– Содрал немного кожи, как я понимаю. Несколько небольших кусочков. Ничего существенного.
– Он безумен?
– Возможно. Это имеет значение?
Вонючка не мог больше этого слушать.
– Пожалуйста, м’лорд, м’леди, это какая-то ошибка.
Он упал на колени, дрожа как лист в зимнюю бурю, слёзы бежали по его впалым щекам.
– Я не он, я не Перевёртыш, он погиб в Винтерфелле. Меня зовут Вонючка.
Он должен помнить своё имя.
– Вонючка-белоручка.
Глава 33. Тирион
Только на седьмой день плаванья отправившейся из Волантиса «Селейсори Кхоран» Пенни наконец показалась из своей каюты. Она выползла на палубу – ни дать ни взять какая-нибудь робкая лесная зверушка, выбирающаяся после долгой зимней спячки.
Смеркалось, и красный жрец разжёг ночной огонь в большой железной жаровне посередине корабля, а команда собралась вокруг для молитвы. Голос Мокорро напоминал рокот барабана, доносившийся нараставшим гулом откуда-то из глубин его мощного тела.
– Благодарим тебя за солнце, что согревает нас, – молился он. – Благодарим тебя за звёзды, что охраняют нас в плавании через холодное черное море.
Жрец был огромным – выше сира Джораха и толще его в два раза, одетым в красные одежды, расшитые оранжевыми атласными языками пламени по краям рукавов, подолу и воротнику. Кожа жреца была чёрной как сажа, волосы – белыми как снег, а на щеках и на лбу вытатуированы жёлтые и оранжевые языки пламени. У него имелся железный посох, длиной не уступавший росту хозяина и увенчанный драконьей головой; когда жрец бил им о палубу, пасть дракона изрыгала потрескивающее зелёное пламя.
Его стражники – пять рабов-воинов Огненной Длани – пели ответные слова молитвы. Они возносили песнопения на языке Старого Волантиса, но Тирион слышал много молитв, чтобы уловить суть. «Зажги наш огонь и защити нас от тьмы… и снова пятое-десятое… озари наш путь и согрей нас, ночь темна и полна ужасов, убереги нас от всякой жути… и так далее в том же духе».
Впрочем, он не стал озвучивать эти свои мысли. Тирион Ланнистер вовсе не нуждался в богах, но на этом корабле разумнее было выказывать определенное почтение к красному Рглору. Как только корабль отошел достаточно далеко от берега, Джорах Мормонт снял с Тириона кандалы, и Бесу не хотелось давать рыцарю повод снова их на него нацепить.
«Селейсори Кхоран» представляла собой неуклюжую лохань водоизмещением пятьсот тонн с глубоким трюмом, высокими надстройками на носу и корме и одной-единственной мачтой между ними. На баковой надстройке торчала нелепейшая резная фигура – какой-то изъеденный червями деревянный сановник со свитком подмышкой, по виду страдающий запором. Тирион в жизни не видел более уродливого корабля.
Команда была ничуть не краше. Капитан – чёрствый сквернослов с брюшком и близко посаженными алчными глазами – прескверно играл в кайвассу и совсем не умел проигрывать. Ещё на корабле служили четыре его помощника – все вольноотпущенники, и пятьдесят приписанных к кораблю рабов – у каждого на щеке было вытатуировано грубое подобие носовой фигуры кога. Сколько ни твердил Тирион морякам, что его зовут Хугор Хилл, они предпочитали звать его Безносым.
Три помощника и добрых три четверти команды были рьяными почитателями Владыки Света. В отношении капитана Тирион был не совсем уверен – тот каждый раз выходил к вечерней молитве, но никакого участия в ней не принимал. Однако настоящим хозяином «Селейсори Кхоран» был Мокорро – по крайней мере, на время этого путешествия.
– Владыка Света, благослови раба твоего Мокорро и озари ему путь в тёмных краях этого мира, – гудел красный жрец. – Защити твоего благочестивого раба Бенерро. Даруй ему отвагу. Даруй ему мудрость. Наполни его сердце огнем.
В этот момент Тирион заметил Пенни – та наблюдала за представлением с крутой лестницы, ведущей под кормовую надстройку. Карлица стояла на нижней ступеньке, так что видна была только голова. Под капюшоном в свете жаровни ярко блестели её большие глаза. При ней была собака – тот самый большой серый пес, на котором она ездила во время потешных турниров.
– Миледи, – тихо позвал Тирион. Конечно, никакая она не леди, но он никак не мог заставить себя произнести эту её нелепую кличку и, тем более, не собирался называть ее «девушка» или «карлица».
Она отпрянула назад:
– Я... я вас не заметила.
– Немудрено, я же невелик.
– Мне... мне было нехорошо...
Пес гавкнул.
«Убита горем, ты хотела сказать».
– Если я могу чем-то помочь...
– Нет, – и она тут же скрылась внизу – в каюте, которую делила со своими псом и свиньёй. Тирион не мог её винить. Команда «Селейсори Кхоран» несказанно обрадовалась, стоило ему ступить на борт: в конце концов, карлик сулит удачу. Матросы терли ему голову на счастье так часто и рьяно, что Тирион чудом не лишился всей шевелюры. Но вот Пенни встретили куда более неоднозначно: она, конечно, тоже была карлицей, но при этом – женщиной, а женщина на судне – к беде. На каждого матроса, пытавшегося потереть ей голову на счастье, приходилось трое, бормочущих себе под нос проклятия при ее появлении.
