– Боги Севера обрушили свой гнев на лорда Станниса, – объявил Русе Болтон утром, когда все собрались в Большом Чертоге Винтерфелла на завтрак. – Он здесь чужак, и старые боги его не пощадят.
Дредфортцы одобрительно закричали, стуча кулаками о длинные деревянные столы. Винтерфелл был разрушен, но его гранитные стены всё еще защищали от ветра и непогоды. Здесь имелось в достатке еды и питья, хватало огня, чтобы обсохнуть после дежурства, места, чтобы высушить одежду, уютных уголков, чтобы прилечь и поспать. Лорд Болтон приказал заготовить дров на целых полгода, так что в Великом Чертоге всегда царили тепло и уют. У Станниса ничего этого не было.
Теон Грейджой не присоединился к возгласам одобрения. Так же как и Фреи, что не ускользнуло от его внимания. «Они тоже здесь чужаки», – подумал он, глядя на сира Эйениса Фрея и его сводного брата сира Хостина. Рождённые и выросшие в речных землях Фреи никогда не видели столько снега. «Север уже забрал трех их родичей». Теон вспомнил так и не найденных лордом Рамси людей, пропавших между Белой Гаванью и Барроутоном.
Сидевший на помосте между двумя рыцарями лорд Виман Мандерли из Белой Гавани уминал овсянку. Правда, с меньшим удовольствием, чем те пироги со свининой, которые он уплетал на свадьбе. Неподалеку однорукий Харвуд Стаут тихо разговаривал с мертвенно-бледным Амбером Смерть Шлюхам.
Теон вместе с другими стоял в очереди к медным котлам, из которых разливали кашу в деревянные миски. Он заметил, что у лордов и рыцарей были молоко, мёд и даже немного масла, чтобы подсластить еду, но не надеялся, что ему это предложат. Недолго же ему выпало побыть принцем Винтерфелла. Он сыграл свою роль в представлении, выдав подставную Арью замуж, и стал не нужен.
– Первая зима на моей памяти, когда снегу намело выше моей головы, – рассказывал стоявший перед ним человек с гербом Хорнвуда.
– Ага, но в ту зиму ты был всего три фута ростом, – отозвался всадник из Родников.
Прошлой ночью, мучаясь бессонницей, Теон задумался, как бы ускользнуть незамеченным, пока Рамси с отцом заняты своими делами. Но все ворота были заперты на засов и хорошо охранялись. Никто не мог войти в замок или покинуть его без позволения лорда Болтона. Даже если нашелся бы какой-то потайной ход, Теон не стал бы на него полагаться. Он не забыл Киру и её ключи. И даже если он выберется, куда ему податься? Отец мёртв, дядьям он не нужен. Пайк для него потерян. У него не осталось иного дома, кроме этого – среди костей Винтерфелла.
«Разрушенный замок для сломленного человека. Здесь мне самое место».
Он всё ещё ждал каши, когда в зал ввалился Рамси в сопровождении бастардовых мальчиков и потребовал музыки. Абель сонно потёр глаза, взялся за лютню и запел «Жену дорнийца». Одна из его прачек отбивала ритм на барабане. Но певец поменял слова. Теперь в песне он вкушал прелести не жены дорнийца, а дочери северянина.
«За такое можно лишиться языка, – подумал Теон, когда ему наполняли миску. – Он всего-навсего певец. Сдери ему лорд Рамси кожу с обеих рук – и никто слова не скажет». Но когда, услышав новые стихи, лорд Болтон улыбнулся, а Рамси захохотал, остальные тоже принялись смеяться. Желтый Дик так развеселился, что вино брызнуло у него из носа.
Леди Арья не могла разделить их веселье. Она не выходила из своих покоев со свадебной ночи. Кислый Алин говорил, что Рамси приковал её голой к кровати, но Теон знал, что это всего лишь слухи. Не было никаких цепей – по крайней мере, видимых человеческому глазу. Только пара стражников у дверей спальни, чтобы девушка никуда не ушла. «И голая она только когда моется».
А мылась она почти каждый вечер. Лорд Рамси хотел, чтобы жена была чистой.
– У неё, бедняжки, нет горничных. Так что остаешься ты, Вонючка. Не одеть ли тебя в платье? – расхохотавшись, предложил он Теону. – Пожалуй, это можно устроить, если сам попросишь. А пока довольно с тебя и роли банщицы. Я не потерплю, чтобы она воняла, как ты.
Так что каждый раз, когда Рамси хотел свою жену, Теону приходилось звать служанок леди Уолды или леди Дастин и таскать горячую воду с кухни. Хотя Арья никогда не разговаривала со служанками, те не могли не заметить её синяки. «Сама в этом виновата. Она ему не угодила».
– Просто будьте Арьей, – сказал он ей как-то раз, помогая забраться в ванну. – Ваш муж не хочет вас обижать. Он причиняет боль, только когда мы… когда мы забываемся. Лорд Рамси никогда не резал меня без причины.
– Теон… – прошептала она, рыдая.
«Вонючка».
Он сжал ей руку:
– Здесь я – Вонючка. Не забывайте, Арья.
Но девушка была не настоящей Старк, а лишь дочкой стюарда. «Джейни, её зовут Джейни. Она не должна просить у меня спасения». Теон Грейджой когда-то мог бы попытаться помочь ей. Но Теон был железнорожденным и куда храбрее Вонючки. «Вонючка, Вонючка, Вонючка-закорючка».
