— Я не глухой, Ваше Великолепие. Я буду повиноваться, — Скахаз достал из рукава пергаментный свиток. — Ваше Почтение должны взглянуть на это. Список всех миэринских судов, участвующих в блокаде, с их капитанами. Все — Великие Господа.
Дени изучила свиток. Все правящие семьи Миэрина были перечислены: Хазкар, Меррек, Кваззар, Зхак, Рхаздар, Гхазиин, Пал, даже Резнак и Лорак.
— Что я должна сделать с этим списком?
— У каждого из этого списка есть родственники в городе. Сыновья и братья, жены и дочери, матери и отцы. Пусть мои Медные Бестии схватят их. Их жизни вернут вам эти корабли.
— Если я отправлю Медных Бестий в пирамиды, это будет означать войну внутри города. Я должна верить Хиздару. Я должна надеяться на мир.
Дени поднесла пергамент к свече и смотрела, как имена расплывались в пламени, пока Скахаз сердито глядел на нее.
Позднее сир Барристан говорил ей, что брат Рейегар гордился бы ею. Дени вспомнила слова сира Джораха, сказанные в Астапоре: Рейегар сражался отважно, Рейегар сражался благородно, Рейегар сражался честно. И Рейегар умер.
Когда она спустилась в пурпурный мраморный зал, то нашла его почти пустым.
— Сегодня нет просителей? — спросила Дени у Резнака мо Резнака. — Никто не жаждет справедливости или серебра за овец?
— Нет, Ваше Почтение. Город в страхе.
— Бояться нечего.
Но тем же вечером она узнала, что поводов для страха хватает. Когда ее юные заложники Миклаз и Кезмия накрывали стол для простого ужина из осенних овощей и имбирного супа, вошла Ирри с сообщением, что вернулась Галазза Галар, и с ней — Голубые Грации из храма.
— Серый Червь тоже пришел, Кхалиси. Они просят разрешения немедленно поговорить с вами.
— Приведи их в мой зал. И позови Резнака и Скахаза. Зеленая Грация сказала, в чем дело?
— Астапор, — ответила Ирри.
Первым заговорил Серый Червь:
— Он появился из утреннего тумана — умирающий всадник на бледной лошади. Его кобыла шаталась, приближаясь к городским воротам. Её бока были розовыми от крови и пены, глаза вращались в ужасе. Всадник закричал: "Он горит, он горит", и выпал из седла. За вашим слугой послали, и он приказал отправить всадника к Голубым Грациям. Когда ваши слуги внесли его в город, он снова закричал: "Он горит". Под токаром он оказался худым как скелет, одни кости и воспаленная плоть.
Одна из Голубых Граций продолжила рассказ:
— Безупречные привели этого мужчину в храм, где мы раздели его и омыли в прохладной воде. Его одежда была грязной, а мои сестры обнаружили обломок стрелы в его бедре. Хоть он и отломил древко, наконечник остался внутри. Рана омертвела и отравляла его. Он умер через час, все еще крича, что "он горит".
— Он горит, — повторила Дейенерис. — Кто "он"?
— Астапор, Ваше Сиятельство, — ответила другая Голубая Грация. — Он сказал это один раз. Он сказал: "Астапор горит".
— Должно быть, это говорила его лихорадка.
— Ваше Сиятельство рассуждает мудро, — произнесла Галазза Галар, — но Эззара видела кое-что еще.
Голубая Грация по имени Эззара сложила руки и пробормотала:
— Моя королева, его лихорадка была не от стрелы. Он обмарался, и не единожды, а много раз. Пятна доходили до колен, а в его экскрементах была высохшая кровь.
— Серый Червь сказал, что это его лошадь истекала кровью.
— Это правда, Ваше Величество, — подтвердил евнух. — Бледная кобыла была в крови из-за его шпор.
— Может, и так, Ваше Сиятельство, — отозвалась Эззара, — но кровь смешалась с его калом. Она испачкала его исподнее.
— Он истекал кровью из кишок, — добавила Галазза Галар.
— Мы не можем быть уверены, — заметила Эзарра, — но, вероятно, Миэрину надо бояться не только копий Юнкая.
— Мы должны молиться, — сказала Зеленая Грация. — Боги послали нам этого человека. Он пришел как предвестник. Он пришел как знак.
— Знак чего? — спросила Дени.
— Знак гнева и гибели.
Она не хотела верить:
— Он был один. Один больной со стрелой в ноге. Это лошадь привезла его сюда, а не бог.
Бледная кобыла. Дени резко встала.
— Я благодарю вас за советы и за все сделанное для этого бедняги.
Зеленая Грация поцеловала руку Дени, прежде чем уйти.
— Мы будем молиться за Астапор.
И за меня. О, помолитесь за меня, миледи. Если Астапор падет, уже ничто не помешает юнкайцам повернуть на север.
Она обратилась к сиру Барристану:
— Пошлите гонцов в горы за моими кровными всадниками. И еще позовите Бурого Бена с Младшими Сыновьями.
— И Воронов-Буревестников, Ваше Величество?
Даарио.
— Да, да.
Всего три ночи назад Даарио приснился ей, лежащий мертвым у дороги и незряче смотрящий в небо, где вороны дрались над его трупом. В другие ночи она воображала, что он предал ее, как когда-то предал своих товарищей, капитанов Воронов-Буревестников. Он принес мне их головы. Что если он с отрядом вернется в Юнкай, чтобы продать её за горшок с золотом? Он не способен на это. Или способен?
