Восстание объединяет странных союзников. И нет ничего более странного, чем этот толстяк и я.
Сырный лорд проснулся, когда они остановились сменить лошадей, и послал за свежей корзиной с лакомствами.
— Как далеко мы продвинулись? — спросил карлик, пока они объедались холодным каплуном с гарниром из моркови, изюма, кусочков лимона и апельсина.
— Это Андалос, мой друг. Земля, откуда пришли ваши андалы. Они захватили ее у волосатых людей, живших тут ранее, родственников волосатых иббенийцев. Сердце древних владений Хугора лежит к северу от нас, но мы пройдем через его южные топи. В Пентосе их называют Плоскоземье. Дальше на восток Бархатные Холмы, откуда мы отправимся.
Андалос. Вера учит, что некогда Семеро бродили по холмам Андалоса как люди.
— Отец протянул руку к небесам и опустил на землю семь звезд, — процитировал Тирион. — И одну за другой он возложил их на чело Хугора с Холма, создав сияющую корону.
Магистр Иллирио взглянул на него с любопытством:
— Я и вообразить себе не мог, что мой маленький друг столь набожен.
Карлик пожал плечами:
— Пережитки детства. Я знал, что рыцарем мне не быть, и решил стать Верховным Септоном. Эта кристальная корона добавляет фут к росту человека. Я штудировал святые книги, молился, пока не стер колени, но эти мои начинания закончились прискорбно. Я достиг определенного возраста и влюбился.
— Девица? Я знаю, как это бывает, — Иллирио засунул правую руку в левый рукав и вытащил серебряный медальон. Внутри него было изображение женщины с большими голубыми глазами и бледно-золотыми волосами с серебром. — Серра. Я нашел ее в лисенийском публичном доме и взял домой, чтоб согревать мне постель. В итоге я женился на ней. Я, чьей первой женой была кузина принца Пентоса. После этого дворцовые ворота закрылись для меня, но мне было все равно. Ради Серры я заплатил бы и куда большую цену.
— Как она умерла? — Тирион понял, что она умерла; ни один мужчина не отзывался так ласково о женщине, которая бросила его.
— Браавосская торговая галера зашла в Пентос на обратном пути из Нефритового моря. "Сокровище" привезла гвоздику и шафран, гагат и нефрит, алую парчу, зеленый шелк… и серую смерть. Мы убили гребцов, как только они сошли на берег, и сожгли судно, но крысы сползли по веслам и доплыли до пристани. Мор забрал две тысячи жизней, прежде чем все вернулось в свое русло, — магистр Иллирио закрыл медальон. — Я храню ее руки в своей спальне. Они были так нежны…
Тирион подумал о Тише. Он бросил взгляд на поля, по которым когда-то гуляли боги.
— Что за боги могли создать крыс, мор и карликов? — ему пришел на ум другой отрывок из "Семиконечной Звезды": — "Дева родила ему девочку, гибкую как ива, с глазами, подобными глубоким синим озерам, и Хугор провозгласил ее своей нареченной. Тогда Мать одарила ее плодородием, и Старица предсказала, что она принесет королю сорока четырех могучих сыновей. Воин дал силу их рукам, а Кузнец выковал каждому доспехи из железных пластин."
— Ваш Кузнец, должно быть, был ройнаром, — язвительно заметил Иллирио. — Андалы обучились работе с железом у ройнаров, живших вдоль реки. Это всем известно.
— Но не нашим септонам, — Тирион махнул в сторону полей. — Кто живет на этом вашем Плоскоземье?
— Земледельцы и трудяги, привязанные к земле. Здесь есть сады, фермы, шахты… Некоторые принадлежат мне, но я здесь редкий гость. Зачем мне тратить тут впустую свое время, когда в Пентосе у меня под рукой мириады наслаждений?
— Мириады наслаждений. — И высокие толстые стены. Тирион покрутил вино в чаше. — Мы не видели городов после Пентоса.
— Там руины, — Иллирио махнул цыплячьей ножкой в сторону занавесок. — Лошадники проходят этим путем каждый раз, когда какому-нибудь кхалу взбредет в голову поглазеть на море. Дотракийцы не слишком любят города, об этом знают даже в Вестеросе.
— Напади на один из их кхаласаров и уничтожь его, и ты обнаружишь, что дотракийцы не так уж и быстры в пересечении Ройны.
— Гораздо дешевле откупиться от врагов едой и дарами.
Если бы я подумал принести хорошего сыра на битву на Черноводной, у меня мог бы по-прежнему быть весь мой нос. Лорд Тайвин всегда относился к Вольным Городам с презрением. Золото приносит свою пользу, но войны выигрываются железом.
— Дай золото врагу, и он лишь вернется, чтобы взять еще, всегда говорил мой отец.
— Это тот самый отец, которого ты убил? — Иллирио вышвырнул куриную кость из паланкина. — Наемники не выстоят перед дотракийскими крикунами. Это было доказано в Квохоре.
— Даже твой храбрый Гриф? — ухмыльнулся Тирион.
— Гриф другой. У него есть сын, которого он любит до безумия. Молодой Гриф, так зовут мальчика. Не было еще юноши благороднее.
Вино, еда, солнце, покачивание паланкина, жужжание мух — от всего этого Тириона клонило в сон. Он засыпал, просыпался, напивался. Иллирио пил наравне с ним. И лишь когда небо стало темно-багряным, толстяк захрапел.
