— Я не говорила этого. Я просто… присматривай за ними, и все.
После этих слов она почувствовала себя глупо. Она всегда чувствовала себя немного глупой, когда была с Даарио. Застенчивой и бестолковой маленькой девочкой. Что он обо мне подумает? Она сменила тему:
— Овечий народ отправит нам провизию?
— Зерно доставят на барже по Скахазадхану, моя королева, а другие товары — караваном через Кхизай.
— Скахазадхан? Нет, река закрыта для нас. Море тоже. Посмотри на суда, оставшиеся в заливе. Квартийцы разогнали треть наших рыбаков и еще одну треть захватили. Остальные боятся покинуть порт. Это положило конец и той незначительной торговле, которую мы умудрялись вести.
Даарио выбросил огрызок груши.
— У квартийцев в венах молоко вместо крови. Они побегут при одном виде ваших драконов.
Дени не хотела говорить о драконах. Фермеры все еще прибывали на ее суд с обгоревшими костями и жалобами на недостающих овец, хотя Дрогон так и не вернулся в город. Некоторые говорили, что видели его к северу от реки, над травами дотракийского моря. Внизу в яме Визерион разорвал одну из цепей; каждый день он и Рейегаль все больше дичали. Ее Безупречный доложил, что однажды железные двери раскалились докрасна, и никто не смел прикоснуться к ним в течение целого дня.
— И еще Астапор осажден.
— Это я знаю — один из Длинных Копий прожил достаточно долго, чтобы рассказать, как люди едят друг друга в Красном Городе. Он заявил, что скоро придет и очередь Миэрина, тогда я вырвал его язык и бросил псине. Ни одна собака не станет есть язык лжеца. Но пес сожрал, и я понял, что сказанное — правда.
— Война идет и в моем городе, — она поведала ему о Сынах Гарпии и Медных Бестиях, о крови на кирпичах. — Мои враги повсюду: как за стенами, так и внутри.
— Нападайте, — тут же ответил он. — Человек, окруженный врагами, не удержит защиту. Он может попытаться, но пока парирует меч, получит топор в спину. Нет. Сталкиваясь с множеством противников, выбери самого слабого, убей его, переступи через тело — и беги.
— И куда мне бежать?
— В мою постель. В мои объятья. В мое сердце.
Золотые эфесы аракха и стилета Даарио имели форму обнаженных женщин в распутных позах. Он погладил их большими пальцами крайне неприличным жестом и похабно улыбнулся.
Дени почувствовала, как кровь приливает к лицу. Это было почти так же, как если бы он ласкал ее. Подумает ли он, что я тоже распутная, если я затащу его в свою постель? В его присутствии она желала быть распутницей. Я никогда не должна оставаться с ним наедине. Он слишком опасен, чтобы держать его рядом.
— Зеленая Грация говорит, мне нужен король-гискарец, — сказала она, волнуясь. — Она убеждает меня выйти за благородного Хиздара зо Лорака.
— Этого? — Даарио усмехнулся. — Почему не Серого Червя, если вы хотите евнуха в своей постели? Вы хотите короля?
Я хочу тебя.
— Я хочу мира. Я дала Хиздару девяносто дней на то, чтобы покончить с убийствами. Если он справится, я возьму его в мужья.
— Возьмите меня в мужья. Я сделаю это за девять.
Ты знаешь, я не могу это сделать, чуть не сказала она.
— Вы сражаетесь с тенями, а нужно — с теми, кто их отбрасывает, — продолжил Даарио. — Я говорю: убейте их всех и заберите их сокровища. Шепните приказ, и ваш Даарио сложит груду голов выше этой пирамиды.
— Если бы я знала, кто они…
— Зхаки, Пали и Мерреки. Они, и все остальные. Великие Господа. Кто еще это может быть?
Он одинаково отважен и жесток.
— У нас нет доказательств их вины. Ты предлагаешь мне убить своих подданных?
— Ваши подданные с радостью убили бы вас.
Его так давно не было, что Дени почти забыла, каков он. Наемники по природе вероломны, напомнила она себе. Непостоянны, коварны, жестоки. И он никогда не станет другим. В нем никогда не будет ничего королевского.
— Пирамиды укреплены, — объяснила она ему. — Мы могли бы захватить их только ценой больших потерь. Как только мы нападем на одну, другие тут же восстанут против нас.
— Тогда выманите их из пирамид под каким-нибудь предлогом. Свадебная церемония подойдет. Почему нет? Пообещайте свою руку Хиздару, и все Великие Господа явятся на ваше венчание. И, когда они соберутся в Храме Граций, мы набросимся на них.
Дени пришла в ужас. Он чудовище. Галантное, но все же чудовище.
— Ты принимаешь меня за Короля-Мясника?
— Лучше быть мясником, чем мясом. Все короли — мясники. Разве королевы другие?
— Эта королева — да.
Даарио пожал плечами.
— Большинство королев только и делают, что согревают постель какому-нибудь королю и плодят ему сыновей. Если вы желаете быть такой королевой, то лучше выходите за Хиздара.
Она вспыхнула от гнева.
— Ты забыл, кто я?
— Нет. А ты?
Визерис снес бы голову за такую дерзость.
— Я кровь дракона. Не смей меня поучать, — когда Дени встала, львиная шкура соскользнула с ее плеч и свалилась на землю. — Оставь меня.
Даарио размашисто поклонился.
