— Тогда давай спать, и пусть нам приснятся дни получше сегодняшнего. Закрой глаза. — Миссандея послушалась. Дени поцеловала ее сомкнутые веки и девочка хихикнула.
Целовать ребенка было легко, заснуть — куда труднее. Дени закрыла глаза и попыталась представить себе дом, Драконий Камень, Королевскую Гавань и все те края, о которых рассказывал ей Визерис, лежащие в землях, более милостивых, чем эта… но ее мысли, словно корабли, гонимые жестоким ветром, вновь и вновь возвращались к Заливу Работорговцев. Убедившись, что Миссандея уснула, Дени выскользнула из ее объятий и шагнула в предрассветную свежесть. Она облокотилась на прохладные каменные перила и окинула взглядом город. Под ней раскинулись тысячи крыш, окрашенных луной в цвета слоновой кости и серебра.
Где-то там, под защитой этих крыш, собрались сейчас Сыны Гарпии, обсуждая, как убить ее и всех, кому она дорога, и как вернуть в цепи ее детей. Где-то там голодный младенец плакал и просил молока. Где-то там умирала старуха. Где-то там обнимались юноша и девушка, неловко раздевая друг друга нетерпеливыми руками. Но здесь, наверху, только лунный свет струился по пирамидам и ямам, оставляя все, что под ними, скрытым от глаз. Здесь, наверху, не было никого, только она одна.
В ней текла кровь дракона. Она могла убить Сынов Гарпии, их сыновей и сыновей их сыновей. Но разве дракон может накормить голодного младенца, разве может он унять боль умирающей старухи? И разве кто-нибудь когда-нибудь осмелится полюбить дракона?
Она поймала себя на том, что вновь думает о Даарио Нахарисе, о Даарио с золотым зубом и бородой в форме трезубца, о его сильных руках, покоящихся на одинаковых рукоятях аракха и стилета, выкованных из золота в форме нагих женщин. В день отъезда, когда Дени прощалась с ним, он стоял, поглаживая их подушечками больших пальцев, едва касаясь. Я ревную его к рукояти меча, подумала она тогда, к женщинам из золота. Отправить его к овечьему народу было мудрым решением. Она все же королева, а в Даарио Нахарисе нет ничего королевского.
"Прошло уже столько времени, — говорила Дени сиру Барристану не далее, чем вчера. — Что, если Даарио предал меня и переметнулся к моим врагам? — Три измены должна ты испытать… — Что, если он встретил другую, какую-нибудь лазхаринскую принцессу?"
Ей было известно, что старый рыцарь не испытывает симпатии к Даарио и не доверяет ему. Тем не менее, ответ его был галантным: "Нет на свете женщины прекраснее Вашего Величества. Только слепой может думать иначе, а Даарио Нахарис отнюдь не слепой".
О, нет, подумала она, глаза у него василькового цвета с фиолетовым отливом, и когда он улыбается мне, его золотой зуб сверкает.
Впрочем, сир Барристан не сомневался в возвращении Даарио. И Дени оставалось только молиться, чтобы он был прав.
Надо принять ванну и успокоиться. Она прошла по террасе к бассейну, мягко ступая босыми ногами по траве. От прохладной воды по коже побежали мурашки. Крошечные рыбки покусывали ее ладони и ступни. Дени раскинулась на воде и закрыла глаза.
Легкий шелест заставил ее открыть их вновь. С тихим плеском она села в воде.
— Миссандея? — позвала она. — Ирри? Чхику?
— Они спят, — раздался ответ.
Под финиковым деревом стояла женщина, закутанная в мантию до пят, а лицо под капюшоном казалось твердым и блестящим. Это маска, поняла Дени, деревянная маска, покрытая красным лаком.
— Куэйта? Это сон? — она ущипнула себя за ухо и вздрогнула от боли. — Ты снилась мне на "Балерионе", когда мы приплыли в Астапор в первый раз.
— Это не было сном, как и сейчас.
— Что ты здесь делаешь? Как ты прошла мимо стражи?
— Я пришла другим путем. Твоя стража не видела меня.
— Я могу позвать их, и они убьют тебя.
— Они будут клясться, что меня тут нет.
— А ты здесь?
— Нет. Выслушай меня, Дейенерис Таргариен. Горят свечи из стекла. Скоро появится бледная кобыла, а за ней остальные. Кракен и темное пламя, лев и грифон, сын солнца и скомороший дракон. Не верь никому из них. Помни Бессмертных. Остерегайся надушенного сенешаля.
— Резнак? Почему я должна бояться его? — Дени поднялась на ноги. Вода струйками стекала по телу, руки на прохладном ночном воздухе покрылись гусиной кожей. — Если хочешь предупредить меня о чем-то, выражайся яснее. Чего ты от меня хочешь, Куэйта?
В глазах женщины отражался лунный свет.
— Указать тебе путь.
— Я помню его. Я должна идти на север, чтобы попасть на юг, на восток, чтобы попасть на запад, вернуться назад, чтобы двигаться вперед. А чтобы достичь света, мне придется пройти через тень, — она скрутила серебристые волосы, отжимая воду. — Меня уже тошнит от загадок. В Кварте я была нищенкой, но здесь я королева. И я повелеваю тебе…
— Дейенерис. Помни Бессмертных. Помни, кто ты есть.
