можно доставить тебя живым и извивающимся. Или сунуть твою голову в банку и засолить.
— Или принять меня к себе. Вот самое мудрое решение, — усмехнулся карлик. — Я родился младшим сыном. Твой отряд — мой удел.
— У Младших Сыновей нет места для шутов, — презрительно сказал брави в розовом. — Нам нужны бойцы.
— Одного я вам доставил, — Тирион ткнул пальцем на Мормонта.
— Это существо? — рассмеялся щеголь. — Уродливый зверь, но чтобы стать Младшим Сыном, одних только шрамов недостаточно.
Тирион закатил свои разноцветные глаза:
— Лорд Пламм, кто эти два твоих друга? Розовый действует на нервы.
Браво презрительно скривил губы, в то время как парень с пером в руке ухмыльнулся его дерзости. Но имена их назвал Джорах Мормонт:
— Чернильница — казначей отряда. А тот павлин изволит именовать себя Каспорио Хитроумный, хотя Каспорио Хитрожопый, как по мне, подошло бы лучше.
Хоть разбитое лицо Мормонта и изменилось до неузнаваемости, но голос остался прежним. Каспорио пораженно вытаращился на него, а глаза Пламма заискрились весельем:
— Джорах Мормонт? Неужто это ты? Однако, смотрю, спеси-то в тебе поубавилось с тех пор, как ты так спешно нас покинул. Нам продолжать называть тебя сиром?
Опухшие губы сира Джораха скривились в подобии ухмылки:
— Дай мне меч и можешь называть меня, как хочешь, Бен.
Каспорио попятился назад:
— Ты… она ведь вышвырнула тебя…
— Я вернулся. Можешь назвать меня дураком.
Влюбленным дураком. Тирион прочистил горло:
— Вы можете поговорить о старых добрых временах потом… после того, как я объясню, почему от моей головы больше пользы, пока она у меня на плечах. Ты обнаружишь, лорд Пламм, что я могу быть очень щедр с моими друзьями. Сомневаешься — спроси Бронна. Спроси Шаггу, сына Дольфа. Спроси Тиметта, сына Тиметта.
— И кто же это такие? — спросил человек по прозвищу Чернильница.
— Хорошие люди, пообещавшие мне свои мечи и отлично вознагражденные за службу. — Он пожал плечами: — Ну ладно, насчет «хороших» я соврал. Они кровожадные ублюдки, во многом похожие на вас.
— Может быть, — сказал Бурый Бен. — А может, ты только что придумал эти имена. Шагга, говоришь… Не женское ли имя?
— У него довольно большие сиськи. Когда мы встретимся в следующий раз, я загляну ему в штаны для полной уверенности. Там что, набор для кайвассы? Давай его сюда, сыграем. Но сначала подай-ка мне чашу вина. Моя глотка суха, как старая кость, а я вижу, что мне много о чем предстоит рассказать.
Джон
Этой ночью ему снились одичалые, их вой в лесу, переходящий в рев боевых рогов и грохот барабанов. Слышался звук «Бум ДУМ бум ДУМ бум ДУМ» — тысяча сердец, бьющихся, как одно. Некоторые одичалые были вооружены копьями, другие — луками, третьи — топорами. Некоторые ехали на костяных колесницах, запряженных собачьими упряжками, в которых каждая собака была размером с пони. Между ними тяжело ступали великаны сорока футов ростом, с молотами величиной с дубы.
— Держать строй! — кричал Джон Сноу. — Отбросьте их назад! — Он стоял на Стене в полном одиночестве. — Огонь! — кричал он, — Накормите их огнем! — но не было никого, кто мог бы его услышать.
Они все ушли. Они бросили меня.
Горящие стрелы с шипением взвились в воздух, оставляя за собой огненный след. Чучела братьев падали вниз в пылающих черных плащах. «Сноу», — закричал орел, когда враги полезли по льду, словно пауки. На Джоне были доспехи из черного льда, но меч в его руке полыхал красным. Лишь только мертвецы добрались до вершины Стены, он отправил их вниз — умирать заново. Он поразил старика, безбородого мальчишку, великана, костлявого мужчину с заостренными зубами и девушку с густыми рыжими волосами. Слишком поздно он узнал в ней Игритт. Она пропала так же быстро, как появилась.
