— Когда я вошел в Зал Тысячи Престолов умолять Чистокровных сохранить твою жизнь, я говорил им, что ты не более чем дитя, — продолжал Ксаро, — но Эгон Эмерос, Блистательный, поднялся и сказал: "Она безрассудное дитя, безумное и непредусмотрительное, и слишком опасное, чтобы жить." Когда твои драконы были маленькими, они были чудом. Выросшие, они словно пламенный меч над миром, несущий смерть и разрушение, — он вытер слезы. — Я должен был убить тебя в Кварте.
— Я была вашей гостьей, ела ваше мясо и мед, — произнесла она. — В память обо всем, что вы сделали для меня, я прощу эти слова… когда-нибудь… но никогда не позволю угрожать мне снова.
— Ксаро Ксоан Даксос не угрожает. Он обещает.
Ее печаль превратилась в ярость.
— А я обещаю тебе, что если ты не уйдешь до рассвета, мы все узнаем, могут ли слезы лжеца потушить огонь драконов. Оставь меня, Ксаро. Быстро.
Он ушел, но оставил после себя свой мир. Дени села на скамейку и устремила пристальный взгляд через синее шелковое море к далёкому Вестеросу.
Однажды, пообещала она себе.
На следующее утро галеры Ксаро ушли, но в Заливе Работорговцев остался его "подарок". Длинные красные вымпелы слетели с мачт тринадцати кораблей Кварта, извиваясь на ветру. И когда Дейенерис спустилась для приема, посыльный с кораблей уже ждал её. Он не произнес ни слова, только положил к её ногам черную атласную подушку, на которой покоилась окровавленная перчатка.
— Что это? — спросил Скахаз. — Окровавленная перчатка…
— …означает войну, — сказала королева.
Джон
— Остерегайтесь крыс, милорд, — Скорбный Эдд указывал Джону путь вниз по лестнице, держа в одной руке фонарь. — Они издают чудовищный писк, если на них наступишь. Моя мать имела обыкновение визжать так же, когда я был мальчишкой. Если подумать, в ней, должно быть, тоже было что-то от крысы. Каштановые волосы, глазки-бусинки, сыр любила. Наверное, у нее и хвост имелся, просто я никогда не проверял.
Все помещения Черного Замка были связаны лабиринтом туннелей, которые братья назвали "червоточинами". Темные и мрачные, туннели располагались глубоко под землей, поэтому летом червоточинами почти не пользовались, но стоило задуть зимним ветрам и выпасть снегу, как они становились самым быстрым способом перемещения по замку. Стюарды уже пустили их в ход — когда Джон шел по туннелю, а его шаги отдавались эхом далеко впереди, он заметил в некоторых настенных нишах зажженные свечи.
Боуэн Марш ждал на перекрестке четырех червоточин. С ним был Вик Виттлстик, высокий и тощий, словно копье.
— Здесь данные о трех предыдущих ревизиях, — сказал Марш Джону, передавая ему толстую стопку бумаг, — для сравнения с нынешним состоянием складов. Начнем с зернохранилищ?
Они двигались под землей через серый сумрак. Вход в каждую кладовую преграждала массивная дубовая дверь с железным замком размером с большую тарелку.
— Были случаи воровства? — спросил Джон.
— Пока что нет, — ответил Боуэн Марш. — Но когда придет зима, со стороны вашей светлости будет разумным выставить здесь посты.
Вик Виттлстик носил ключи на кольце вокруг шеи. На взгляд Джона, все они выглядели одинаково, но Вик каким-то образом находил для каждой двери подходящий. Оказавшись внутри, он доставал из мешочка кусок мела размером с кулак и отмечал каждую бочку, мешок и бутыль, чтобы посчитать их, пока Марш сравнивал новые данные со старыми отчетами.
В зернохранилищах были овес, пшеница, ячмень и бочки с мукой грубого помола. В подвалах со стропил свисали гирлянды из головок лука и чеснока, а полки заполняли мешки с морковью, пастернаком, редькой, белой и желтой репой. В одной из кладовых хранились головки сыра — такие большие, что один человек не смог бы сдвинуть их с места. В следующей кладовой, в ряды по десять футов высотой, были сложены бочки соленой говядины, соленой свинины, соленой баранины и соленой трески. Три сотни окороков и три тысячи длинных черных колбас свисали с потолочных балок под коптильней. В шкафах со специями они обнаружили перец, гвоздику, корицу, семена горчицы, кориандр, обычный и мускатный шалфей, петрушку и бруски соли. В других местах хранились бочки яблок и груш, высушенный горох, сушеный инжир, мешки лесных орехов, каштанов, миндаля, бруски лосося холодного копчения, глиняные кувшины, заполненные оливковым маслом и запечатанные воском. Еще в одной кладовой имелись: заготовленная в горшках зайчатина, бедро оленя в меде, маринованная капуста, маринованная свекла, маринованный лук, маринованные яйца и маринованная сельдь.
Они переходили из одного погреба в другой, и червоточины становились все холоднее. Вскоре Джон уже видел свое дыхание в свете фонаря:
— Мы под Стеной.
— А скоро будем внутри нее, — сказал Марш. — Мясо не портится в холоде. Для долгого хранения это лучше, чем засолка.
