— Я знаю, — сказал Джон Сноу.
Тормунд снова повернулся к нему:
— Ты ничего не знаешь. Да, ты убил мертвеца, я слышал. Манс убил сотню. Человек может сражаться с мертвецами, но когда приходят их создатели, когда поднимается белый туман… как бороться с туманом , ворона? Тени с зубами… воздух такой холодный, что больно дышать, как будто нож в груди… ты не знаешь, ты не можешь знать… может ли твой меч резать холод ?
Посмотрим, подумал Джон, вспоминая о том, что Сэм нашел в старых книгах. Длинный Коготь выковали в огнях Старой Валирии, закалили в пламени дракона и оправили заклинаниями. Драконья сталь, так назвал ее Сэм. Прочнее любой обычной стали, легче, крепче, острее… Но одно дело — слова в книге. Настоящая проверка состоится во время сражения.
— Ты прав, — сказал Джон, — я не знаю. И если боги будут добры, я никогда не узнаю.
— Боги редко бывают добры, Джон Сноу, — Тормунд кивнул на небо. — Тучи сгущаются. Уже темнеет и становится холодней. Ваша Стена больше не плачет, посмотри. — Он повернулся и крикнул сыну Тореггу: — Езжай в лагерь и скажи, чтобы поторапливались. Больные и слабые, лентяи и трусы, пусть пошевеливаются. Если понадобится, подожги их проклятые палатки. С приходом темноты ворота должны закрыть. Любой, кто к тому моменту не пройдет за Стену, пусть начинает молиться, чтобы Иные добрались до него раньше меня. Понял?
— Понял, — Торрег пришпорил коня и галопом помчался в конец колонны.
А одичалые все шли и шли. Как и сказал Тормунд, начало темнеть. Облака затянули все небо, и тепло ушло. В воротах поднялась суета — люди, козлы и волы отпихивали друг друга с дороги. Это не нетерпение, понял Джон. Они напуганы. Воины, копьеносицы, налетчики — все они боятся лесов и теней, движущихся меж деревьев. Они хотят отгородиться от них Стеной до наступления ночи.
В воздухе закружилась снежинка. Потом другая. Потанцуй со мной, Джон Сноу, подумал он. Как-нибудь ты потанцуешь со мной.
Одичалые все шли, шли и шли. Некоторые двигались быстрее, торопясь пройти через поле сражения. Другие — старые, молодые, слабые — едва передвигали ноги. Этим утром поле было покрыто толстым одеялом старого снега, белая корка которого сияла на солнце. Теперь поле стало коричневым, черным и склизким. Прохождение вольного народа превратило землю в грязь и жижу: деревянные колеса и лошадиные копыта, полозья из рогов, костей и железа, тяжелые сапоги, раздвоенные копыта коров, волов и свиней, голые черные ступни Рогоногих — все оставляло следы. Рыхлая почва еще сильнее замедляла колонну.
— Вам нужны ворота побольше, — снова пожаловался Тормунд.
К концу дня снег уже шел не переставая, но поток одичалых уменьшился до ручейка. Столбы дыма поднимались из-за деревьев, оттуда, где располагался лагерь.
— Торегг, — объяснил Тормунд. — Сжигают мертвых. Всегда есть те, кто ложатся спать и уже не просыпаются. Их находят в палатках, скрюченными и замерзшими. Торегг знает, что делать.
Когда из леса появился Торегг, ручеек одичалых превратился в небольшую струйку. С ним ехала дюжина конных воинов, вооруженных копьями и мечами.
— Мой арьергард, — сказал Тормунд с щербатой улыбкой. — У вас, ворон, есть разведчики, у нас тоже. Я оставил их в лагере на случай, если нас атакуют до того, как все уйдут.
— Твои лучшие люди.
— Или худшие. Каждый из них убил ворону.
Среди всадников был один пеший, за ним по пятам трусил какой-то большой зверь. Кабан , увидел Джон. Чудовищный кабан. В два раза больше Призрака и покрыт грубой черной щетиной, а клыки размером с руку человека. Джон никогда не видел столь огромного и безобразного кабана. Человек рядом также не был красавцем: громадный, чернобровый, с плоским носом, тяжелой челюстью, покрытой темной щетиной, и маленькими черными, близко посаженными глазками.
— Боррок, — Тормунд отвернулся и сплюнул.
— Оборотень, — это не было вопросом. Каким-то образом он знал.
Призрак повернул голову. Падающий снег скрывал запах кабана, но сейчас белый волк почуял его. Он выбежал перед Джоном, оскалив зубы в тихом рычании.
— Нет! — рявкнул Джон. — Призрак, лежать. Стой. Стой!
— Кабаны и волки, — сказал Тормунд. — Лучше держи под замком свою зверюгу этой ночью. Я прослежу, чтобы Боррок поступил так же со своей свиньей, — он взглянул на темнеющее небо. — Они последние, и очень вовремя. Чую, снегопад зарядит на всю ночь. Самое время и мне взглянуть, что по ту сторону этой ледышки.
— Иди вперед, — сказал ему Джон. — Я собираюсь пройти подо льдом последним. Я присоединюсь к тебе на пиру.
— Пир? Хар-р! Вот слово, которое я хотел услышать, — одичалый развернул свою лошадку к Стене и шлепнул ее по заду. Торегг и всадники последовали за ним и спешились у ворот, чтобы провести лошадей. Боуэн Марш задержался посмотреть, как его стюарды затаскивают последние повозки в тоннель. Остался только Джон Сноу с охраной.