— Я — кровь дракона. — Но мои драконы ревут во тьме. — Я помню Бессмертных. "Дитя троих", назвали они меня. Трех коней я должна оседлать, три огня зажечь, три измены испытать… Одну ради крови, другую ради денег, и еще одну ради…
— Ваше Величество? — в дверях королевской спальни стояла Миссандея с лампой в руках. — С кем вы разговариваете?
Дени обернулась и посмотрела на финиковое дерево. Женщины не было. Никакой мантии с капюшоном, никакой лакированной маски, никакой Куэйты.
С тенью. С воспоминаниями. Ни с кем. В ней течет кровь дракона, но сир Барристан предупреждал, что эта кровь — порченая. Быть может, я схожу с ума? Ее отца называли безумным.
— Я молилась, — ответила она девочке из Наата. — Скоро рассвет. Я бы поела, перед тем как принимать просителей.
— Я принесу вам завтрак.
Вновь оставшись в одиночестве, Дени обошла пирамиду в поисках Куэйты, мимо обугленных деревьев и выжженной земли — там, где ее люди пытались поймать Дрогона. Но единственным звуком здесь был шум ветра в ветвях фруктовых деревьев, а единственными живыми созданиями в садах — пара бледных мотыльков.
Миссандея вернулась с дыней и сваренными вкрутую яйцами, но Дени вдруг поняла, что не хочет есть. Когда небо посветлело и звезды исчезли одна за другой, Ирри и Чхику помогли ей надеть токар из фиолетового шелка с золотой бахромой.
Когда вошли Резнак и Скахаз, она поймала себя на том, что смотрит на них с недоверием, памятуя о трех изменах. Остерегайся надушенного сенешаля. Дени с подозрением втянула воздух, пытаясь уловить аромат, исходивший от Резнака мо Резнака. Можно было бы приказать Бритоголовому взять его под стражу и допросить. Если предательство предупредить, то пророчество не сбудется? Или же освободившееся место займет какой-нибудь другой изменник? Пророчества обманчивы, напомнила она себе, и Резнак может оказаться всего лишь тем, кем кажется.
Войдя в пурпурный зал, Дени увидела на своем кресле черного дерева кипу атласных подушек. Тень улыбки тронула ее лицо. Сир Барристан постарался, догадалась она. Старый рыцарь — прекрасный человек, но иногда понимает слова слишком буквально. Это была всего лишь шутка, сир, подумала Дени, но использовала одну из подушек по назначению.
Бессонная ночь давала о себе знать. Вскоре она уже еле сдерживала зевоту, слушая журчащую речь Резнака, который докладывал о гильдиях ремесленников. Похоже, каменотесы были ею страшно недовольны, равно как и каменщики. Среди бывших рабов нашлись и те, кто мог тесать камень, и те, кто мог класть его, а мастера гильдии и их подмастерья оставались без работы.
— Вольноотпущенники просят за свою работу слишком мало, Великолепная, — сказал Резнак. — Некоторые называют себя подмастерьями и даже мастерами, а ведь так могут именовать себя лишь члены гильдии. Каменщики и каменотесы почтительно просят Вашу Милость восстановить их в исконных правах и обычаях.
— Вольноотпущенники просят меньше, потому что им надо зарабатывать на еду, — заметила Дени. — Если я запрещу им тесать или класть камень, завтра у моего порога будут бакалейщики, ткачи и ювелиры, с точной такой же просьбой, — она на мгновение задумалась. — Запишите, что с сего дня только члены гильдии могут именовать себя мастерами или подмастерьями… при условии, что членом гильдии сможет стать любой освобожденный, подтвердивший свое умение.
— Так и запишем, — сказал Резнак. — Желает ли Ваша Милость выслушать благородного Хиздара зо Лорака?
Неужели он никогда не отступится?
— Пусть подойдет.
Сегодня на Хиздаре не было токара. Вместо него он надел простой серо-голубой халат. Под стать была и прическа. Он сбрил свою бороду и обрезал волосы, отметила она про себя. Не то, чтобы он стал бритоголовым, но по крайней мере состриг эти нелепые крылья.
— Твой цирюльник поработал на славу, Хиздар. Надеюсь, ты явился для того, чтобы продемонстрировать мне его работу, и не собираешься снова изводить меня просьбами об открытии бойцовых ям?
Он отвесил глубокий поклон:
— Боюсь, что я должен, Ваше Величество.
Дени скорчила гримаску. Даже ее собственные люди никак не оставят в покое эти ямы. Резнак мо Резнак не упускал возможности отметить, насколько налоги с них пополнят казну. Зеленая Грация утверждала, что открытие ям будет угодно богам. Бритоголовый считал, что такое решение даст Дени поддержку, которая так нужна в противостоянии с Сынами Гарпии. "Пусть дерутся," — басил Бельвас-Силач, который в свое время был победителем многих подобных боев. Сир Барристан предложил провести турнир: его воспитанники могли бы сбивать на полном скаку копьями кольца и сразиться в общей схватке на тупых мечах. Но Дени понимала, что у этого предложения нет никаких шансов, хотя намерения сира Барристана были самыми благими. Миэринцы желают смотреть на кровь, а не на мастерство. В противном случае бойцовые рабы надевали бы доспехи. Казалось, только малютка Миссандея разделяла ее дурные предчувствия.
— Уже шесть раз я отвечала тебе отказом, — напомнила Хиздару Дени.