Этой ночью Тириону Ланнистеру снилась битва, которая обагрила холмы Вестероса кровью. Он был в самом ее центре, даря смерть топором, размером с себя, сражаясь плечом к плечу с Барристаном Смелым и Злым Клинком, в то время как драконы кружили в небе над ними. Во сне у него было две головы, обе безносые. Его отец возглавлял вражеское войско, поэтому он снова убил его. Потом он убил своего брата Джейме, кромсая ему лицо до тех пор, пока оно не превратилось в красное месиво, и смеясь при каждом ударе. Только когда битва закончилась, он понял, что его вторая голова плачет.
Когда он проснулся, его чахлые ноги совсем затекли. Иллирио ел оливки.
— Где мы? — спросил его Тирион.
— Мы еще не покинули Спорные Земли, мой стремительный друг. Скоро дорога приведет нас к Бархатным Горам. Там мы начнем наше восхождение к Гойан Дроэ, над Нижней Ройной.
Гойан Дроэ был городом ройнаров, пока драконы Валирии не обратили его в пепел. Я путешествую по времени с той же легкостью, что и по дорогам, размышлял Тирион, возвращаясь назад к дням, когда драконы правили миром.
Тирион спал и просыпался, и снова спал, и был ли день или ночь — казалось, не имело значения. Бархатные Горы разочаровали.
— У половины шлюх в Ланниспорте сиськи больше, чем эти горы, — сказал он Иллирио. — Ты должен называть их Бархатные Соски.
Они видели круг из стоящих камней; по словам Иллирио, их воздвигли великаны, а чуть позже — глубокое озеро.
— Здесь находился притон разбойников, которые грабили каждого, проходящего этим путем, — сказал Иллирио. — Говорят, что они до сих пор обитают под водой. Они затаскивают под воду и поглощают тех, кто рыбачит на озере.
Следующим вечером они добрались до огромной валирийской статуи, припавшей к земле у дороги. Это была статуя дракона с женским лицом.
— Королева драконов, — сказал Тирион. — Хорошее предзнаменование.
— Она потеряла своего короля, — Иллирио указал на гладкую каменную плиту на которой некогда стояла вторая статуя; сейчас она поросла мхом и цветущим виноградом, — дотракийцы поставили его на деревянные колёса и увезли в Вейес Дотрак.
Это тоже предзнаменование, подумал Тирион, но уже не такое хорошее. Этой ночью, выпив больше обычного, он внезапно запел:
Он помчался по улицам городским,
Ненасытной страстью влеком.
Там жила она, его тайный клад,
Наслажденье его и позор.
И он отдал бы замок и цепь свою
За улыбку и нежный взор.
Это были все слова, что он знал, не считая припева. Золотые руки всегда холодны, а женские — горячи. Руки Шаи били его, пока золотые руки впивались ей в горло. Он не помнил, были они горячими или нет. Как только силы оставили ее, удары стали слабее, чем трепетанье крыльев мотылька. С каждым оборотом цепи золотые руки впивались еще глубже. Он отдал бы замок и цепь свою за улыбку и нежный взор. Поцеловал ли он ее в последний раз, после ее смерти? Он не помнил… хотя все еще мог воскресить в памяти их первый поцелуй, в палатке на берегу Зеленого Зубца. Какими сладкими были ее губы.
Он также вспомнил первый поцелуй с Тишей. Она не знала, что делать, так же, как и я. Мы продолжали сталкиваться носами, но когда я дотронулся языком до ее языка, она задрожала. Тирион закрыл глаза, попытавшись представить ее лицо, но вместо этого он видел отца, присевшего в туалете с задранным до пояса халатом. "Куда все шлюхи отправляются", — сказал Лорд Тайвин и арбалет щелкнул.
Карлик перевернулся, зарывшись половинкой носа глубоко в шелковые подушки. Сон разверзся под ним, как колодец, и он бросился в него, позволив темноте поглотить себя.
Слуга купца
"Приключение" воняло.
Корабль мог похвастаться шестьюдесятью веслами, единственным парусом и длинным тонким корпусом, сулившим хорошую скорость. Хоть и маленький, но мог бы сгодиться, подумал Квентин, увидев его, но это было до того, как он поднялся на борт и почувствовал запах. Свиньи, мелькнула первая мысль, но после второго вдоха он изменил свое мнение. У свиней более чистый запах. Здесь воняло мочой, тухлым мясом и нечистотами — это было зловоние гниющей плоти, сочащихся язв и загноивших ран, такое ужасное, что заглушало соленый воздух и запах рыбы в порту.
— Меня сейчас вырвет, — сказал он Геррису Дринкуотеру.
Ожидая хозяина корабля, они изнемогали от жары и несущегося с палубы зловония.
— Если капитан пахнет подобно кораблю, то он примет твою рвоту за благовония, — ответил Геррис.
Квентин уже был готов предложить попытать счастья на другом судне, когда, наконец, появился капитан с двумя матросами гнусного вида. Геррис поприветствовал его улыбкой. Хотя на волантийском он говорил хуже Квентина, их затея требовала, чтобы он выступал от их имени. До Деревянного Городка виноторговца изображал Квентин, но этот маскарад раздражал его, поэтому, сменив корабль в Лисе, дорнийцы поменялись ролями. На борту "Жаворонка" Кле