Следующая дверь была из ржавого железа. За ней начинались деревянные ступени. Скорбный Эдд освещал путь фонарем. Пройдя по лестнице, они оказались в туннеле, таком же длинном, как главный чертог Винтерфелла, хотя и не шире обычной червоточины. Ледяные стены ощетинились железными крюками. С каждого свисали огромные куски мяса: освежеванные олени и лоси, говяжьи полутуши, внушительных размеров свиньи, подвешенные под потолком, безголовые овцы и козы, и даже лошади и медведи. Все они были в инее.
Пока производился подсчет, Джон стянул перчатку с левой руки и дотронулся до ближайшей оленьей ноги. Он почувствовал, как пальцы прилипают и, отдергивая руку, лишился кусочков кожи. Кончики пальцев онемели. А чего ты ожидал? Над твоей головой — груда льда, которая весит больше тонн, чем способен сосчитать Боуэн Марш. Тем не менее, в помещении все равно было холоднее, чем должно бы.
— Все еще хуже, чем я ожидал, милорд, — объявил Марш, окончив ревизию. Теперь он выглядел мрачнее, чем Скорбный Эдд.
Джон как раз раздумывал о том, что все мясо мира собрано вокруг них. Ничего ты не знаешь, Джон Сноу.
— Как же так? Похоже, что здесь навалом еды.
— Лето было долгим, урожаи — обильными, а лорды — щедрыми. Мы отложили достаточно на три года зимы. На четыре — если будем экономными. Но теперь, если мы продолжим кормить людей короля, королевы и всех одичалых… В одном Кротовом городке тысяча бесполезных ртов, и их число растет. Только вчера у ворот появились трое, дюжина — позавчера. Так не может продолжаться. Поселить их в Даре — прекрасная затея, вот только уже слишком поздно для посадки зерновых. Мы будем питаться лишь репой и гороховой кашей еще до конца этого года. А после — начнем пить кровь наших лошадей.
— Ням-ням, — заявил Скорбный Эдд. — Ничто не сравнится с чашей горячей лошадиной крови в холодную ночь. Я лично предпочитаю ее присыпанной щепоткой корицы.
Лорд-стюард не обратил на него внимания:
— Еще начнутся болезни, — продолжил он, — кровоточащие десны и выпадающие зубы. Мейстер Эйемон говорил, это лечится соком лайма и свежим мясом, но лайм закончился год назад, и у нас недостаточно корма для скота, чтобы располагать свежим мясом. Нам следует забить скот, оставив только несколько пар для разведения. Уже давно пора. В прошлые зимы продовольствие поставлялось по Королевскому Тракту с юга, но с этой войной… Я знаю, пока все еще осень, но несмотря на это, я бы посоветовал перейти на зимние пайки, если так будет угодно милорду.
Парням это понравится.
— Раз так нужно, мы урежем порцию каждого на четверть.
Если мои братья недовольны мной сейчас, что же они скажут, когда будут есть снег и толченые желуди?
— Это поможет, милорд, — тон лорда-стюарда ясно дал понять: он не думает, что это поможет в достаточной мере.
Скорбный Эдд произнес:
— Теперь я понимаю, зачем король Станнис позволил одичалым пройти через Стену. Он приготовил их нам на съедение.
Джону пришлось улыбнуться:
— До этого не дойдет.
— О, замечательно, — отреагировал Эдд. — Они выглядят очень жилистыми, а мои зубы уже не такие острые, как в молодости.
— Если бы у нас было достаточно денег, мы могли бы купить еду на юге и привезти ее сюда по морю, — сказал лорд-стюард.
Могли бы, подумал Джон, будь у нас золото и кто-нибудь, желающий продать нам еду. Оба этих условия были невыполнимы. Самым лучшим шансом для нас может стать Орлиное Гнездо. Долина Аррен славилась своей плодородностью, и ее не коснулись сражения. Джон гадал, как сестра леди Кейтилин отнеслась бы к мысли снабдить продовольствием бастарда Неда Старка. Когда он был мальчиком, у него часто возникало чувство, что леди не поделилась бы с ним и кусочком.
— Мы всегда сможем охотиться, если нужно, — вставил Вик Виттлстик. — В лесах еще есть дичь.
— И одичалые, и темные твари, — возразил Марш. — Я бы не стал посылать охотников, милорд. Я бы не стал.
Нет. Ты бы закрыл навсегда наши ворота и запечатал их камнями и льдом. Он знал, что половина Черного Замка была согласна с мнением лорда-стюарта. Другая половина высмеивала их. "Ага, запечатайте наши ворота и водрузите свои толстые черные задницы на Стену, а вольный народ пройдет толпами по Мосту Черепов или через какие-нибудь ворота, которые считались запечатанными последние пятьсот лет, — громко заявил старый лесничий Дайвен два дня назад за ужином. — У нас нет людей, чтобы уследить за сотней лиг Стены. Тормунд Великанья Задница и чертов Плакальщик тоже знают об этом. Когда-нибудь видели утку, вмерзшую лапами в лед пруда? С воронами такое тоже случается". Большинство разведчиков поддерживало Дайвена, а стюарды и строители склонялись к Боуэну Маршу.
Но об этом можно было подумать позже. Здесь и сейчас главной проблемой была еда.
— Мы не сможем оставить короля Станниса и его людей умирать с голоду, даже если бы захотели, — сказал Джон. — Если ему будет нужно, он просто заберет все силой. У нас нет людей, чтобы остановить его. И одичалых тоже надо кормить.
— Но как, милорд? — спросил Боуэн Марш.