У Рамси сейчас есть новая игрушка для развлечений, с грудями и щёлкой… Но скоро слезы Джейни ему приедятся, и он снова возьмется за своего Вонючку.
«Рамси освежует меня дюйм за дюймом. Когда пальцы закончатся, отнимет у меня руки, а после пальцев на ногах – ноги. Но только когда я начну молить об этом, когда боль станет такой сильной, что я попрошу об избавлении». Вонючку точно не ждут горячие ванны. Ему запретят мыться, и он снова обрастет дерьмом. Одежда превратится в грязные и вонючие лохмотья, которые заставят носить, пока те не сгниют. Лучшее, на что он мог надеяться – возвращение на псарню, в компанию девочек Рамси. «Кира, – вспомнил Теон. – Рамси назвал новую сучку Кирой».
Он понёс миску в дальнюю часть зала и нашёл свободное место в нескольких ярдах от ближайшего факела. Большинство скамей ниже соли не пустовало ни днем, ни ночью. Там пили, играли в кости, болтали. Даже спали прямо в одежде в каком-нибудь уголке, пока сержант не будил пинком, давая понять, что пришло время снова надевать плащ и идти в караул. Но никто из этих людей не был рад обществу Теона Перевёртыша. Впрочем, и он не особо жаждал их компании.
Овсянка оказалась серой и водянистой, и после третьей ложки Теон отодвинул от себя миску. За соседним столом мужчины обсуждали бурю и размышляли, надолго ли зарядил снег.
– На весь день и всю ночь, а может и дольше, – утверждал грузный чернобородый лучник с вышитым на груди топором Сервина.
Несколько мужчин постарше вспоминали другие бури, называя нынешнюю лишь лёгкой порошей по сравнению с виденными в зимы своей юности. Жители речных земель были в ужасе.
«Эти южане не любят снег и холод».
Входившие в зал с улицы тут же жались к очагам или растирали руки над жаровнями, а с их плащей, повешенных у двери, стекала вода.
В зале было дымно, хоть топор вешай. Каша уже успела окончательно застыть, когда женский голос позади него произнес:
– Теон Грейджой.
«Меня зовут Вонючка», – едва не ответил он.
– Чего тебе?
Она перекинула ногу через скамью и, присев рядом с ним, откинула с глаз пышную прядь тёмно-рыжих волос.
– Почему вы едите в одиночестве, м’лорд? Пойдёмте, спляшем.
Он вернулся к своей каше:
– Я не танцую.
Принц Винтерфелла был умелым танцором, но Вонючка из-за недостающих пальцев на ногах смотрелся бы нелепо.
– Оставь меня в покое. У меня нет денег.
Женщина криво усмехнулась.
– Ты принял меня за шлюху?
Это была одна из «прачек» – высокая и тощая, слишком худая, чтобы назвать её хорошенькой… но было время, когда Теон всё равно бы переспал с ней, просто из интереса: каково это, когда тебя обвивают такие длинные ноги.
– А зачем мне здесь деньги? Что на них тут купишь? Немного снега? – захохотала она. – Ты бы мог заплатить мне улыбкой. Я ни разу не видела тебя улыбающимся, даже на свадьбе твоей сестры.
– Леди Арья мне не сестра.
«И я не улыбаюсь, – добавил он про себя. – Рамси ненавидел мою улыбку, поэтому прошёлся молотком по моим зубам. Я ем-то с трудом».
– И никогда не была моей сестрой.
– Но она хорошенькая девушка.
«Я никогда не была такой красивой, как Санса, но все говорили, что я хорошенькая», – слова Джейни эхом отдавались у него в голове в такт барабанам двух других прачек Абеля.
Ещё одна из них затащила Малого Уолдера Фрея на стол, чтобы научить танцевать. Все мужчины хохотали.
– Оставь меня в покое, – повторил Теон.
– Я пришлась м’лорду не по вкусу? Могу прислать вам Миртл, если хотите. Или Холли, может вы её предпочтете. Всем мужчинам нравится Холли. Они мне тоже не сёстры, но они милые.
Женщина склонилась ближе. От неё пахло вином.
– Если не хотите подарить мне улыбку, то расскажите, как захватили Винтерфелл. Абель сложит об этом песню, и вы будете жить вечно.
– Как предатель. Как Теон Перевёртыш.
– Почему не как Ловкий Теон? Мы слышали, что вы совершили дерзкий поступок. Сколько воинов у вас было? Сотня? Пятьдесят?
«Меньше».
– Это было безумием.
– Славным безумием. Говорят, у Станниса пять тысяч, но Абель утверждает, что даже с войском, превышающим это число в десять раз, невозможно взять эти стены. Так как вы пробрались внутрь, м’лорд? Какой-то потайной ход?
«С помощью верёвок и крюков. На моей стороне были темнота и внезапность. Замок слабо охранялся, а я застал их врасплох», – подумал Теон, но вслух ничего не сказал. Если Абель сложит об этом песню, Рамси, наверняка, для верности проткнёт Вонючке барабанные перепонки, чтобы тот никогда её не услышал.
– Вы можете доверять мне, м’лорд. Абель вот доверяет.
Прачка накрыла его затянутую в перчатку из кожи и шерсти ладонь своей обнажённой грубой рукой с длинными пальцами и изгрызенными ногтями.
– Вы не спросили, как меня зовут. Я Рябина.
Теон вырвал руку. Он знал, что это уловка. «Её подослал Рамси. Очередная шутка, типа Киры с ключами. Весёлая забава, вот и всё. Думает, что я сбегу и дам ему повод наказать меня