— А девочек? — спросила девочка. Она казалась такой же юной, как Арья, когда Джон в последний раз видел ее.
— Шестнадцати лет и старше.
— Вы принимаете мальчиков с двенадцати.
В Семи Королевствах мальчики в двенадцать часто становились пажами и оруженосцами, многие упражнялись во владении оружием. Девочки в двенадцать были детьми. Но это же одичалые.
— Как хотите. Мальчиков и девочек с двенадцати лет. Но только тех, кто знает, как подчиняться приказам. Это относится ко всем. Я никогда не попрошу вас преклонить передо мной колено, но я назначу над вами капитанов и сержантов, которые будут говорить вам, когда вставать и когда ложиться, где есть, когда пить, что носить, когда обнажать мечи и выпускать стрелы. Люди Ночного Дозора служат всю жизнь. Я не буду просить вас о том же, но пока вы на Стене, вы будете под моим командованием. Не подчинитесь приказу — и я отрублю вам голову. Спросите моих братьев, если не верите. Они видели, как я это делал.
— Отрублю, — закричал ворон Старого Медведя. — Отрублю, отрублю, отрублю.
— Выбор за вами, — сказал им Джон. — Те, кто хочет помочь нам удерживать Стену, вернутся вместе со мной в Черный Замок. Там я вооружу вас и буду кормить. Остальные могут забрать свою репу с луком и ползти обратно в норы.
Девочка первой вышла вперед:
— Я могу сражаться. Моя мать была копьеносицей.
Джон кивнул. Ей, возможно, еще нет двенадцати, думал он, когда она протискивалась между двуми стариками, но он не собирался отвергать единственного новобранца.
За ней последовала пара подростков, мальчики не старше четырнадцати. Затем мужчина со шрамом и без глаза:
— Я тоже их видел, мертвых. Даже вороны лучше них.
Высокая копьеносица, старик с костылем, круглолицый мальчик с иссохшей рукой, молодой мужчина, чьи рыжие волосы напомнили Джону об Игритт.
И Халлек.
— Ты мне не нравишься, ворона, — прорычал он, — но мне и Манс никогда не нравился, и моей сестре тоже. Но мы все же за него сражались. Почему бы теперь не сражаться за тебя?
После этого словно прорвало плотину. Халлека знали многие. Манс не ошибался. "Вольный народ не пойдет за именами или за символами, вышитыми на тунике, — говорил ему Король-за-Стеной. — Они не будут плясать за золото — им неважно, как ты величаешь себя, какой пост занимаешь или кем был твой дед. Они пойдут за силой. Они пойдут за человеком".
За Халлеком последовали его кузены, потом — один из знаменосцев Хармы, потом — люди, которые с ней сражались, потом — те, кто слышал рассказы об их отваге. Старики и зеленые юнцы, воины в расцвете сил, раненые и калеки, пара десятков копьеносиц и даже трое Рогоногих.
Но не Тенны. Магнар развернулся и исчез в туннелях, его одетые в бронзу приближенные ушли следом за ним.
К тому времени, как последнее иссохшее яблоко было отдано, повозки заполнились одичалыми и колонна стала на шестьдесят три человека сильнее, чем утром, когда она отправлялась из Черного Замка.
— Что вы собираетесь с ними делать? — спросил Джона Боуэн Марш на обратном пути по Королевскому тракту.
— Обучу их, вооружу и разделю. Отправлю их туда, где они нужны. В Восточный дозор, Сумеречную Башню, Ледовый Порог, Серый Страж. Я планирую открыть еще три крепости.
Лорд-стюард бросил взгляд назад:
— А женщины? Наши братья не привыкли к их присутствию, милорд. Их обеты… будут драки, изнасилования…
— У этих женщин есть ножи, и они знают, как ими пользоваться.
— А что будет, если одна из этих копьеносиц перережет глотку кому-нибудь из наших братьев?
— Мы потеряем одного человека, — ответил Джон, — но мы только что приобрели шестьдесят три. Вы хорошо считаете, милорд. Поправьте, если я не прав, но по моим подсчетам мы в выигрыше с шестидесятью двумя.
Марша это не убедило:
— Вы добавили нам шестьдесят три рта, милорд… но сколько из них бойцов, и на чьей стороне они будут сражаться? Если на пороге окажутся Иные, скорее всего, одичалые останутся с нами, согласен… Но если придет Тормунд Великанья Смерть или Плакальщик с десятком тысяч головорезов, что тогда?
— Тогда и узнаем. Будем надеяться, что до этого не дойдет.
Тирион
Ему пригрезились его лорд-отец и Скрытый Господин. В видении они были единым целым, и когда отец обнял Тириона каменными руками и наклонился, чтобы одарить серым поцелуем, он очнулся с пересохшей глоткой, ржавым привкусом крови во рту и сердцем, стучащим словно молот.
— Наш мертвый карлик вернулся к нам, — сказал Халдон.
Тирион тряхнул головой, смахивая паутину сна.
Печали. Я растворился в Печалях.
— Я не мертвый.
— Это еще неизвестно, — Полумейстер склонился над ним. — Утка, будь хорошей птичкой, согрей немного бульона для нашего маленького друга. Он, должно быть, проголодался.
Тирион осознал, что находится на "Робкой Деве", под колючим одеялом, пахнущим уксусом.
Печали уже позади. Все это мне просто привиделось, пока я тонул.
— Почему от меня несет уксусом?