Мир растворился в красном тумане. Джон рубил, колол и резал. Он зарубил Донала Нойе и распотрошил Глухого Дика Фолларда. Куорен Полурукий упал на колени, тщетно пытаясь остановить поток крови из шеи. «Я лорд Винтерфелла», — кричал Джон. Теперь перед ним оказался Робб с мокрыми от тающего снега волосами. Длинный Коготь лишил его головы. Потом скрюченная рука грубо схватила Джона за плечо. Он вывернулся…
…и проснулся оттого, что ворон клевал его в грудь. «Сноу» , — крикнула птица. Джон отогнал ее. Ворон выразил свое неудовольствие пронзительным воплем и перепорхнул на столбик кровати, чтобы злобно взглянуть оттуда сквозь предрассветный мрак.
Наступил новый день. Пришел час волка. Скоро начнет светать, и четыре тысячи одичалых пройдут через Стену. Безумие. Джон Сноу прошелся обожженной рукой по волосам и в который раз задался вопросом: что же он делает? Когда откроются ворота, обратного пути не будет. Это Старый Медведь должен был вести переговоры с Тормундом. Или Джереми Риккер, или Куорен Полурукий, или Денис Маллистер, или другие, более опытные люди. Это должен был быть мой дядя. Но для опасений уже слишком поздно. У каждого выбора свои риски и последствия. Он доведет игру до конца.
Джон встал и оделся в темноте, пока ворон Мормонта бормотал в противоположном конце комнаты. «Зерно , — сказала птица. — Король. Сноу, Джон Сноу, Джон Сноу» . Странно. Насколько Джон помнил, ворон никогда раньше не произносил его имя целиком.
Он позавтракал в подвале со своими командирами. Трапеза состояла из поджаренного хлеба, яичницы, кровяной колбасы и ячменной каши, запивали все жидким желтым пивом. Во время еды они еще раз обсудили приготовления.
— Все готово, — заверил его Боуэн Марш. — Если одичалые будут придерживаться условий договоренности, все пройдет, как вы приказали.
А если нет, нас ждут кровь и резня.
— Помните, — сказал Джон, — люди Тормунда оголодали, замерзли и напуганы. Кое-кто из них ненавидит нас так же, как кое-кто из вас ненавидит их. Мы ходим по тонкому льду — и мы, и они. Одна трещина — и все пойдем на дно. Если сегодня суждено пролиться крови, то пусть лучше первый удар нанесет не кто-то из нас, иначе, клянусь старыми и новыми богами, голова зачинщика слетит с плеч.
Ему ответили согласием, кивками и бормотанием: «Как прикажете», «Будет сделано» и «Да, милорд». Один за другим они вставали, пристегивали мечи, надевали теплые черные плащи и выходили наружу, в холод.
Последним из-за стола поднялся Скорбный Эдд Толлетт, вернувшийся ночью с шестью повозками из Длинного Кургана. Правда, теперь черные братья называли крепость Курганом Шлюх. Эдда послали собрать столько копьеносиц, сколько могло вместиться в фургоны, и отвезти их обратно для воссоединения с сестрами.
Джон смотрел, как он собирает остатки жидкого желтка куском хлеба. Странно, но вид угрюмого лица Эдда действовал на него успокаивающе.
— Как продвигаются восстановительные работы? — спросил он своего бывшего стюарда.
— Лет через десять должны закончить, — ответил Толлетт в своем обычном мрачном тоне. — Когда мы въехали, все там кишело крысами. Копьеносицы перебили противных тварей. Только вот теперь место кишит копьеносицами. Иногда мне хочется, чтобы опять вернулись крысы.
— И как тебе служится под Железным Эмметом? — спросил Джон.
— Под Железным Эмметом, в основном, служит Черная Мерис, м’лорд. А у меня — мулы. Крапива утверждает, что мы с ними родня. У нас действительно похожие вытянутые морды, но я вовсе не так упрям. В любом случае я никогда не был знаком с их матерями, честное слово, — он расправился с последним яйцом и вздохнул. — Люблю я хорошую глазунью. Пожалуйста, м'лорд, не дайте одичалым подъесть всех наших кур.
Снаружи, во дворе, небо на востоке начало светлеть. Нигде не было видно ни облачка.
— Кажется, для этого дела нас ждет хороший день, — сказал Джон. — Погожий денек, теплый и солнечный.
— Стена будет плакать. А зима почти уже наступила. Это неестественно, м’лорд. Плохая примета, я считаю.
Джон улыбнулся:
— А если бы собирался снег?
— Эта примета еще хуже.
— Какую же погоду ты бы предпочел?