хотел их. Никто не скажет, что я заставил своих братьев нарушить их клятвы. Если это клятвопреступление, оно мое и только мое. Затем Тормунд хлопнул его по спине, щербатая улыбка от уха до уха.
— Хорошо сказано, ворона. Теперь тащи сюда медовуху! Перетяни их на свою сторону и напои их, вот как надо делать. Из тебя еще получится одичалый, мальчишка. Хар-р!
— Я пошлю за элем, — рассеянно произнес Джон. Он осознал, что Мелисандра исчезла, как и рыцари королевы. Надо было сначала пойти к Селисе . Она имеет право знать, что ее лорд мертв . — Прошу меня простить. Поручаю тебе самому напоить их.
— Хар-р! Задание, для которого я создан, ворона. Уже исполняю!
Конь и Рори заняли свои места за Джоном, как только он покинул Щитовой Чертог. Я должен поговорить с Мелисандрой после того, как увижусь с королевой , думал он. Если она смогла увидеть ворона в буре, то сможет найти для меня и Рамси Сноу .
Вдруг он услышал крики… и рев, такой громкий, что, казалось, Стена задрожала.
— Это из Башни Хардина, м'лорд, — сообщил Конь. Он бы сказал больше, но крик заставил его замолчать.
Вель , первым делом подумал Джон. Но крик не был женским. Мужчина в предсмертной агонии . Он бросился бежать. Конь и Рори поспешили за ним.
— Мертвяки? — спросил Рори. Джон и сам думал об этом. Могли ли его трупы вырваться из цепей?
Крик прекратился к тому времени, как они добрались до Башни Хардина, но Вун Вег Вун Дар Вун все еще ревел. Великан размахивал окровавленным телом, держа его за ногу, как когда-то в детстве Арья размахивала куклой, словно дубинкой, когда ее пытались накормить овощами. Но Арья никогда не разрывала свои куклы на куски. Правая рука мертвеца валялась за много ярдов от него, и снег под ней становился красным.
— Оставь его, — закричал Джон. — Вун Вун, оставь его .
Вун Вун не слышал или не понимал. Великан и сам истекал кровью из порезов на животе и руке. Он бил мертвого рыцаря головой о серый камень башни, снова и снова, пока голова человека не превратилась в красное месиво, похожее на мякоть арбуза. Плащ рыцаря хлопал на холодном воздухе. Он был из белой шерсти, отороченный серебряной парчой и украшенный голубыми звездами. В стороны разлетались кровь и кости.
Из-за ближайших укреплений и башен выбежали люди. Северяне, вольный народ, люди королевы…
— Стройтесь в линию, — скомандовал им Джон Сноу. — Сдерживайте их. Всех, особенно людей королевы. — Мертвецом оказался сир Патрек с Королевской Горы; его голова почти полностью исчезла, но по гербу его можно было узнать так же легко, как по лицу. Джон не мог допустить, чтобы сир Малегорн или сир Брюс или любой другой рыцарь попытался отомстить за него.
Вун Вег Вун Дар Вун опять завыл и потянул за вторую руку сира Патрека. Она оторвалась от плеча, разбрызгивая ярко-красную кровь. Он как ребенок, отрывающий лепестки у маргаритки , подумал Джон.
— Кожаный, поговори с ним, успокой его. Старый язык, он понимает старый язык. Все остальные — назад . Уберите мечи, мы его пугаем. — Неужели они не видят, что великан ранен? Джон должен был прекратить это, иначе жертв могло стать больше. Они не представляли, насколько силен Вун Вун. Рог, мне нужен рог . Он увидел блеск металла, повернулся к нему. — Уберите оружие! — закричал он. — Вик, спрячь…
… нож , хотел сказать он. Когда Вик Виттлстик полоснул его по горлу, слова превратились в хрип. Джон увернулся от ножа, ровно настолько, что тот слегка царапнул кожу. Он порезал меня . Когда он дотронулся рукой до шеи, кровь потекла по его пальцам.
— За что?
— За Дозор, — Вик полоснул снова. На сей раз Джон поймал его запястье и начал выворачивать руку, пока тот не выронил кинжал. Долговязый стюард отпрянул назад, подняв руку, как будто говоря: «Не я, это был не я». Люди кричали. Джон потянулся за Длинным Когтем, но его пальцы словно одеревенели и стали неловкими. Почему-то он не мог достать меч из ножен.
Потом перед ним вырос Боуэн Марш, по щекам у него текли слезы.
— За Дозор, — он ударил Джона в живот. А когда убрал руку, кинжал остался там, куда он его воткнул.
Джон упал на колени. Он нащупал рукоятку кинжала и выдернул его. На морозном ночном воздухе рана словно дымилась.
— Призрак, — прошептал он. Боль накрыла его. Коли их острым концом . Когда третий кинжал настиг его между лопаток, он издал хрип и упал лицом в снег. Четвертый нож он уже не почувствовал. Только холод…
Десница королевы
Дорнийский принц умирал три дня.
Он испустил последний судорожный вздох на рассвете, мрачном и черном, когда темное небо извергало холодный ливень, превращая кирпичные улицы старого города в реки. Дождь затушил большинство пожаров, но струи дыма до сих пор поднимались из тлеющих руин бывшей пирамиды Хазкара, а великая черная пирамида Йеризана, в которой устроил себе логово Рейегаль, громоздилась в темноте, напоминая толстуху, увешанную сверкающими оранжевыми драгоценностями.