Оборотень остановился в десяти ярдах. Его монстр, сопя, рылся в грязи. Тонкий слой снежной пыли покрыл горбатую черную спину кабана. Он фыркнул и опустил голову — на мгновение Джону показалось, что тот собирается атаковать. По обе стороны от него его люди опустили копья.
— Брат, — произнес Боррок.
— Тебе лучше идти. Мы сейчас закроем ворота.
— Уж сделайте это, — сказал Боррок. — Закройте, и покрепче. Они близко, ворона, — он улыбнулся такой отвратительной улыбкой, какой Джон еще никогда не видел, и пошел в сторону ворот. Кабан последовал за ним. Падающий снег скрывал их следы.
— Мы закончили, — доложил Рори, когда они прошли.
Нет, подумал Джон Сноу, все только начинается.
Боуэн Марш ждал его на южной стороне стены с дощечкой, полной цифр.
— Три тысячи сто девятнадцать одичалых прошли через ворота сегодня, — сказал ему лорд-стюард. — Шестьдесят ваших заложников были отправлены в Восточный Дозор и Сумеречную Башню после того, как их накормили. Эдд Толлетт забрал шесть повозок с женщинами в Длинный Курган. Остальные — с нами.
— Ненадолго, — пообещал Джон. — Тормунд собирается повести свой народ в Дубовый Щит через день или два. Остальные тоже уйдут, как только мы решим, где их разместить.
— Как прикажете, лорд Сноу, — слова прозвучали жестко. Тон Боуэна Марша ясно давал понять, где бы он их разместил.
Замок, в который вернулся Джон, не был похож на тот, который он покинул утром. Все время, что Джон жил здесь, Черный Замок казался местом тишины и теней, где горстка людей в черном сновала, словно привидения, среди развалин крепости, в которой когда-то жило в десять раз больше обитателей. Теперь все изменилось. Из окон, в которых Джон Сноу никогда не видел огня, лился свет. Незнакомые голоса раздавались во дворе, вольный народ сновал взад-вперед по ледяным дорожкам, по которым годами ступали только черные сапоги ворон. Снаружи, за старыми Кремневыми казармами, он наткнулся на дюжину мужчин, забрасывающих друг друга снежками. Играют, в изумлении подумал Джон, взрослые мужчины играют, как дети, кидаются снежками, как Бран и Арья когда-то, как Робб и я до них.
Однако старая оружейная Донала Нойе по-прежнему оставалась темной и безлюдной, а комнаты Джона позади холодной кузницы — еще темнее. Не успел он снять плащ, как Даннел просунул голову в дверь и доложил, что Клидас принес сообщение.
— Пусть войдет, — Джон зажег свечу от тлеющих в очаге углей, а от нее — еще три.
Клидас вошел, порозовевший и часто моргающий, сжимая в мягкой руке пергамент.
— Прошу прощения, лорд-командующий. Я знаю, вы, должно быть, утомились, но я подумал, что вы сразу же захотите это увидеть.
— Вы правильно подумали.
Джон прочитал:
В Суровом Доме, с шестью кораблями. Море бушует. «Черный дрозд» затонул со всем экипажем, два лиссенийских судна сели на мель возле Скейна, у «Острого клюва» пробоина. Здесь очень плохо. Одичалые едят своих мертвецов. Мертвые твари в лесах. Браавосские капитаны возьмут на свои корабли только женщин и детей. Ведьма называет нас работорговцами. Отразили попытку захватить нашу «Ворону-буревестницу», шестеро из команды мертвы, и много одичалых. Осталось восемь воронов. Мертвые твари в воде. Пришлите подмогу по суше, на море шторм. С «Острого клюва», рукой мейстера Хармуна.
Внизу — сердитый росчерк Коттера Пайка.
— Плохие вести, милорд? — спросил Клидас.
— Довольно неприятные.
Мертвые твари в лесу. Мертвые твари в воде. Осталось шесть кораблей из отплывших одиннадцати. Нахмурившись, Джон Сноу свернул пергамент. Ночь собирается , подумал он, и начинается моя война .
Покинутый рыцарь
— Все на колени перед Его Великолепием Хиздаром зо Лораком, четырнадцатым этого благородного имени, королем Миэрина, отпрыском Гиса, Октархом Старой Империи, Хозяином Скахазадхана, Супругом Драконов и Кровью Гарпии , — взревел глашатай. Его голос эхом отразился от мраморного пола и зазвенел среди колонн.
Сир Барристан Селми скользнул рукой под складку плаща и чуть ослабил меч в ножнах. Никому не позволялось носить оружие в присутствии короля, за исключением его защитников. Кажется, рыцаря по-прежнему причисляли к их числу, несмотря на отставку. По крайней мере, никто не пытался отобрать его меч.
Во время приемов Дейенерис Таргариен предпочитала сидеть на простой и гладкой скамье из полированного черного дерева, для удобства покрытой подушками, которые нашел для нее сир Барристан. Король Хиздар заменил скамью на два внушительных трона из позолоченного дерева с высокими спинками, вырезанными в виде драконов. Король восседал на правом троне с золотой короной на голове и с украшенным драгоценными камнями скипетром в бледной руке. Второй трон оставался незанятым.
Напыщенный трон , подумал сир Барристан. Но никакой драконий стул не заменит настоящего дракона, как бы искусно он ни был вырезан.