«И мой вид только бередит её раны. Мерзавцы отрезали её брату голову в надежде, что это моя голова, и все же я сижу тут, словно какая-то проклятая горгулья, и твержу свои глупые утешения. На её месте единственным моим желанием было бы спихнуть меня в море».
Сам он не испытывал к девушке ничего, кроме жалости. Она не заслужила того кошмара, с которым столкнулась в Волантисе – и её брат тем более не заслуживал уготованной ему участи. Последний раз, когда Тирион видел карлицу – перед тем, как они покинули порт, её заплаканные глаза были похожи на две страшные ямы, красневшие на бледном изнуренном лице. К тому времени, как «Селейсори Кхоран» поднял паруса, Пенни закрылась в каюте со своими животными, но ночью оттуда доносились её рыдания. Только вчера Тирион слышал, как один из помощников капитана заявил, что не худо бы выкинуть карлицу за борт, пока она не утопила судно в слезах. Тирион был не вполне уверен, что он шутит.
Когда вечерняя молитва окончилась, команда вновь разбрелась по кораблю – кто-то на вахту, кто-то ужинать, выпить рому или в свой гамак спать. Мокорро, как и все прежние ночи, остался у огня. Красный жрец спал днём, но бодрствовал в тёмное время суток, поддерживая священное пламя, чтобы поутру к ним могло вернуться солнце.
Тирион присел напротив на корточки и вытянул зябнущие от ночного холода руки над жаровней. Первое время Мокорро даже не замечал его, таращась в мерцающее пламя, словно забывшись в каком-то наваждении. «Неужели он и правда, как утверждает, видит грядущее?» Если так, то это зловещий дар. Наконец, жрец поднял глаза и встретился взглядом с Тирионом.
– Хугор Хилл, – сказал он, торжественно склонив голову. – Ты пришел помолиться со мной?
– Кое-кто сказал мне, что ночь темна и полна ужасов. Что ты видишь в этом огне?
– Драконов, – ответил Мокорро на общем языке Вестероса. Он говорил по-вестеросски очень хорошо, почти без акцента – без сомнения, это была одна из причин, по которым верховный жрец Бенерро выбрал именно его донести свет веры в Рглора до Дейенерис Таргариен. – Драконов – старых и молодых, истинных и ложных, светлых и тёмных. И тебя. Маленького человечка с большой тенью, замешанного во все это.
– Замешанного? Это ты про такого-то душку, как я? – Тириону это почти польстило. «Именно этого он и добивается – любому дураку приятно слышать, какой он важный». – Может, это ты Пенни видел в огне. Мы почти одного роста.
– Нет, друг мой.
«Друг мой? Это когда же, интересно знать, мы успели подружиться?»
– Не узрел ли ты там, долго ли ещё нам плыть до Миэрина?
– Не терпится увидеть избавительницу мира?
«И да, и нет. Избавительница мира может отчикать мне голову или скормить драконам на десерт».
– Нет, это не про меня, – сказал Тирион. – Для меня главное – маслины. Боюсь, что состарюсь и умру, прежде чем попробую хоть одну. По мне, быстрее добраться вплавь по-собачьи, чем на этом судне. Вот скажи, этот ваш Селейсори Кхоран был триархом или черепахой?
Красный жрец усмехнулся:
– Ни то, ни другое. «Кхоран» – это... не правитель, а тот, кто ему служит и советует, помогает вести дела. Вы, вестеросцы, сказали бы «стюард» или «магистр».
«Или Десница короля?» – это его позабавило.
– А «селейсори»?
Мокорро дотронулся до носа:
– Источающий приятный аромат. Как это по-вашему – благоухающий? Душистый?
– Так значит, «Селейсори Кхоран» означает «вонючий стюард», примерно так?
– Скорее, «благоухающий стюард».
Тирион криво улыбнулся:
– Я, пожалуй, остановлюсь на «вонючем». Но спасибо за наставление.
– Рад, что просветил тебя. Возможно, когда-нибудь ты позволишь также наставить тебя в истине Рглора.
– Когда-нибудь.
«Когда моя голова окажется на пике».
Каморку, которую он делил с сиром Джорахом, можно было назвать каютой только из вежливости. Сырая, тёмная, зловонная клетушка, куда едва влезли два спальных гамака – один над другим. Мормонт растянулся в нижнем, медленно покачиваясь в такт движению корабля.
– Девушка, наконец, высунула нос на палубу, – сообщил ему Тирион. – Стоило ей завидеть меня, как она рванула обратно вниз.
– Зрелище из тебя неприглядное.
– Ну, не всем же быть красавчиками вроде тебя. Девчушка отчаялась. Я бы не удивился, если бы бедняжка прокралась наверх только для того, чтобы перемахнуть через борт и утопиться.
– Бедняжку зовут Пенни.
– Я знаю, как её зовут, – это имя Тирион возненавидел. Брат карлицы умер под именем Грош, но по-настоящему его звали Оппо. «Грош и Пенни. Самые мелкие монеты, наименее ценные – и, что хуже всего, они сами выбрали себе такие прозвища». От этого Тириону стало горько.
– Как бы её ни звали, ей нужен друг.
Сир Джорах сел в гамаке: