— У тебя есть девушка, которая разговаривает на языке Вестероса? — спросил Тирион. Хозяин прищурился, не понимая, тогда он повторил вопрос на высоком валирийском.
На этот раз мужчина, казалось, уловил пару слов и ответил на волантийском:
— Закатная девушка, — все, что карлику удалось разобрать. Он решил, что имеется в виду "девушка из Закатных Королевств".
В борделе оказалась всего лишь одна такая, и вовсе не Тиша. У этой были веснушчатые щеки и жесткие рыжие кудри на голове, что обещало такие же веснушки на груди и рыжие волоски между ног.
— Она подойдет, — сказал Тирион. — И еще дайте мне кувшин вина. Красное вино к рыжей плоти.
Шлюха смотрела на его безносое лицо, в глазах явно читалось отвращение.
— Тебе неприятно, милашка? Я неприятное существо, о чем бы тебе с готовностью поведал мой отец, если бы не помер и не завонялся.
Хотя она и походила на жительницу Вестероса, но не могла произнести ни слова на общем языке. Возможно, она попала в рабство еще ребенком. Ее спальня была маленькой, но на полу лежал мирийский ковер, и матрац оказался набит перьями, а не соломой. Я видел и похуже.
— Назовешь мне свое имя? — спросил он, взяв чашу вина из ее рук. — Нет?
Вино было крепким и кислым, и не нуждалось в переводе.
— Думаю, мне пора навестить твою дырку, — он вытер рот тыльной стороной ладони. — Ты когда-нибудь уже спала с чудовищем? Сейчас самое подходящее время попробовать. Снимай свои тряпки, и ложись на спину, если тебе не трудно. Или даже если трудно.
Она недоуменно смотрела на него, пока он не забрал из ее рук кувшин и не задрал юбку ей на голову. После этого она поняла, чего от нее ждут, хотя и не проявила резвости в постели. Тирион так давно не спал с женщиной, что излился в нее уже после трех толчков.
Он откатился от нее, ощущая скорее стыд, чем удовлетворение. Это было ошибкой. Каким убогим существом я стал.
— Ты знаешь женщину по имени Тиша? — спросил он, наблюдая, как его семя вытекает из нее на кровать. Шлюха не отвечала. — А знаешь, куда отправляются шлюхи? — Снова молчание в ответ.
Спину девушки покрывали шрамы и рубцы. Эта девка в постели как дохлятина. Я только что трахнул труп. Даже глаза ее были мертвыми. У нее нет сил даже ненавидеть меня.
Ему нужно вино. Много вина. Он обеими руками схватил кувшин и поднес к губам. Полилось красное вино: часть потекла в глотку, часть — вниз по подбородку. Оно закапало с его бороды и намочило перину. В пламени свечей вино казалось таким же темным, как то, которым отравили Джоффри. Выпив, он отшвырнул пустой кувшин, скатился с кровати и, пошатываясь, попытался нащупать ночной горшок. Найти его не удалось. Желудок вдруг отяжелел, и следом он обнаружил, что стоит на коленях и блюет прямо на ковер. На этот чудесный толстый мирийский ковер, успокаивающий словно ложь.
Шлюха расплакалась от огорчения. Они обвинят ее, понял он со стыдом.
— Отрежь мне голову и отнеси ее в Королевскую Гавань, — предложил ей Тирион. — Моя сестра даст тебе титул леди, и никто никогда тебя больше не высечет. — Этого она тоже не поняла, так что он раздвинул ей ноги, пролез между ними и взял ее еще раз. Это она, по крайней мере, могла понять.
Позже, когда вино исчерпалось, как и он сам, карлик смял одежду девицы и вышвырнул за дверь. Она поняла намек и убежала, оставив его одного в темноте все глубже погружаться в перину. Я вонючий пьяньчуга. Он не решался закрыть глаза, боясь заснуть. За завесой сна его поджидали Печали. Бесконечно восходящие каменные ступени: крутые, скользкие и коварные, а на вершине — Скрытый Господин. Я не хочу встречаться со Скрытым Господином. Тирион влез в одежду и ощупью нашел дорогу к лестнице. Гриф спустит с меня шкуру. Хотя, что с того? Если и есть где-то карлик, жаждущий свежевания, то это я.
На полпути вниз по ступенькам он оступился. Кое-как он сумел смягчить падение руками, превратив его в неуклюжий грохочущий кувырок. Шлюхи удивленно уставились на него, когда он приземлился у подножия лестницы. Тирион поднялся на ноги и поклонился им:
— Когда я пьян, я куда проворнее. — Он повернулся к хозяину. — Боюсь, я испортил ваш ковер. Девчонка не виновата. Позвольте, я заплачу.
Он вытащил горсть монет и бросил их мужчине.
— Бес, — раздался низкий голос у него за спиной.
В темном углу комнаты сидел мужчина с извивающейся шлюхой на коленях. Я не видел эту девку. А то отвел бы наверх ее, а не веснушчатую. Она выглядела моложе остальных, стройная и хорошенькая, с длинными серебристыми волосами. Похоже, лиссенийка… но человек, на коленях у которого она сидела, был из Семи Королевств. Плотный и широкоплечий, лет сорока, или немного старше. Добрая половина его головы облысела, но щеки и подбородок покрывала грубая щетина, а руки заросли густыми волосами, пробившимися даже на костяшках пальцев.
Его вид не понравился Тириону, а большой черный медведь на накидке — и того меньше. Шерсть. Он носит шерсть в такую жару. Кто кроме рыцаря может быть настолько чертовски безумным?
— Как приятно услышать общий язык вдали от дома, — заставил он себя произнести. — Но, боюсь, вы меня с кем-то перепутали. Меня зовут Хугор Хилл. Могу ли я угостить вас чашей вина, друг мой?
— Я уже достаточно пьян, — рыцарь оттолкнул шлюху в сторону и встал на ноги. Портупея висела рядом с ним на крючке, он снял ее и обнажил клинок, сталь зашуршала по коже. Шлюхи с интересом наблюдали, в их глазах сверкали огоньки свечей. Хозяин исчез.
— Ты мой, Хугор.
Тирион не мог ни убежать от него, ни побороть. И он был настолько пьян, что не мог даже надеяться перехитрить его. Он развел руками.
— И что ты собираешься со мной делать?
— Доставить тебя, — ответил рыцарь, — королеве.
Дейенерис
Галазза Галар прибыла в Великую Пирамиду в сопровождении дюжины Белых Граций — девочек благородного происхождения, еще слишком юных для службы в храмовых садах наслаждений. Вместе они представляли собой прелестную картину: гордая старица во всем зеленом, окруженная маленькими девочками в белых одеяниях и вуалях — доспехах своей невинности.
Королева тепло приняла их, а затем вызвала Миссандею присмотреть, чтобы девочек покормили и развлекли, пока она ужинает наедине с Зеленой Грацией.
Повара приготовили великолепное блюдо из медовой баранины, благоухающей тертой мятой, и маленьких зеленых фиг, которые ей так нравились. Двое полюбившихся Дени заложников подавали на стол и следили, чтобы кубки не оставались пустыми — Кезза, маленькая девочка с наивными глазами, и тощий мальчик Гразар. Они были братом и сестрой и приходились родственниками Зеленой Грации, которая приветствовала их поцелуями и спросила, хорошо ли дети себя ведут.
— Они оба очень милые, — уверила ее Дени. — Кезза иногда поет для меня, у нее чудесный голос. А Гразара вместе с другими мальчиками сир Барристан обучает в традициях западного рыцарства.
— Они моя кровь, — сказала Зеленая Грация, когда Кезза наполнила ее кубок темно-красным вином. — Приятно слышать, что они хорошо служат Вашему Сиятельству. Надеюсь, я смогу сделать то же самое.
У старухи были белые волосы и тонкая пергаментная кожа, но глаза с годами не потускнели. Они были зелеными, как ее одежды; глаза, полные печали и мудрости.
— Простите, что говорю вам это, но Ваше Сиятельство выглядит… уставшей. Вы плохо спите?
Дени едва не рассмеялась:
— Не очень хорошо. Прошлой ночью три квартийские галеры подплыли к Скахазадхану под покровом темноты. Воины Матери обстреляли их паруса залпами огненных стрел и забросали палубы горшками с горящей смолой, но галеры быстро ускользнули, не получив сильных повреждений. Квартийцы намерены перекрыть нам доступ к реке, как уже закрыли залив. И они больше не одни. К ним присоединились три галеры из Нового Гиса и каррак из Толоса.
На предложение о союзе толосийцы ответили тем, что объявили ее шлюхой и потребовали вернуть Миэрин Великим Господам. Но даже это было лучше, чем ответ Мантариса, присланный по караванному пути в кедровом сундуке. В нем она обнаружила засоленные головы трех своих послов.
— Возможно, ваши боги помогут нам, — добавила Дени. — Попросите их послать шторм и вынести галеры из залива.
— Я помолюсь и совершу жертвоприношение. Быть может, боги Гиса услышат меня, — Галазза Галар потягивала вино, не спуская глаз с Дени. — Шторма бушуют не только за стенами, но и внутри. Прошлой ночью убили еще нескольких вольноотпущенников, насколько мне известно.
— Трех, — от этого слова во рту осталась горечь. — Трусы вломились к ткачихам-вольноотпущенницам, которые никому не причинили вреда. Все, что они делали — просто создавали прекрасные вещи. Подаренный ими гобелен висит над моей кроватью. Сыны Гарпии сломали ткацкий станок и изнасиловали женщин, прежде чем перерезали им глотки.
— Об этом мы слышали. И все же Ваше Сиятельство еще находит в себе мужество отвечать на резню милосердием. Вы не причинили вреда никому из знатных детей, которых держите в заложниках.
— Пока нет.
Дени полюбила своих юных заложников. Среди них были робкие и смелые, ласковые и угрюмые, но все они были невинны.
— Если я убью своих виночерпиев, кто нальет мне вина и принесет ужин? — сказала она, стараясь перевести это в шутку.
Жрица не улыбнулась.
— Говорят, Бритоголовый скормил бы их вашим драконам. Жизнь за жизнь. За каждую мертвую Медную Бестию он убивал бы ребенка.
Дени ковырялась в тарелке с едой. Она не смела глядеть в сторону Гразара и Кеззы, боясь расплакаться. Сердце Бритоголового жестче моего. Они спорили о заложниках полдюжины раз. «Сыны Гарпии смеются в своих пирамидах, — еще сегодня утром говорил ей Скахаз. — Какой смысл в заложниках, если вы не снимаете с них головы?» В его глазах она оставалась всего лишь слабой женщиной. Хаззеа было достаточно. Какой смысл в мире, если за него приходится платить кровью маленьких детей?