— И Воронов-Буревестников. Отправьте за ними сейчас же.
Младшие Сыновья вернулись первыми — через восемь дней после вызова королевы. Когда сир Барристан сказал, что её капитан желает говорить с ней, она на мгновение подумала, что это Даарио, и ее сердце вздрогнуло. Но упомянутым капитаном оказался Бурый Бен Пламм.
У Бурого Бена было обветренное лицо в шрамах, кожа цвета старого тикового дерева, седые волосы и морщины в уголках глаз. Дени так обрадовалась, увидев это жесткое коричневое лицо, что обняла капитана. Его глаза весело прищурились.
— Я слышал, Ваше Величество собирается замуж, — сказал он, — но никто не предупредил, что за меня.
Все засмеялись, даже Резнак фыркнул, но смех прекратился, когда Бурый Бен произнес:
— Мы поймали трёх астапорцев. Вашему Почтению лучше бы послушать, что они говорят.
— Приведите их.
Дейенерис приняла их в самом величественном из своих залов, где высокие свечи горели среди мраморных колонн. Заметив, что астапорцы истощены, она тут же послала за едой. От дюжины людей, выбравшихся вместе из красного города, остались только эти трое: каменщик, ткачиха и сапожник.
— Что случилось с остальными? — спросила королева.
— Убиты, — ответил сапожник. — Юнкайские наемники бродят в холмах к северу от Астапора и охотятся на тех, кто сумел сбежать от огня.
— Значит, город пал? Его стены были толстыми.
— Это верно, — сказал каменщик, человек со сгорбленной спиной и слезящимися глазами, — но еще они были старыми и осыпающимися.
Ткачиха подняла голову:
— Каждый день мы твердили друг другу, что королева драконов вернется, — у женщины были тонкие губы и мутные мертвые глаза на щуплом и узком лице. — Клеон послал за вами, и говорили, что вы непременно придете.
Он посылал за мной, подумала Дани. По крайней мере, это правда.
— За нашими стенами юнкайцы грабили наши поля и резали скот, — продолжал сапожник. — Внутри города мы голодали. Мы ели кошек, крыс и кожу. Шкура лошади была пиром. Король-Головорез и Королева-Шлюха обвиняли друг друга в людоедстве. Мужчины и женщины собирались тайком и тянули жребий; того, кто вытаскивал черный камень, сжирали. Те, кто винили во всех бедах Кразниса мо Наклоза, разграбили и сожгли его пирамиду.
— Другие обвиняли Дейенерис, — сказала ткачиха, — но большинство из нас по-прежнему вас любили. "Она в пути, — говорили мы друг другу, — она идет во главе огромного войска, у неё есть пища для всех".
Я с трудом могу прокормить свой собственный народ. Если бы я пошла на Астапор, то потеряла бы Миэрин.
Сапожник рассказал, как отрыли тело Короля-Мясника и одели его в доспехи, потому что у Зеленой Грации Астапора было видение, что он избавит их от юнкайцев. Облаченный в броню и смердящий, труп Клеона Великого привязали на спину истощенной лошади, чтобы возглавить вылазку остатков его новых Безупречных. Однако они попали прямо в железные зубы легиона из Нового Гиса и были безжалостно истреблены.
— Потом Зеленую Грацию посадили на кол на Площади Наказаний и оставили умирать. В пирамиде Улхора оставшиеся в живых устроили большой пир на полночи, и последнее блюдо запивали отравленным вином, так как никто не хотел проснуться утром. Вскоре пришли болезни: кровавый понос убивал трех из четырех, пока толпа умирающих не сошла с ума и не убила стражу на главных воротах.
Старый кирпичник перебил:
— Нет. Это сделали здоровые, чтобы убежать от поноса.
— Какая разница? — спросил сапожник. — Растерзали стражу и открыли ворота. Легионы Нового Гиса хлынули в Астапор, за ними — юнкайцы и конные наемники. Королева-Шлюха погибла сражаясь, с проклятьями на устах. Король-Головорез сдался и был брошен в бойцовую яму. Там его растерзала стая голодных собак.
— Даже тогда некоторые говорили, что вы придете, — сказала ткачиха. — Они клялись, что видели вас летящей над юнкайскими лагерями верхом на драконе. Каждый день мы ждали вас.
Я не могла прийти, подумала королева, я не осмелилась.
— А когда город пал? — настойчиво спросил Скахаз, — Что случилось потом?
— Началсь бойня. Храм Граций был переполнен больными, молившими богов об исцелении. Легионы запечатали двери и подожгли храм. Через час пожары горели по всему городу. Они распространялись, соединялись с другими. Толпы на улицах метались, убегая от огня, но выхода не было. Юнкайцы заперли ворота.
— И все же вы сбежали, — сказал Бритоголовый. — Как?
Ответил старик:
— Я кирпичник, как мой отец и дед. Дед построил наш дом у городской стены. Было нетрудно каждую ночь вытаскивать по несколько кирпичей. Когда я рассказал об этом друзьям, они помогли мне укрепить туннель, чтобы тот не обвалился. Мы все сошлись на том, что было бы неплохо иметь собственный выход про запас.
Я оставила вам совет, подумала Дени, целителя, ученого и священника. Она еще помнила, каким увидела красный город в первый раз: высохшим и пыльным за к