— Им тебя вымыла Лемора. Считается, помогает не подхватить серую хворь. Я склонен в этом сомневаться, но попробовать невредно. Это Лемора выкачала воду из твоих легких, когда Гриф вытащил тебя из реки, холодного, как лед, с посиневшими губами. Яндри говорил, что нужно выкинуть обратно, но парень запретил.
Принц. И тут все вспомнилось: каменный человек, тянущийся к нему потрескавшимися серыми руками, кровь, сочащаяся с костяшек его пальцев. Он был тяжелым, как валун, когда волок меня вглубь.
— Гриф вытащил? — он должен очень меня ненавидеть, иначе позволил бы мне умереть. — Сколько я проспал? Что это за место?
— Селхорис.
Халдон извлек из рукава маленький ножик.
— Держи, — сказал он и неожиданно бросил его в Тириона.
Карлик отшатнулся. Нож воткнулся в палубу у него между ног и задрожал. Он рывком выдернул его:
— Это еще зачем?
— Сними сапоги и кольни каждый палец на руках и ногах.
— Кажется, это будет… довольно болезненно.
— Надеюсь. Давай.
Тирион скинул один сапог, потом другой, затем стянул чулки и украдкой взглянул на пальцы. Ему показалось, что они выглядели не лучше и не хуже, чем обычно. Карлик робко ткнул ножиком большой палец.
— Сильнее! — потребовал Халдон Полумейстер.
— Ты хочешь, чтобы я пустил себе кровь?
— Если будет нужно.
— У меня все пальцы коростой покроются.
— Твои пальцы меня не волнуют. Я хочу видеть, как ты вздрогнешь от этого. Пока уколы вызывают боль — все в порядке. Начнешь переживать, только если не почувствуешь порезов.
Серая хворь. Тирион скривился. Он кольнул еще один палец и выругался, когда капля крови выступила у кончика ножа.
— Тут больно. Счастлив?
— Готов плясать от радости.
— Твои ноги воняют сильнее, чем мои, Йолло, — Утка принес чашу бульона. — А ведь Гриф тебя предупреждал — не надо прикасаться к каменным людям.
— Ага, но он забыл предупредить каменных людей, что не надо прикасаться ко мне.
— Когда колешь, проверяй, нет ли участков мертвой серой кожи, не чернеют ли ногти, — сказал Халдон. — Если увидишь такие признаки, не медли. Лучше потерять палец, чем ногу. И лучше потерять руку, чем провести жизнь, завывая на Мосту Грез. Теперь другую ногу, будь любезен. Потом пальцы на руках.
Карлик изменил положение своих чахлых ножек и продолжил колоть пальцы:
— Член мне тоже уколоть?
— Не повредит.
— Тебе не повредит, ты хочешь сказать. Хотя, если учесть, как часто я им пользуюсь, то проще отрезать совсем.
— Не сдерживай себя. Мы его обработаем раствором, набьем и продадим за бешеные деньги. Член карлика обладает магической силой.
— Я многие годы говорил это всем своим женщинам, — Тирион направил острие кинжала в подушечку большого пальца, посмотрел, как выступает кровь и слизнул ее. — И сколько мне продолжать себя истязать? Когда мы убедимся, что я чист?
— Честно? — ответил Полумейстер. — Никогда. Ты выхлебал полреки. Может быть, прямо сейчас ты становишься серым, превращаясь в камень изнутри, начиная с сердца и легких. А если так, то уколы пальцев и купание в уксусе тебя не спасут. Когда закончишь, выпей бульона.
Бульон был хорош, но Тирион заметил, что пока он ел, Полумейстер держался по другую сторону стола.
"Робкую Деву" пришвартовали к ветхому пирсу на восточном берегу Ройны. Через два причала от них с волантийской речной галеры выгружались солдаты. Под стеной из песчаника ютились лавки, хлева и склады. За ними виднелись башни и купола города, красные в свете заката.
Да, не такой уж и большой город. Селхорис можно было счесть обычным городком, и правили им из Старого Волантиса. Это не Вестерос.
Лемора поднялась из каюты в сопровождении принца. Увидев Тириона, она бросилась к нему через палубу и обняла:
— Мать милосердна. Мы молились за тебя, Хугор.
Ты, по меньшей мере. — Я на вас за это не в обиде.
Приветствие молодого Грифа было менее горячим. Принц-мальчишка пребывал в дурном настроении — злился, что его заставили остаться на "Робкой Деве", не пустив на берег с Яндри и Исиллой.
— Мы всего лишь думаем о вашей безопасности, — говорила ему Лемора. — Время сейчас неспокойное.
Халдон Полумейстер пояснил:
— По пути от Печалей до Селхориса мы трижды замечали всадников, скачущих на юг вдоль восточного берега. Дотракийцев. Однажды они проехали так близко, что были слышны колокольчики в их косах, и иногда по ночам за восточными холмами мы видели костры. Еще мимо нас проходили военные корабли — волантийские речные галеры, полные воинов-рабов. Ясно, что триархи боятся нападения на Селхорис.
Тирион быстро понял, о чем идет речь: из всех крупных поселений на Ройне только Селхорис находился на восточном берегу, и потому был гораздо более уязвим перед дотракийцами, чем его товарищи по другую сторону реки. Но даже если и так — невелика добыча. На месте кхала я бы нанес отвлекающий удар, напав на этот городок. И когда волантийцы бросятся его защищать, я бы повернул на юг и обрушился на сам Волантис.