— Я живу, чтобы повиноваться.
Когда он ушел, Дени позвала сира Барристана.
— Я хочу, чтобы Вороны-Буревестники уехали обратно в поля.
— Ваше Величество? Они только вернулись…
— Я хочу, чтобы они ушли. Пусть разведывают юнкайские окрестности и защищают караваны, следующие через перевал Кхази. Впредь Даарио должен докладывать вам. Заплатите все, что ему причитается, вплоть до последней монеты и проследите, чтобы его людям выдали хорошее жалование. Но ни в коем случае не подпускайте его ко мне.
— Как скажет Ваше Величество.
В ту ночь она не могла уснуть, только беспокойно вертелась и металась в своей постели. Она дошла даже до того, что вызвала Ирри в надежде успокоить себя ее ласками, но вскоре оттолкнула дотракийку. Ирри была нежной, мягкой и старательной, но она не была Даарио.
Что я наделала? думала она, свернувшись калачиком в пустой кровати. Я так долго ждала, когда он вернется, и отослала его прочь.
— Он сделал бы из меня чудовище, — прошептала Дени, — королеву-мясника.
Но потом она подумала о Дрогоне, который был где-то далеко, и о драконах в яме. Мои руки тоже в крови, и в крови мое сердце. Мы не такие уж и разные, Даарио и я. Мы оба чудовища.
Пропавший лорд
Это не могло занять у него столько времени, повторял себе Гриф, меряя шагами палубу "Робкой Девы".
Неужели вслед за Тирионом Ланнистером они потеряли и Халдона? Может, его захватили волантийцы? Надо было послать с ним Дакфилда. Когда Халдон один, на него нельзя положиться. Он уже показал себя в Селхорисе, позволив карлику сбежать.
"Робкая Дева" была пришвартована в неприглядной части длинной, хаотично устроенной набережной, между накренившейся парусной лодкой, годами не покидавшей пристани, и ярко раскрашенной баржей бродячих актеров, которые оказались шумным и веселым сборищем: они беспрестанно зачитывали друг другу монологи, и большую часть времени пребывали в подпитии.
День был жарким и влажным, похожим на все предыдущие дни с тех пор, как они покинули Печали. Безжалостное южное солнце палило над запруженной людьми набережной Волон-Териса, однако жара заботила Грифа в самую последнюю очередь. Золотые Мечи разбили лагерь в трех милях к югу от города, гораздо севернее того места, чем он предполагал, а триарх Малакво выступил на север с пятью тысячами пехотинцев и тысячей всадников, чтобы отрезать их от дороги к устью реки. Дейенерис Таргариен по-прежнему находилась очень далеко, а Тирион Ланнистер… что ж, он мог быть где угодно. Если бы боги были милостивы, то отрубленная голова Ланнистера находилась бы сейчас на полпути к Королевской Гавани, но скорее всего карлик цел и невредим. И, затаившись где-нибудь неподалеку, пьет не просыхая и замышляет новую подлость.
— Семь преисподних, куда подевался Халдон? — пожаловался Гриф леди Леморе. — Сколько нужно времени, чтобы купить трех лошадей?
Она пожала плечами:
— Милорд, не будет ли безопаснее оставить мальчика здесь, на корабле?
— Безопаснее — да. Но разумно ли — не думаю. Он стал теперь взрослым мужчиной, и эта дорога была уготована ему с рождения.
У Грифа едва хватало терпения для подобных препирательств. Он устал скрываться, устал ждать и бояться. У меня нет времени на предосторожности.
— Все эти годы мы как могли старались, чтобы принца Эйегона не раскрыли, — напомнила ему Лемора. — Я понимаю, что когда-нибудь придет время, он смоет краску с волос и заявит о себе, но это время еще не наступило. Только не в лагере наемников.
— Если Гарри Стрикленд желает ему зла, то мы не сможем защитить его, укрывая на "Робкой Деве". Под началом у Стрикленда — десять тысяч мечей. У нас же — только Утка. У Эйегона есть все задатки настоящего принца. Они должны увидеть это — и Стрикленд, и все остальные. Ведь они его люди.
— Да, его люди, потому что их купили и им за это платят. Десять тысяч вооруженных чужаков, лагерных нахлебников и шлюх. И каждый из них может в одиночку погубить все наши начинания. Если за голову Хугора давали титул лорда, то во сколько Серсея Ланнистер оценит законного наследника Железного Трона? Вы не знаете этих людей, милорд. Уже больше десяти лет прошло с вашего последнего похода с Золотыми Мечами, а ваш старый друг давно мертв.
Черное Сердце. Майлз Тойн был так полон жизни, когда Гриф видел его в последний раз. Не верится, что его больше нет. Теперь Бездомный Гарри Стрикленд занял его место, а на пике красуется еще один позолоченный череп. Он знал, что в словах Леморы немало правды. Кем бы ни были их отцы и деды в Вестеросе до изгнания, теперь Золотые Мечи стали наемниками, а наемникам верить нелья. Но всё же…
Прошлой ночью ему опять снилась Каменная Септа. Один, с мечом в руке, он бежал от дома к дому, выбивая двери, взлетая по лестницам, перепрыгивая с крыши на крышу. В ушах звенели голоса далеких колоколов. Глубокий гул бронзы и серебристые перезвоны отдавались в голове. Эта сводящая с ума какофония шумов нарастала, и в какой-то момент ему показалось, что череп вот-вот взорвется.