Возможно, боги все же не глухи , размышлял сир Барристан Селми, наблюдая за далекими пожарищами. Если бы не дождь, огонь уже пожрал бы весь Миэрин .
Он не замечал никаких следов драконов, впрочем, и не ожидал их увидеть — драконам не нравился дождь. Тонкая красная полоса на восточном горизонте отмечала место, откуда вскоре должно было появиться солнце. Зрелище напоминало Селми первую кровь, проступающую из раны. Зачастую, даже при глубокой ране, кровь появлялась раньше боли.
Он стоял у парапета на вершине Великой Пирамиды, проводя очередное утро в изучении неба, зная, что рассвет должен наступить, и надеясь, что королева придет вместе с ним. Она не забыла нас, она никогда не бросит свой народ , говорил он себе, когда услышал из королевских покоев предсмертный хрип принца.
Сир Барристан вошел внутрь. Дождевая вода стекала вниз по его белому плащу, сапоги оставляли мокрые следы на полу и коврах. По его приказу Квентина Мартелла положили на постель самой королевы. Юноша был рыцарем, и к тому же принцем Дорна. Позволить ему умереть на ложе, ради которого он пересек полмира, было бы милосердным. Постель оказалась безвозвратно испорчена — простыни, одеяла, подушки и матрасы воняли кровью и дымом, но сир Барристан полагал, что Дейенерис простит его.
Миссандея сидела у постели умирающего. Она оставалась с принцем день и ночь: заботилась обо всем, что ему еще требовалось; давала ему воду и маковое молоко, когда у него хватало сил пить; прислушивалась к редким вымученным словам, которые он выдыхал время от времени; читала ему, когда он утихал; засыпала в кресле рядом с ним. Сир Барристан просил виночерпиев королевы помочь, но зрелище сожженного человека было слишком даже для самых смелых из них. И Голубые Грации не пришли, несмотря на то, что он посылал за ними четыре раза. Возможно, последнюю из них уже унесла бледная кобыла.
Маленькая переписчица c Наата подняла голову при его приближении.
— Почтенный сир. Принцу уже не больно. Дорнийские боги забрали его домой. Видите? Он улыбается.
Откуда ты знаешь? У него больше нет губ . Лучше бы драконы сожрали его, по крайней мере, так милосерднее и быстрее. А это… Огонь — отвратительный способ умереть . Неудивительно, что половина адов создана из пламени .
— Накрой его.
Миссандея натянула покрывало на лицо принца.
— Что с ним сделают, сир? Он так далеко от дома.
— Я позабочусь, чтобы он вернулся в Дорн.
Но как? В виде пепла? Тогда потребовалось бы еще больше огня, чего сир Барристан не мог вынести. Мы должны очистить его кости от плоти. С помощью жуков, а не кипячения . У него дома за этим проследили бы молчаливые сестры, но здесь — Залив Работорговцев. Ближайшая молчаливая сестра находится в десяти тысячах лиг отсюда.
— Ступай спать, дитя. В свою собственную постель.
— Если ваша слуга не слишком дерзка, сир, вам следует сделать то же самое. Вы не спали всю ночь.
Не спал в течение многих лет. Со времен Трезубца. Великий мейстер Пицель однажды сказал ему, что старикам не нужно спать так долго, как молодым, но правда была в другом. Он достиг такого возраста, когда ему уже не хотелось закрывать глаза просто из страха, что они больше не откроются. Возможно, другие люди и желали бы умереть в постели, но подобная смерть не для рыцаря королевской гвардии.
— Ночи слишком длинные, — ответил он Миссандее, — и всегда найдется много разных дел. Здесь, как и в Семи Королевствах. Ты же сделала достаточно, дитя. Иди отдыхай. — И если боги будут милостивы, тебе не приснятся драконы .
После ухода девочки старый рыцарь откинул покрывало, чтобы в последний раз взглянуть на лицо Квентина Мартелла, или на то, что от него осталось. Плоть настолько слезла, что он видел под ней череп, а глазницы заполнял гной. Ему следовало оставаться в Дорне. Ему следовало оставаться лягушкой. Не все люди созданы для танца с драконами. Натягивая покрывало на мертвого принца, он поймал себя на мыслях о том, накроет ли кто-нибудь его королеву, или же ее тело будет лежать неоплаканным среди высоких трав Дотракийского моря, слепо уставившись в небо, пока плоть не истлеет на ее костях.
— Нет, — произнес он вслух, — Дейенерис не умерла. Она оседлала дракона, я видел собственными глазами.
Он говорил себе так уже сотни раз прежде… но с каждым днем верить становилось все сложнее. Ее волосы были в огне. Это я тоже видел. Она горела… и если я сам не видел ее падения, то сотни клянутся, что видели его.
На город надвигался день. Хотя дождь еще шел, но небо на востоке уже залил рассеянный свет. И вместе с солнцем появился Бритоголовый. Скахаз облачился в свою обычную одежду — черную складчатую юбку, поножи и рельефный нагрудник. Медная маска у него подмышкой была новой — голова волка с вывалившимся языком.
— Итак, — сказал он вместо приветствия, — дурак мертв, верно?